Я послушно посмотрела в окно. Вся комната была залита солнечным светом — вот Обри повезло. Степа дома напротив тоже была ярко освещена. Голубое небо. Ну и что?
— Весна еще только начинается. Это чистая случайность, может быть, завтра опять будет холодно.
Питер покачал головой:
— Да, тяжело с тобой спросонок.
Оба вампира, похоже, были очень собой довольны, а я никак не могла понять, чему они так радуются.
— Может, пройдемся? — хитро спросил Коди, перемигнувшись с Питером. — Мы тут собрались прогуляться. Вдруг тебя это взбодрит?
— Ага, ничто так не придает бодрости, как солнечный весенний денек.
Улыбка Питера стала еще шире. Я откинулась в кресле.
— Ну ладно, вы выиграли. В чем прикол? Сдаюсь, я не понимаю.
— Никаких приколов, — возмутился Питер. — Просто мы считаем, что сегодня отличный денек.
— Прекрасный солнечный денек, — подтвердил Коди.
— Эй, прекратите! Все понятно. Прекрасный денек. Светит солнце, поют птицы…
И тут до меня дошло.
Я посмотрела на улыбающихся вампиров. Потом на яркое солнце за окном. Потом опять на вампиров. И нервно сглотнула.
— Что? — прошептала я. — Ребята, вы что, разгуливаете на солнце, среди белого дня?!
Они не могли больше сдерживаться и заразительно расхохотались.
Вот теперь я окончательно проснулась.
— Эй, я серьезно! Что случилось? Вам же нельзя находиться на солнце, к тому же… стоп! Ребята, я же не почувствовала, что вы пришли. Я и сейчас не чувствую ваших аур.
— Точно, — подтвердил Коди. — С ума можно сойти, правда?
— Нет! То есть да! Но ведь этого… этого просто не может быть! — продолжала сопротивляться я.
Я не понимала, что в этом смешного. Произошло что-то ужасное. По сравнению с этим разборки с Армией показались мне сущей ерундой. Легкое беспокойство превратилось в комок страха, сердце тяжело ухало в груди, меня пробирал озноб.
— Как это возможно? Вы же должны были сразу сгореть дотла при первом прикосновении солнца!
— Да мы и сами не понимаем, — ответил Питер. — Спали себе спокойно в своих гробах, а потом вдруг проснулись. Приподняли крышки, и вот тебе на: увидели солнечный свет. Но это еще не все. Мне не хочется пить кровь. Вообще не хочется. Ни капельки.
— И тогда вы, парни, решили пойти прошвырнуться и насладиться моментом? И ничего не сказали Джерому? Вам не пришло в голову, что ваше бессмертие оказалось под угрозой?
Питер посмотрел на меня с плохо скрываемым злорадством.
— Не только наше, Джорджина. Они выжидающе смотрели на меня.
— И не надо на меня так смотреть. У меня никогда не было проблем с прогулками на солнце, — сообщила им я.
— Твоя аура тоже исчезла, — произнес Коди. — Мы тебя не чувствуем.
Несколько секунд я тупо смотрела на них, пытаясь осознать услышанное. Когда я поняла, что они хотят сказать, мне стало совсем нехорошо. Но это просто невозможно. Немыслимо.
— Это неправда, — сказала я.
Медленно и осторожно я принялась ощупывать свое лицо. Ничего не изменилось. Моя фигура не изменилась. Рост тоже. Я оставалась собой.
Я с облегчением констатировала:
— Со мной все в порядке.
В глазах Питера плясали чертенята.
— Приведи в порядок волосы. У тебя черт знает что на голове.
Для суккуба изменение обличья — это инстинкт, частично бессознательный, как будто тебе надо напрячь мышцы или сделать глубокий вдох. Ты просто думаешь об этом, посылаешь сигнал в мозг, и все случается само собой. Поэтому я представила, как волосы становятся чистыми и мягкими и собираются в хвост. Обычно при этом я ощущала легкое покалывание, поскольку сгорала часть накопленной энергии.
На этот раз ничего не произошло. Никакого покалывания. Никакого изменения прически.
Питер заинтересованно подался вперед:
— О, значит, это случилось и с тобой! Ничего не изменилось. Мы потеряли свои способности.
— Нет, — продолжала упрямиться я. — Это невозможно.
Я попробовала еще раз: изменить цвет волос, длину, укладку… безрезультатно. Я попробовала превратить свои джинсы и футболку в платье с вырезом. Потом в спортивный костюм. Я даже попыталась сделать так, чтобы моя одежда просто исчезла.
Ничего не произошло.
Ничего.
В полном отчаянии я попыталась сделать невозможное: отпустить свое подсознание, чтобы мое ненастоящее тело исчезло. Я полностью перестала себя контролировать, ожидая, что мое тело приобретет свою естественную форму и станет телом, данным мне от рождения, телом, которое я всеми силами старалась скрыть от мира.
Ничего не произошло. Все осталось как прежде.
Я не смогла изменить обличье.
Ощущение, как будто руку отрубили. До этого я не понимала, насколько зависима. Смертным такие способности кажутся невероятными, я же обладала ими уже более полутора тысяч лет, они стали частью меня, и лишиться их оказалось просто невыносимо. Даже не глядя в зеркало, я знала, что на моем лице отразилась паника. Питер и Коди продолжали смеяться.
Я взорвалась, не понимая, над чем они смеются.
— Ничего смешного! — заорала я. — Надо срочно поговорить с Джеромом. Немедленно. С нами что-то не так!
— Или наоборот — так, — предположил Коди.
— А что в этом смешного?
— Ничего, — спокойно возразил Питер.
Я увидела, что, несмотря на веселье, он все же озабочен сложившейся ситуацией, как бы ни пытался скрыть это.
— Просто нам кажется, что это здорово. Ты что, думаешь, Джером еще об этом не знает? В любом случае, они скоро все исправят. Мы ничего не можем сделать.
Только я приготовилась произнести пламенную речь, как в дверь постучали. И снова я не почувствовала присутствия бессмертного, а значит, это мог быть кто угодно. Но, посмотрев в глазок, я увидела Хью и с облегчением впустила его — уж он-то со всем этим разберется. Хью всегда был в курсе дел, так как постоянно общался с Джеромом. Он всегда был уверен в себе и имел ответы на все вопросы, и это успокаивало.
Но сегодня Хью было не узнать: он выглядел несчастным, удрученным. Он медленно прошел через комнату, опустился в кресло, где до этого сидела я, оперся локтями о колени и положил подбородок на руки.
— Эй, Хью, прекрасный денек сегодня, правда? — начал Коди.
Я села на пол перед Хью, так чтобы наши глаза оказались на одном уровне, и тихо спросила:
— Хью, что происходит?
Он печально посмотрел на меня, и я увидела скорбь в его темных глазах. За долгие годы нашего знакомства я видела, как Хью сердится, радуется, выходит из себя от ярости, но он никогда не выглядел подавленным. Если бы сейчас у нас не было других серьезных поводов для беспокойства, кроме его раненых чувств, я бы наверняка встревожилась, увидев его в таком состоянии.
— Хью! Мы все лишились своих…
Я ухмыльнулась, подбирая слово. Сил? Это уж совсем в стиле «Лиги Справедливости. Герои против
