раза. Внезапно уразумел: белки примолкли. А раньше цокотали кругом - что твои греки…
Неслышно вышедший на крыльцо Аука узрел бывшего древореза с разинутым ртом, ухмыльнулся злорадно, положил бурдюк и, подкравшись, оглушительно хлопнул в ладоши. Ахнули в бору сухие отголоски, подпрыгнул Кудыка, навзрыд захохотал леший. Однако обижаться на подобные проказы было не принято…
- Куда белок-то дел? - буркнул Кудыка, забирая тяжелый тугой бурдючок.
Аука снова пригорюнился, присел на крылечко.
- Соседу проиграл… - признался он со вздохом. - Сначала зайцев, а потом уж и белок заодно… Всю ночь вчера на его делянку перегоняли… Ну ничего, не последний день живем, отыграюсь как-нибудь…
- Вас тут лес охранять поставили, - не стерпев, упрекнул Кудыка, - а вы вон зверье с места на место гоняете… Во что хоть играли-то?
- В зернь [72]… - уныло сказал Аука. - Еще-то во что?.. В таблеты мудреные пусть вон розмыслы играют, у них лбы поширше…
- В какие еще таблеты?
- Костяные, - проворчал Аука. - А то и деревянные… С клетки на клетку переставлять… Задору - никакого, а им, вишь, и не надоедает…
Леший был не прочь поболтать подольше, но Кудыку внизу, надо полагать, уже заждались. Пришлось проститься. Древорез приподнял за кольцо крышку, скрывающую лаз, и пустился в обратный путь, размышляя на ходу, насколько же все-таки навий мир отличается от внешней Яви. Все равны - ни дать ни взять холопы на боярском дворе, только вот самого боярина нигде не видно… Даже Завид Хотеныч, чью страшную власть Кудыка ощутил хребтом с первого мига, представлялся ему ныне кем-то вроде управляющего. Ходил всегда розмысл в сереньком скромном суконце и кушанья ему приносили в клеть из общего котла. Да и сотникам тоже. А уж о такой мелкой сошке, как десятники, и толковать нечего… Эти и вовсе питались в стольном погребе вместе с наладчиками и прочим работным людом.
Не околотись Кудыка на второй заставе, он бы, пожалуй, чего доброго, решил, что бояр, князей и самого царя-батюшку здесь заменяет светлое и тресветлое наше солнышко. Однако теперь, наглядевшись на хлопья окалины и уяснив, что не отдувши губ добросиянное на горку не вскатишь, бывший древорез подобную мысль и близко бы к себе не подпустил…
Внизу, на выходе из залома, Кудыку встретил озабоченный Ухмыл.
- Розмысл тебя искал, - сообщил он, отбирая бурдючок. - Да не трусь, мы уж сказали, что ты за дегтем побег…
Кудыка оглянулся растерянно - и вдруг сомлел, чуть в ров не ополз. По наканавнику, хрустя щебнем и твердо ставя посох, шествовал стопами насупленный незнакомый боярин в шубе и горлатной шапке. Такого здесь бывший древорез еще не видел. Опростоумев, он готов уж был пасть в ножки, но Ухмыл дернул за рукав.
- Каково, боярин, здравствуешь? - вроде бы дружески, а на самом деле с ехидцей обратился он к именитой особе.
Боярин не ответил, напыжился и прошел мимо. Ухмыл повернул к Кудыке злорадное мурло.
- Видал?.. Сердит еж!.. Привык, понимаешь, наверху, что все перед ним в пыль стелятся… По щебню-то, чай, в саночках не поездишь…
- Куда это он?.. - Кудыка потрясенно смотрел вслед.
- А тоже к розмыслу, - сплюнув, пренебрежительно отозвался Ухмыл. - Так что теперь можешь не торопиться. Сейчас ему Завид Хотеныч спеси-то поубавит… за вчерашнюю солонину! Да потом еще князюшка, небось, страху задаст…
- Князюшка? - беспомощно переспросил Кудыка.
- Долбосвят, - безобразно скривив рот, пояснил Ухмыл. - Мы ж к нему на кормление поставлены, два теплынских участка: наш и Люта Незнамыча… А остальных сволочане содержат…
Кудыка еще раз оглянулся на горлатную шапку. Эх, терпи, голова, в кости скована!.. Такая была в мозгах толкотня, что, казалось, еще немного - и родничок разойдется на темени…
Завид Хотеныч по обыкновению пробуравил Кудыку недобрым взглядом и указал точеной бородкой на скамью с прислоном.
- Садись, что стоишь?
Тот помялся и присел с опаской на краешек. Ох, натерпелся он страху, ожидаючи своей очереди. А уж когда открылась дверь да ступил из клети боярин с белыми незрячими глазами - как на весеннем ледку обломился Кудыка…
- Был у Люта Незнамыча, - скрипуче заговорил розмысл. - Видел твое рукомыслие…
Кудыка уж и вздохнуть боялся. А Завид Хотеныч он ведь такой: растопырит слово, что вилы, да и молчит.
- А ну-ка третий раздел двенадцатой главы Устава Работ! - внезапно потребовал розмысл.
Бывший древорез встрепенулся и задробил раздел частоговоркой наизусть. Завид Хотеныч слушал, коротко кивая.
- …да учнут катальные люди тулиться и ухороняться!.. - выпалил Кудыка все до последнего словца и преданно уставился на розмысла.
- А как считаешь, почему в Черной Сумеречи солнышко прямо в небе развалилось?
Тут Кудыка запнулся малость, однако быстро оправился.
- Средоотбойная сила превозмогла средоприбежную - вот и развалилось!..
Завид Хотеныч склонил точеную остролобую головушку несколько набок, хмыкнул уважительно.
- Не то, - сказал он с сожалением. - Но мозговница у тебя, конечно, смекалистая… Словом, каталой ты теперь, Кудыка, больше не будешь. С сегодняшнего дня ты у меня наладчик… На подъеме к извороту, о чем тебе ведомо, семь застав. Так вот расточишь уключины на всех оцепах [73], как расточил на втором… Починка, смазка - все твое. Спрашивать буду строго. Уразумел?
- Уразумел, Завид Хотеныч, - сам не веря такому счастью, ответил Кудыка.
Щелкали в стенной вдавлине высокие часы греческого литья, лежала там же короткая плоская доска, разбитая на белые и черные клетки. Не иначе - те самые таблеты, о которых сказывал задумчивый леший Аука…
- Так-то вот, брат Кудыка… - с неожиданной теплотой в голосе молвил розмысл. - Они там наверху власть делят, битвы учиняют, а подлинным-то делом занимаемся мы одни… Не будь нас, все бы давно прахом пошло… Устав, я вижу, ты освоил, да и осмотреться успел… Спрашивай, что непонятно.
Кудыка затрепетал. С перепугу чуть было снова не назвал розмысла батюшкой, да вовремя прикусил язык.
