На полсекунды я задумалась. Мне очень нужна была энергия. Он, снедаемый порочными желаниями, которые негде удовлетворить, стал бы легкой добычей. Но займись я им сейчас, пришлось бы остаться в этом теле, чего делать не хотелось. То было мое любимое, постоянное обличье. Не стоило его марать. Поэтому я улыбнулась и отпустила парнишку с миром, про себя пожелав ему удачи в исполнении тайных желаний.
Возвращаясь домой, я позвонила Сету, узнать, не передумал ли. Встретиться мы собирались на «Щелкунчике». Балет он любил, но выманить его из дому, когда впереди маячил конец книги, было воистину подвигом Геркулеса, и мне не верилось, что он согласится пойти. Уступил лишь после того, как я сказала, что разрешаю ему появиться в последнюю минуту.
Но, как выяснилось, «последнюю минуту» мы представляли себе по-разному. В зале погас свет, а он так и не появился. Начался спектакль, и всякий раз, слыша скрип двери, я оборачивалась. Увы, место рядом со мной оставалось пустым. В результате я пропустила половину представления и не смогла оценить по достоинству сон Маши — такой же живой для нее, каким был для меня мой. А балет я очень любила. За долгую жизнь я несколько раз выступала в роли профессиональной танцовщицы и никогда не уставала любоваться грациозными движениями и красивыми костюмами.
Включив в антракте мобильник, я обнаружила, что Сет мне звонил. И набрала его номер, не прослушав голосовое сообщение. Едва он ответил, спросила:
— Тебя похитил сумасшедший фанат и перебил кувалдой ноги?
— Хм. Нет. Ты не получила мое сообщение?
— Если верить телефону, оно пришло полчаса назад. Я его не получила, потому что смотрела спектакль. «Щелкунчик» — слышал о таком?
Он вздохнул.
— Прости. Не смог оторваться. Хотел предупредить…
— Предупредить? Ты и к дню рождения так открытки посылаешь? Спустя полгода?
Наступило молчание. Судя по всему, он осознал свою вину, и мне стало немного легче.
— Прости, Фетида. Я… не должен был так поступать, как бы ни был занят. Пожалуйста, прости. Ты же понимаешь.
Теперь вздохнула я. Такой милый, такой искренний… долго сердиться на него было трудно. Хотя он и подводил меня не в первый раз и вообще всячески увиливал от выходов в свет. Порой я думала, не слишком ли многое ему прощаю. Не превратилась ли, вечно помня о том, насколько больше у меня грехов в сравнении с ним, в человека, через которого перешагивают, не замечая.
— Может, встретимся после спектакля? — спросила я, кое-как подавив обиду. — Коди звал меня в бар. Посидим немного?
— Э… нет.
— Нет? — Обида вспыхнула с новой силой. — Только я тебя простила — за то, что подвел, за деньги, потраченные на билет, — а ты, выходит, не хочешь помириться?
— Послушай… и прости еще раз, но мне не очень-то приятно смотреть, как вы напиваетесь.
Я так и села, ошарашенная. Он сказал это мягко, как всегда, но мне послышалась в его голосе насмешка. Сет не пил. Терпеливо сносил обычно мои излишества, и только сейчас мне вдруг пришло в голову, что они его, возможно, раздражали. Может быть, он даже презирал меня за это?
— Ты прости — за то, что мы не соответствуем твоим меркам. Видит бог, причинять тебе неудобства никто не хочет.
— Перестань, пожалуйста, — сказал он, повысив голос. — Я не собираюсь с тобой ругаться. Мне вправду… вправду очень жаль, что я тебя подвел. Я не хотел этого. Ты знаешь.
Мигнул свет, возвещая конец антракта.
— Все, мне пора.
— Приезжай потом ко мне… пожалуйста. Посиди с друзьями, дай мне закончить, и все будет хорошо, обещаю. У меня уже есть для тебя… подарок к Рождеству.
В голосе его звучала такая растерянность, что я смягчилась. Слегка.
— Ладно. Приду. Но очень поздно, наверное.
— Я дождусь.
Мы распрощались. Спектакль я досматривала без всякого интереса. Что мне нужно было на самом деле — так это выпить с друзьями и поплакаться им в жилетку.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Когда я вошла в «Подвальчик», Питер, Коди и Хью уже сидели там. И с ними — о ужас! — была Тауни. Я и забыла про свою ученицу. Хорошо, хоть Нифона при ней не оказалось. Это могло означать, что она подцепила наконец парня. Но надежда быстро угасла — Тауни не светилась, как светятся суккубы после секса.
Джером и Картер прийти не соизволили. Демон, вспомнила я, куда-то уехал. Ангел же, наверное, был со своими коллегами. И сидел до сих пор у меня в квартире.
— Привет, — сказал Коди, освобождая для меня местечко рядом. — Ты же вроде говорила, что занята сегодня.
— Да… но планы изменились, — буркнула я.
И протянула руку Хью.
— Дай сигаретку.
Он отмахнулся.
— В общественных местах уже не курят.
Застонав, я помахала официантке. Вредную привычку курить я приобрела из-за смертных, с которыми общалась. И, прокурив целый век, выяснила, что в трудную минуту просто не могу обойтись без сигареты. Для Сиэтла этот запрет был благом, но для меня в плохом настроении — кошмарным неудобством.
Коди мой туманный ответ не удовлетворил.
— Что значит «изменились»? Вы с Сетом никуда не пошли?
Я промолчала, и Хью рассмеялся.
— Ай-ай-ай, неурядицы в раю.
— Он занят книгой, — холодно сказала я.
— Книгой или какой-нибудь гостьей? — спросил Питер. — Ты разрешаешь ему спать с другими женщинами?
— Ему этого не надо.
— Ну, ты можешь, конечно, так думать, если тебя это успокаивает, — поддразнил Хью. — Но никто не в состоянии писать столько, сколько он, по его словам.
Собственной жизни у них, видимо, не имелось, поэтому пришлось снести еще кучу дурацких шуточек. Обижать меня они, разумеется, не хотели, но все равно было неприятно. Хватало и той обиды, которую нанес Сет. И, чтобы не выплеснуть все усиливавшееся раздражение на друзей, я принялась усердно заливать его «гимлетами».
Несчастней меня за нашим столом казалась, пожалуй, только Тауни. Сегодня на ней было красное облегающее платье, почти такого же фасона, как мое, надетое для выхода в театр. Только из спандекса — что за пристрастие к этой ткани? — и дюймов на шесть короче.
— Ты почему такая мрачная? — спросила я, надеясь, что друзья переключатся наконец с меня на кого-нибудь другого.
Нижняя губа ее задрожала — не то от горя, не то от тяжести коллагена.
— Я еще не нашла… ну, ты понимаешь.
Я тут же позабыла о своих страданиях. Это означало, что Нифон, как я и подозревала, еще в городе.
— Что? Не может быть!
Она пожала плечами и сгорбилась, упершись локтями в широко, по-мужски, расставленные колени. С
