был горький смех, и сердце мое истекало кровью и молило о прощении.
— Спасибо, — сказал он, и голос его чуть отрезвил меня. — Но я, хм, тебе не верю.
— Чему не веришь?
— Что ты желаешь мне счастливого дня рождения.
— Я просто сказала, что думаю.
Последовала долгая тишина. Моя тревога росла с каждой секундой.
— Желай ты мне счастливого дня рождения, пришла бы праздновать.
— Праздновать, — тупо повторила я.
— Да, не помнишь? Андреа тебя приглашала.
Я помнила. Всю неделю я думала об этом не переставая.
— Я не думала, что все еще приглашена. — У меня защемило сердце. — Я не думала, что ты хочешь меня видеть.
— Ну я хочу. Так поспеши. Ты опаздываешь.
Мы разъединились, и только теперь я села. Сет, наконец, позвонил. И он хочет меня видеть. Сейчас. Что же будет? Что мне делать?
Я взглянула на Обри и вздохнула:
— Думаешь, надо было оставить последний пакетик амброзии?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Сет упрекнул меня за опоздание, но Мортенсены со своими пятью дочерьми никогда не начинали вовремя. Так что никто, кроме Сета, не обратил внимания на мою задержку.
В таком хаосе никто не заметил и того, что мы с Сетом почти не разговариваем. Девочки болтали за всех сразу, и рядом с ними я чувствовала себя вполне сносно. Они, как всегда, не оставляли меня в покое, облепив со всех сторон, и тянули за рукава, чтобы привлечь к себе внимание. Общаясь с ними, я испытывала горькую радость. Уверенная, что мы с Сетом на грани разрыва, я в основном думала о том, что в последний раз провожу время с этой чудесной семьей.
Андреа наготовила и на день рождения, и на День благодарения. Как оказалось, Терри и Сет помогали ей, но я все же изумилась, как они управились со всем, одновременно опекая малышей. Я выразила Андреа свое восхищение.
— Родительский долг заставляет делать сразу десять дел, — объяснила она. — Сама увидишь, когда обзаведешься детьми.
Я вежливо улыбнулась, предпочтя не говорить, что никакие дети мне не светят.
— Кроме того, — усмехнулся Терри, — мы понимаем, что ты уже своего рода суперженщина. Сет рассказал о некой шумной вечеринке, которую ты устроила в магазине.
— Дядя Сет сказал, что это было круто, — добавила Бренди.
— Это был фестиваль, — поправила я, удивленно взглянув на Сета.
Я совершенно не могла понять его чувств ко мне. Он пел мне дифирамбы, он меня пригласил на день рождения. Все это никак не соответствовало ни моим ожиданиям после случая с Бастьеном, ни первоначальному потрясению Сета.
После обеда Сет развернул подарки, основная масса которых оказалась книгами, а также новыми экземплярами в его дурацкую коллекцию футболок.
— А где твой подарок? — спросила меня Кендалл.
— Я оставила его дома.
Потом мы болтали и валяли дурака, и чем больше я думала, куда приведет меня этот вечер, тем тревожнее становилось на душе. Когда праздник подошел к концу, Сет спросил, не хочу ли я куда-нибудь сходить.
Я перевела дыхание. Сейчас или никогда.
— Давай пойдем ко мне.
Вернувшись, мы расположились у меня на диване — соблюдая дистанцию — и говорили обо всем на свете, кроме наших взаимоотношений. Я рассказала ему о своей новой должности и приняла его поздравления. Он рассказал мне о некоторых интересных замечаниях фанатов, выслушанных, пока он подписывал книги. Минут через тридцать такого времяпрепровождения я не выдержала.
— Сет, что происходит? — потребовала я ответа. — С нами.
Он откинулся на спинку дивана:
— Я все гадал, когда мы перейдем к делу. Дальше уклоняться никак невозможно, а?
— Ну да. Это важно. Это не дискуссия о том, куда пойти пообедать… это о нас. О нашем будущем. Я хочу сказать, я… ты понимаешь. Ты знаешь, что я сделала.
— Знаю.
Какое-то время он изучал потолок и наконец обратил ко мне янтарно-карие глаза. В это мгновение я почти поняла, почему всегда кажется, будто он смотрит куда-то еще. Нелегко было выдержать его взгляд, направленный прямо на тебя. Его глаза словно излучали электричество.
— Разве у меня есть право прощать тебя?
— Э-э… нет. Ну, я не знаю.
Разговор повторял тот, что был у меня с Бастьеном. Он говорил мне то же самое, и, все взвесив, я решила, что не стоит на него сердиться. Так ли легко прощать тех, кого любишь?
— Врать не буду, Фетида, меня это задело. И до сих пор задевает. Но в некотором смысле… ну, это лишь один шаг от того, что ты делаешь обычно.
— Большой шаг.
Он засмеялся:
— Ты на чьей стороне? Пытаешься настроить меня против себя?
— Я просто пытаюсь убедиться, что ты на своей стороне.
— Ты всегда об этом переживаешь. Не беспокойся. Не совсем уж я тряпка.
— Я имела в виду не это. Я просто… Не знаю. Я не слишком гожусь для этих отношений.
— Я знаю. Я тоже. В моих былых связях я натворил кучу глупостей. Я заслуживаю нескольких кармических перевоплощений. Конечно, это не значит, будто я хочу, чтобы все так и продолжалось, но одна ошибка… одну ошибку я простить могу. Какой бы ни был у меня любовный опыт, твой все равно больше после не знаю уж скольких лет случайных, хм, гулянок.
— Многих лет, — неопределенно отозвалась я.
По некоторым соображениям мне не слишком хотелось сообщать Сету свой возраст. Услышав это, он насторожился и печально сощурился:
— Вот-вот. Еще и это. И чуть ли не хуже, чем то, что случилось. Ты продолжаешь в том же духе.
— В каком это?
— Ты ничего мне не рассказываешь. О себе. Словно боишься предстать передо мной такой, какая ты есть. Как я уже говорил, это и есть любовь. Открыться целиком. Я хочу узнать тебя. Я хочу знать о тебе все. Иногда мне кажется, что, каковы бы ни были мои чувства к тебе, я по-прежнему совершенно тебя не знаю.
— Я и для этого не слишком гожусь, — тихо сказала я.
Сет обнял меня и крепко прижал к себе. В этом порыве была какая-то свирепость, непоколебимая жажда обладания, взволновавшая мою кровь.
— В эту минуту ты весь мой мир… но я не могу так продолжать… если нет между нами искренности.
Он говорил нежно и любяще, но в его тоне я расслышала и предостережение. Я могла все испортить. В следующий раз не видать мне прощения.
Это меня слегка напугало, но я почувствовала гордость за него и сообразила, что мне и самой нужно многое в нем понять. Он был прав, говоря столь безапелляционно. Он не был тряпкой. Я сожалела о своих ошибках и, довольная, что прощена, не хотела, чтобы Сет тратил на меня свою жизнь, раз я даже не могу
