– Ну, дядя Фергус, надеюсь, что это случится не скоро и к тому времени сам я буду старым.
Мистер О’Донован усмехнулся, довольный ответом племянника.
– Однако поторопимся, дядя. Может быть, есть письмо от Китти.
– Вряд ли.
Почтальона звали Тедди О’Флинн, и во всей округе никого не любили и не уважали так, как его. Тедди был хорошим человеком. И он приносил хорошие вести.
– Как вам нравится это раннее утро, мистер О’Флинн?
– Утро прекрасное, ваша честь, – бодро ответил почтальон. – Как всегда, у меня для вас газета. Но сегодня еще и два письма.
Джек бросился к почтальону.
– Это от Китти, от Китти! – кричал он со сверкающими глазами. – Одно вам, дядя Фергус, а другое – мне, от Китти. Ура! Ура! Ура!
– Это очень приятно, – сказал О’Донован, и щеки его порозовели от удовольствия. – Вот вам шесть пенсов, мой милый, и если у вас нет писем слугам, то вам незачем идти к нам в дом. Джек и я прочтем письма на открытом воздухе.
– Благодарю вас, ваша честь. А я выпью за здоровье мисс Кетлин в «Синем драконе».
Глаза у Джека горели от восторга.
– Ну, дядя, где мы будем читать наши письма?
– Да здесь же, – сказал О’Донован. – Не стану отрицать, мой мальчик, что эти неожиданные письма – большая радость для меня после дурного сна и других неприятностей. Сначала мы оба прочтем свои письма про себя, а потом вслух, хорошо, Джек?
– Да, сделаем так, – согласился Джек.
Мистер О’Донован разорвал конверт и прочитал письмо, написанное Китти в ночь перед тем, как она стала королевой мая. Письмо Джеку было послано позже, но из-за небольшой задержки на почте оба письма пришли одновременно. Старый сквайр дрожал, пробегая глазами строки письма.
– Милая! Милая! Да благословит ее Господь! – бормотал он. – Какая она, наверное, была хорошенькая. Как бы мне хотелось ее увидеть.
Счастливый отец дочитал письмо до конца.
– Право, Джек, наконец-то у них оказалась настоящая королева мая – дочь древних ирландских королей, девочка, в жилах которой течет действительно королевская кровь. Она, несомненно, была очаровательна, украшенная цветами, не правда ли, Джек?
– Дядя, от какого числа ваше письмо?
– Мое письмо? Подожди, посмотрю. От 30 апреля. Она писала его накануне праздника.
– Но ведь мне Китти никогда не писала прежде, – удивился Джек. – А рассказала ли она вам про церемонию – как все было?
– Ну, Джек, как могла она рассказать про церемонию, когда ее еще не было? Она написала, что позже сообщит обо всем подробно. Должно быть, почтальон принесет мне завтра еще письмо от нее – с подробностями.
– Но у меня уже есть такое письмо – о празднике! – почти крикнул Джек. – Она написала мне вечером того дня. Мое письмо помечено первым мая. Слушайте, слушайте, дядя.
– Китти написала о церемонии раньше тебе, – нахмурился мистер О’Донован.
– Да, вот в этом письме.
– Удивляюсь, что она написала тебе прежде, чем мне, своему отцу.
– Не сердитесь, дядя. Это такая радость для меня.
– Конечно, я не сержусь, мой мальчик. О чем же сообщила тебе Китти?
Джек громко и с удовольствием прочитал письмо.
– Да, письмо очень милое, – сказал мистер О’Донован, выслушав Джека, читавшего в полном восторге. – Но тон его несколько удивляет меня. Оно не совсем похоже на прежние письма Китти. Мое мне нравится больше. Сразу ясно, что его писала моя милая девочка, моя любящая маленькая Китти. Она ведь никогда не думала о том, красива или нет. Не знаю, полезна ли для школы вся эта церемония с королевой мая. Когда поеду за Китти, чтобы взять ее на каникулы, непременно поговорю об этом с миссис Шервуд.
