похитителя, но не смогла. Глаза Люка смотрели на меня, хотя его губы не могли сформировать слова, поскольку он лежал в страшных муках, и жизнь покидала его тело.
— Сюда, — сказал немецкий офицер, потащив меня так, чтобы я была прижата к его груди. Его нож исчез там откуда и появился, и рука, которая держала его — рука, которая нанесла удар Люку — снова оказалась под моей блузой. — Больше никаких препятствий.
Я услышала, что Люк издал приглушенный возглас, когда офицер разорвал мои последние пуговицы. Я немного отошла от шока и вспомнила, что могу сопротивляться. Я могу изменить себя в парня вдвое большего этого.
Хлоп. Голова нациста покачнулась вперед, поскольку что-то ударило его сзади. Он отпустил меня, и упал на землю без сознания. Бастьен стоял за его спиной держа болванку: тяжелый, скругленный деревянный предмет который использовался для изготовления шляп.
— Я узнал бы твой крик где угодно, — сказал он.
У меня не было времени для шуток или благодарностей. Я упала на колени рядом с Люком и сняла свой блейзер в отчаянной попытке использовать его чтобы остановить кровотечение. Он был все еще в сознании, глаза смотрели мне в лицо, все еще полные надежды и любви, что было так характерно для него. Бастьен встал на колени рядом со мной с серьезным лицом.
— Никакая человеческая медицина не исправит этого, Цветочек, — сказал он тихо.
— Знаю! Я знала это как только увидела падение Люка. Вот почему я не послала Бастьена за помощью. — Боже! Этого не может быть!
— Все… все хорошо. Слова Люка было еле слышно, и у меня было ощущение, что он задыхался от крови. — Ты в безопасности… остальное не важно… Он снова закашлялся и на этот раз я увидела кровь на губах.
— Нет, нет. — сказала я. — Это того не стоит. Не стоит! Ничего этого не должно было произойти!
Это я виновата. Это все моя вина. Люк пришел, чтобы спасти меня от немца. Я столкнулась с немцем, потому что я бежала от Люка. И я бежала от Люка, потому что я вдруг прицепилась к позиции морального превосходства и отказалась заниматься с ним сексом. Если бы я только… если бы я просто сказала, что я выйду за него замуж и взяла его, как суккубу и положено, этого никогда бы не случилось. Мы были бы лежали в траве прямо сейчас, обнаженные в объятиях друг друга. Вместо этого, он умер в этом переулке из-за меня, из-за моей слабости. Я была суккубом который попытался действовать как человек, и я дерьмово сделала это и для суккуба и для человека.
Люк был без сознания. Все было сказано его глазами, смотрящими на меня, будто я была ангелом, посланным проводить его домой. Бастьен подтолкнул меня.
— Цветочек, он будет жив еще чуть-чуть. ТТы знаешь, как долго убивают раны в живот. Это — агония.
— Знаю! — прорычала я, прекратив рыдать. — Не нужно мне напоминать.
Голос Бастьена был серьезным.
— Ты можешь остановить это. Облегчить его страдания.
Я недоверчиво посмотрела на Бастьена: — Что ты от меня ждешь? Что я возьму нож и покончу с ним?
Он покачал головой.
— Ему суждено прожить не долгую жизнь, Цветочек. Короткую. Тебе не нужно много делать.
Я не могла сделать это сейчас. Когда до меня дошел смысл, я широко раскрыла глаза: — Нет… я не могу…
— Он так и так умрет, — сказал Бастьен. — Ты можешь сделать это быстрее… слаще…
Я все еще трясла головой, но слова Бастьена доходили до меня. Он прав. Он прав, и я ненавидела его за это. Отвернувшись от Бастьена, я взглянула на Люка, чью бровь я поглаживала своей рукой. Его взгляд все еще был направлен вверх, все еще на меня. Капля воды упала ему на щеку, и я поняла, что это была моя слезинка.
— Прощай, Люк, — тихо сказала я. Казалось, мне следовало сказать ему миллион других вещей, но я не могла облачить их в слова. Поэтому вместо этого я наклонилась и поднесла свои губы к его. Я прижалась к ним, создавая полный контакт, хотя в этом не было и следа от прежней звериной страсти. Он был более ласковым. Отголосок поцелуя.
Но как и сказал Бастьен, много времени это не заняло. Прекрасная серебристая сладость его жизненной энергии потекла в меня. Она была такой же чистой и идеальной, как и раньше… и ее быстро не стало. Я поглотила ее и села, как раз в тот момент, когда Люк испустил последний вздох. Глаза, которые с таким обожанием смотрели на меня, теперь не видели ничего. Я села и прижалась к Бастьену.
— Я убила его, — сказала я, больше не сдерживая слез.
— Ты принесла ему мир. Была его ангелом. — Прозвучало будто это было эхо от моего раннего настроения.
— Нет, это… то есть, раньше. Он не должен был быть здесь. Он здесь из-за меня… из-за меня. Если бы я с ним переспала, этого бы не случилось. Но я не смогла. Не хотела причинять ему вред… не хотела очернять его… и вот что случилось…
Бастьен обнял меня: — Если это тебе поможет — его душа не попадет к «нашим».
Я уткнулась лицом ему в плечо.
— Это моя вина. Моя вина… Я должна была делать то, что должна. Я была готова к этому… а потом он сделал мне предложение и… проклятье. Я должна была это сделать. Должна была солгать. Так было бы лучше для всех. Не знаю, как это произошло…
— Все произошло потому что ты слишком привязываешься к ним, — сказал Бастьен. Он был строг, но сильно старался быть благородным. — Мужчины вроде… любой вроде… они очаровывают тебя, Цветочек. Ты привязалась и сейчас тебе больно.
— Или я ранила их, — пробормотала я.
— Ты должна оставаться равнодушной.
— Становится только хуже, — сказала я. — Каждый раз для меня труднее. Я не понимаю. Что со мной? Что со мной не так?
— Бессмертие, — сказал он мудро. — Слишком много лет.
— Что ты знаешь? Ты моложе меня.
Бастьен помог мне подняться, хотя мне не хотелось отпускать Люка. — Знаю ты не можешь так продолжать. Слушай, что я скажу: не привязывайся больше к хорошим мужчинам. Не важно что ты делаешь, добром это не кончится.
— Я больше не буду сближаться с хорошими людьми, — сказала я тихим голосом. — Никогда больше. Буду держаться от них подальше.
Доброе выражение лица Бастьена тут же изменилось. — Смешно, — сказал он с издевкой. — Ты меня до этого слушала? Ты не можешь питаться аморальными мужчинами вечность. Не получишь нужной энергии. Тебе нужна будет энергия каждый день.
Я смотрела на Люка, который любил меня и которого убили из-за меня. Моя вина. Все моя вина.
— Никогда, — сказала я, — я не раню больше никого как сейчас.
Когда я возвратилась в свою коробку во тьме, я не нуждалась чтобы Онейриды просветили меня. Весь этот сон был правдой, кроме последней части. Она была ложью. Я продолжала ранить людей, снова и снова.
Глава 16
Действительно, если задуматься, то, что происходило со мной, в конце концов, не сильно отличалось от смерти. Поговаривают, что ты видишь, как вся твоя жизнь проноситься перед глазами, и вот как это было для меня. Сон после сна. Я снова переживала самые болезненные моменты своей жизни, правдивые видения, в которых я делала ужасное и видела ужасное вещи, сделанные тем, кого я любила. К тому же «реальности», которые мне также показали, никогда не происходили. В одном из последних показали
