Воспоминание

огромном долгу перед вами. Вы столько лет заботились о моей дочери, разве не так?

— Да, — ответила Мег. Ее охватили расслабленность и блаженство, и она неожиданно поняла, почему мужчины так любят вино. И почему они не хотят, чтобы женщины пили. Когда испытываешь такие чувства, бессмысленно говорить о том, что может и что не может женщина… Во всяком случае, Мег сейчас была абсолютно уверена в себе. Она могла бы сделать что угодно.

— Расскажите мне про мою дочь, — сказала Алида наисладчайшим голосом. — Конечно, если вы хотите про нее рассказывать. Я боюсь, что сейчас она больше ваша дочь, чем моя.

— Ох, нет, ни в коем случае, — сказала Мег, зная, что лжет. Оба ребенка были ее. Но смутное чувство, возникшее благодаря вину, подсказывало ей, как следует поступать.

— Тогда вы не будете возражать против того, чтобы поговорить о них? — сказала Алида, тонко намекая на то, что она хочет узнать об обоих детях. Затем, нахмурившись, она забрала бокал у Мег, испугавшись, что та заснет.

Ничего на свете не хотелось Мег больше, чем рассказывать о своих детях. Иногда ее просто бесил Уилл, когда он думал только о своей ферме, но не о них. Однажды он очень жестко сказал ей: «Не надо так привязываться к тому, что не твое». Она рассмеялась, потому что никто не был так привязан к детям, как он. Иногда Мег думала, что его любовь к ним сильнее ее любви. И именно потому, что его любовь такая сильная, он не мог говорить о них.

— Они странные дети, — нежно проговорила Мег. Ее мысли перенеслись на ферму. В сравнении с этим богатым домом ферма была очень бедной, но при всем этом она не отдала бы ни одной розочки с их двора за все это богатство. В те два дня, когда она ждала встречи с ее светлостью, ее не покидало чувство, что в этом доме есть что-то… да, что-то нездоровое. И теперь она желала лишь одного: побыстрее выполнить свою задачу и отправиться домой.

Ей доставило удовольствие вернуться мыслями на ферму, к Уиллу и детям, к их бесхитростному миру.

— Дети так похожи друг на друга, как будто это две части одного целого. Когда один проголодается, другой тоже голоден. Если один из-за чего-то заболеет, другой заболеет из-за этого же. Они любят одни и те же цвета, одну и ту же пищу. У них одинаковый характер. Они оба любят… — Мег задумалась, подыскивая слово. — Еще они оба любят играть и возиться, как обычные деревенские дети, — сказала она наконец.

Напрягаясь, Алида пыталась понять то, что она сейчас слышала. «Как несправедливо», — думала она. Дети любили все то, что она обычно подавляла.

Мег продолжала:

— Иногда дети часами не говорят друг с другом — у каждого своя работа на ферме, но можно спросить их, о чем «ни думают, и окажется, что об одном и том же.

Глаза Мег стали задумчивыми. Никого в жизни она не любила больше этих детей. Она была уверена, что никогда не попадет в рай из-за этой мысли, но иногда она была почти рада тому, что ее собственные дети умерли, ведь иначе она не могла бы провести эти годы с Талисом и Калли. Ее собственные дети не могли бы быть такими занимательными; они никогда не смогли бы вскочить на огромного черного коня и скакать на нем по полям и лугам. Ее собственная дочь никогда не рассказывала бы сказки по вечерам у огня.

Голова Мег поднялась, может быть, немного резко, так что она почувствовала головокружение. Как могла она подумать, что у этой женщины злые намерения? Наверное, ее сердце разрывалось от того, что ее милая восхитительная дочка была не с ней. Конечно, ей хочется узнать про нее все. Мег не пришло в голову, что, рассказывая Алиде все про ее дочь, она рассказывала ровно столько же и про мальчика, которого Алида, возможно, ненавидела.

— Дети думают и все делают в одном и том же темпе, и интересуются одним и тем же, — говорила Мег, думая о том, как это умно она сделала, что мимоходом упомянула про обучение. К моменту, когда она закончит рассказывать, леди Алида сама будет готова просить Мег нанять учителя для своей дочери.