Мистер О’Донован и мальчик пошли домой, где их ожидал настоящий ирландский завтрак. Оба они проголодались, поэтому и накинулись на еду. Потом Джек ускользнул в лес, который начинался почти сразу за домом, и там несколько раз перечитал письмо Китти. Возвращаясь, он увидел, что к дому идет мальчик, посыльный с телеграфа.
Что бы это могло означать? Ведь никто не присылал телеграмм в «Пик». Джек спрятал письмо в карман и побежал домой.
Телеграмма была адресована мистеру О’Доновану.
– Я пойду поищу его, – сказал Джек мальчику. – Подожди здесь.
Мальчик сел. Джек быстро нашел дядю на заднем дворе, где тот осматривал поросят, родившихся утром.
– Эй! Ты здесь, Джек? Вот опять счастье. То были письма от Китти, а теперь вот поросята. Очевидно, мой сон – чистый вздор. У нас все пойдет хорошо. А зачем ты сюда пришел, мой мальчик? В чем дело?
– Вам пришла телеграмма, дядя, – ответил Джек, – и там дожидается посыльный. Он хочет знать, будет ли ответ.
– Телеграмма? Мне? Дай мне ее скорее, дай! Уже много лет я не получал никаких телеграмм. Знаешь, Джек, мне как-то не нравится это.
– Да вы не волнуйтесь и прочтите телеграмму, милый дядя.
– Да, конечно. У меня немного дрожат руки. Открой ее, пожалуйста, Джек.
Джек исполнил желание дяди. Рабочие с фермы стояли рядом, возбужденные и внимательные. Джек громко прочел:
– О’Доновану «Пик», Киллерней. Получено ли сегодня утром письмо от Китти О’Донован, адресованное Джеку О’Доновану? Ответ оплачен. Телеграфируйте: да или нет. Шервуд.
– Господи, Боже мой! Письмо-то, оказывается, имеет важное значение.
– Я отвечу, хорошо, дядя?
– Да, разумеется. Какой шум они поднимают! Конечно, получено. Отправленное по почте обыкновенно доходит, а здесь этим заведует наш почтальон. Он никогда не теряет писем. Хорошо знает свое дело.
– Что мне написать, дядя?
– Напиши: «Да, рад, что получил. Джек О’Донован».
Джек быстро написал эти слова, и посыльный отправился обратно на телеграф. А сквайр много раз в течение дня выражал удивление по поводу телеграммы, но и не подозревал, какую роль она сыграет в жизни Китти, дорогой его сердцу Китти.
Глава VIII
«Неужели вы верите, что я виновна?»
Миссис Шервуд послала телеграмму 4 мая, в половине десятого утра. К этому времени не оставалось сомнения, что письмо, если оно было написано, уже получили в поместье «Пик». Она ожидала важного ответа с плохо скрываемой тревогой. И ответ скоро пришел. «Да, рад, что получил» – эти слова пронзили ее сердце. Телеграмму принесли, когда вся школа была во дворе. Глаза девочек устремились на начальницу. Никто не знал о телеграмме, кроме Китти. Ее милое личико побледнело. Миссис Шервуд обернулась к прислуге:
– Ответа не будет.
Сильно забилось ее сердце! Такое болезненное, мучительное чувство отчаяния испытала она! Как ей поступить в таком тяжелом случае? «Значит, она сделала это. – говорила себе мысленно миссис Шервуд. – Теперь нет никакого сомнения».
Начальница ушла в свою комнату, а девочки, отдыхая, разошлись кто куда. Все были веселы. А Генриетте приходилось скрывать свои чувства. Мэри Купп также должна была сдерживаться. Мэри имела некоторое преимущество над Генриеттой: если у нее на лице выражались тревога и волнение, то это приписывалось состоянию здоровья Поля – все девочки уже знали, что он болен, и жалели сестер
