уроки, и обычно она оставляла свой в спальне.
Однако я знала, что кое у кого он есть. И этот кое-кто поверит мне.
— Здесь есть телефон? — Спросила я.
Эйб дал мне свой, и я набрала номер Адриана, удивляясь, что он сохранился в памяти. Адриан злился на меня, но беспокоился за Лиссу. Он поможет ей, как бы ни сердился на меня. И он поверит мне, когда я расскажу ему о безумных кознях с использованием духа.
Однако мне ответил не он, а его автоответчик.
Я отключилась, чувствуя, что потерпела поражение. Внезапно в голове родилась одна из моих безумных идей, и я подняла взгляд на Оксану.
— Ты… ты можешь делать такие вещи… проникать в сознание человека и читать его мысли. Так как ты поступила со мной?
Она состроила гримасу.
— Да, но мне не нравится это делать. Думаю, это нехорошо.
— А можешь ты, проникнув туда, применить принуждение?
На ее лице возникло выражение отвращения.
— Конечно… В принципе схожие вещи. Но проникнуть в сознание человека — это одно, а заставлять его делать что-то против воли — совсем другое.
— Моя подруга на грани того, чтобы сделать кое-что очень опасное для жизни, — сказала я. — То, что может убить ее. Наша связь позволяет мне только наблюдать, но я не могу ничего внушить ей. Если бы ты проникла в сознание моей подруги и принудила ее покинуть опасное место…
Оксана покачала головой.
— Допустим, моральные принципы не проблема. Я не могу проникнуть в сознание того, кто находится не здесь и с кем я никогда не встречалась.
Я провела рукой по волосам, чувствуя, как меня захлестывает волна паники. Хорошо бы Оксана умела проникать во сны — это дало бы ей возможность воздействовать на расстоянии. Тот, кто способен проникать в сознание спящего человека, возможно, способен сделать следующий шаг и проникнуть в бодрствующее сознание.
Меня осенила еще более безумная идея. Ну и денек!
— Оксана, ты ведь можешь проникнуть в мое сознание?
— Да.
— Если я буду в голове моей подруги, можешь ты проникнуть в мое сознание, а через меня и в ее? Могу я стать связующим звеном между вами?
— Никогда ни о чем таком не слышал, — пробормотал Марк.
— Это потому, что мы редко сталкиваемся с пользователями духа и «поцелованными тьмой», — заметила я.
Эйб смотрел на нас с непонимающим видом. На лицо Оксаны набежала тень.
— Не знаю…
— Это либо сработает, либо нет, — заговорила я. — И если нет, то никто не пострадает. Но если ты дотянешься до нее через меня… то можешь принудить ее. — Она начала возражать, но я перебила ее: — Да знаю я, знаю… Ты считаешь, что это нехорошо. Но не права Эйвери. Это она поступает подло. От тебя требуется одно — принудить Лиссу, которая в любой момент может выпрыгнуть из окна, не делать этого! Останови ее сейчас, а через день я уже буду там и все улажу.
И в процессе улаживания попорчу красоту Эйвери, украсив ее хорошенькое личико синяком.
Жизнь моя складывается на редкость причудливым образом, и я привыкла, что люди — в особенности взрослые — не воспринимают всерьез мои странные идеи и заявления. Это оказалось чертовски трудно — убедить людей в том, что Виктор похитил Лиссу, а как нелегко было заставить стражей поверить, что на школу напали! Поэтому в ситуациях такого рода я всегда ожидаю встретить сопротивление. Однако что касается Марка и Оксаны, они большую часть жизни боролись с духом. Безумие для них было вариантом нормы, и спустя несколько мгновений Оксана прекратила спорить.
— Хорошо, — сказала она. — Дай мне твои руки.
— Что происходит? — Спросил Эйб, по-прежнему в полном недоумении.
Мне доставило удовольствие увидеть его, в виде исключения, в таком состоянии.
Марк прошептал что-то Оксане по-русски и поцеловал ее в щеку. Он не осуждал ее, просто предупреждал о необходимости быть осторожной. Я знала — будь она на месте Лиссы, он хотел бы для нее того же самого. Их любовь была так глубока и сильна, что даже моя решимость поколебалась. И еще их любовь напомнила мне о Дмитрии, но я заставила себя не думать о нем, иначе не смогла бы остановиться и заново окунулась в случившееся этой ночью…
Ощущая, что живот свело от страха, я сжала руки Оксаны. Мысль о проникновении в мою голову мне не нравилась — по сути, ханжество, учитывая, что сама я постоянно проникала в сознание своей лучшей подруги. Оксана еле заметно улыбнулась мне, хотя чувствовалось, что она нервничает не меньше меня.
— Прости, — сказала я. — Мне претит поступать так с людьми…
И потом я почувствовала то же самое, что происходило, когда Эйвери вышвыривала меня. Очень похоже на реальное физическое прикосновение к мозгу. Я тяжело задышала, глядя в глаза Оксаны и чувствуя, как на меня накатывают волны жара и холода. Оксана проникла в мою голову.
— А теперь отправляйся к своей подруге, — сказала она.
Что я и сделала. Лисса по-прежнему стояла на карнизе. Хорошо хоть не валялась на земле, но я по- прежнему хотела, чтобы она слезла оттуда и вернулась к себе в комнату, пока ничего не произошло. Действовать, однако, предстояло не мне. Я была всего лишь посредником, образно говоря. Оксане предстояло уговорить Лиссу слезть с карниза. Правда, я никак не ощущала ее присутствия. Оказавшись в сознании Лиссы, Оксану я больше не воспринимала. И никакого щекотания в мозгу.
Ответа не последовало — по крайней мере, от Оксаны. Ответ пришел от совершенно неожиданного источника.
Это голос Лиссы прозвучал в моем сознании. До этого она смеялась над чем-то вместе с Эйвери, но сейчас внезапно оборвала смех и замерла в окне. Я почувствовала, какой ужас и смятение охватили ее, когда она подумала, что я ей причудилась. Она повела взглядом по комнате, поверх головы Эйвери. Та поняла — что-то происходит; ее лицо напряглось. Я испытала знакомое ощущение ее присутствия в сознании Лиссы и не удивилась, когда Эйвери снова попыталась вытолкнуть меня.
Но не тут-то было.
Когда прежде Эйвери вышвыривала меня, это всегда ощущалось как реальный толчок. У меня создалось впечатление, что, попытавшись сделать это сейчас, она почувствует, будто наткнулась на кирпичную стену. Ей не удавалось выкинуть меня с прежней легкостью. Сейчас со мной была Оксана, и вместе мы стали сильнее. Лисса по-прежнему могла видеть Эйвери, и я заметила, как эти восхитительные серо-голубые глаза расширились от шока, когда до Эйвери дошло, что она не в состоянии управлять мной.