22

Начав говорить о детях, Мег уже не могла остановиться. Девять лет жить вместе с ними, любить их — и никому о них не рассказывать! Ей было нельзя говорить о своих детях с соседями, потому что они очень отличались от их детей. На всех деревенских праздниках, если Уилл и разрешал им там присутствовать, они стояли в стороне от других детей. И люди инстинктивно понимали, что Калли и Талис совсем не такие, как их дети.

Сейчас же Мег могла говорить сколько душе было угодно. И она говорила. Она рассказывала о высокомерии Талиса, о том, как он иногда задевает чувства Калли. Талис никогда и не думал извиняться, если ему случалось обидеть Калли. Но вечером он клал в ее тарелку лучшие куски мяса. Тогда Калли, чтобы его отблагодарить, предлагала ему лучшие куски хлеба.

— Если вы будете отдавать все лучшее друг другу, вы в конце концов умрете с голоду, — не раз говорил им Уилл. Дети непременно возражали. Талис даже начинал длинную речь о том, как он и Калли не выносят друг друга, и Калли кивала, подтверждая его слова. Оба были слишком горды, чтобы признаться, чем они были друг для друга на самом деле.

— Их невозможно разлучить, — продолжала Мег. — Они не будут спать в разных комнатах. И они… — Она запнулась и в задумчивости посмотрела в сторону. — Они разговаривают друг с другом… мысленно

В смущении она посмотрела на леди Алиду. Лицо ее светлости выражало интерес, но в нем читалось и нечто вроде отвращения. Мег решила, что будет лучше не рассказывать про мысленные разговоры.

— Когда один порежет пальчик, другой чувствует это. Если ударите одного, другой тут же это почувствует. — Ни кто из детей не говорил об этом, но она очень хорошо помнила, как осторожно садилась Калли, когда Уилл выпорол Талиса.

Алида слушала, и с каждой новой фразой, произносимой Мег, ее все больше охватывала злоба. Вот доказательство того, что ее молитва не осталась без ответа. Господь не ответил на множество молитв, которые она вознесла к нему за девять месяцев ее последней беременности, которые она провела на коленях. Он не подарил ей сына. Но она молилась о том, чтобы в ее ребенка вошел дух той иностранки, и на эту молитву она получила ответ. Почему, почему он не мог откликнуться на ее просьбу о мальчике? О ее собственном мальчике, о наследнике? О сыне, здоровом душой и телом?

А старуха продолжает кудахтать о том, какие, мол, дети прелестные, добрые, любящие, как им нравится помогать другим людям. Это становится невыносимо! Ее пора остановить!

— Хорошо, — сказала Алида, — но у них должен быть хоть один недостаток. Или они не живые люди?

Спина Мег одеревенела от одной только мысли, что ее дети не были лучшими из того, что есть на свете.

— Да, конечно, у них есть недостатки. Они.. — Она запнулась, но вспомнила, что женщина была матерью Калли и ей можно довериться. — Они ревнивы, — сказала она нежно. — Они оба очень ревнивы

Алида слегка улыбнулась

— Но это, пожалуй, не такой уж большой недостаток. Мы все умеем ревновать. Пожалуйста, выпейте еще вина. Если вы не расскажете, каковы их дурные качества, я не смогу поверить в их достоинства.

Мег решила, что в этом есть смысл. Ведь, с другой стороны, не одно ли тщеславие удерживало ее от того, чтобы рассказать этой женщине всю правду о ее собственных детях?

— Их ревность сильнее, чем у большинства людей. Гораздо сильнее. Хуже всего Талис. Он не выносит, когда Калли обращает внимание на что-то кроме него. Однажды у нас был один мальчик, он дал Калли книгу. Талис несколько раз выходил из себя, потому что Калли смотрела на книгу этого мальчика. Талису постоянно нужно все ее внимание.

— А девочка? — Алида не смогла заставить себя назвать ее своей дочерью.

— Она… — Мег снова запнулась. Каким словом назвать главный грех Калли? — Калли поклоняется ему, — сказала она наконец.

Какое-то время Алида не могла произнести ни слова.