– Я думала, все кончится с гибелью «владельца». Я не хотела. Но тогда я была уверена, что это единственный способ выбраться из «Комнаты отмены». Я смирилась с тем, что стану ничтожеством. Не хочется признавать, но тогда я была не против. Я думала, что та «я», которая станет ничтожеством, тоже отменится и исчезнет, когда «Комната отмены» кончится.
Наконец-то я начал понимать, почему Отонаси-сан в начале этого повтора вела себя так, будто все забыла.
Она презирала себя.
За то, что согласилась на мою смерть, когда я попал в аварию.
Презирала себя настолько сильно, что готова была сдаться «Комнате отмены» и оставить попытки заполучить «шкатулку», к которой она так упорно стремилась.
«Тогда почему ты убила меня?!!»
Презирала себя настолько сильно, что ничего не могла возразить на эти слова.
Каким же я был жестоким!
И ведь это даже не было правдой.
В тот раз я прыгнул, чтобы спасти Моги-сан, и погиб в аварии. Я думал, что в этом виновата Отонаси- сан, так же как всегда считал, что в гибели Моги-сан виновата Отонаси-сан.
Из-за этого предубеждения я и брякнул «ты меня убила». Я должен был понять, что это недоразумение, сразу же, как только она отвергла убийство как способ решения проблемы. Правда заключалась в том, что она всего лишь не смогла меня спасти.
Почему-то эта авария происходит всегда. И обязательно кто-то попадает под грузовик. Просто так вышло, что в предыдущий раз это был я.
– Кхх, остается смеяться над собственной глупостью. Вина никуда не девается, если о ней просто забыть. Так и вышло, «Комната отмены» не исчезла, а мне теперь надо как-то жить, осознавая, что я стала ничтожеством. Даже и не придумаешь такой ситуации, для которой слово «возмездие» подходило бы лучше.
После этих слов Отонаси-сан начинает кашлять кровью.
– Отонаси-сан, не нужно говорить, если это больно…
– А будет ли еще возможность поговорить? К этой боли я уже привыкла. Ничего страшного. Боль ненадолго, это гораздо лучше, чем когда болит постоянно из-за какой-нибудь хронической болезни.
Такое не называют «привычкой»!
– Я не потеряла память, и я не выбралась из «Комнаты отмены». Пфф… наверно, я знала. Знала, что «Комната отмены» меня не выпустит.
– …Почему?
– Все просто. Я знаю: мое упорство меня так просто не отпустит.
Отонаси-сан встает, шатаясь. Она могла бы спокойно лежать, но, думаю, ей невыносимо, когда я смотрю на нее сверху вниз.
Левая нога совсем ее не слушается. Отонаси-сан заходится в кровавом кашле. Но тут же выпрямляется, опираясь на стену, и смотрит мне в лицо.
Видимо, из-за того, что Отонаси-сан стала двигаться, Моги-сан, до этого момента совершенно закаменелая, тоже начинает шевелиться. Затем робко оборачивается ко мне.
– Ты как, Моги-сан?
– …ИИИ!! – внезапно принимается визжать она.
– О ч-чем вы только что… говорили?.. Ммм, не только сейчас, вчера тоже… вы двое – вообще что?
…Что? На кого ты смотришь этими глазами? На кого ты смотришь этими перепуганными глазами?
…Я знаю. Ее взгляд сейчас устремлен на меня.
Не в силах оставить ее одну, я машинально тянусь руками к ее щекам.
– Н-не трогай меня!
Аах… ты права. Что я вообще делаю? Зачем я тянусь к ней, когда меня же она и боится? Неужели я думал, что это ее успокоит? Неужели я думал, что вообще способен ее успокоить? …Да ни в жизнь.
– …Что… вы такое?..
Я сжимаю кулак. Я не могу ей ничего объяснить. Так что остается лишь выдерживать ее взгляд.
С какой радостью я бы все ей объяснил, прямо сейчас. Может, она бы даже поняла.
Но – нельзя.
Ведь я должен сражаться. Я должен сражаться с «Комнатой отмены».
И ради этого я должен отказаться от фальшивой повседневной жизни, которую творит «Комната отмены».
Я твердо вознамерился сражаться еще тогда – приняв руку Отонаси-сан. Я отказываюсь. То, что Моги-сан когда-то улыбнулась мне, то, что она краснела, стоя передо мной, то, что она пустила меня полежать у нее на коленях, – я отказываюсь от всего этого.
Я стою молча; Моги-сан оставила попытки понять, что происходит, и встает, по-прежнему напуганная.
На трясущихся ногах она отступает назад, неотрывно глядя на нас, точно молясь, чтобы мы за ней не погнались. Потом она убегает.
Я гляжу ей вслед.
Изо всех сил стараюсь не отвести взгляда.
Потому что именно этого я больше всего хочу. Кажется.
– …Теперь я вижу, как решительно ты настроен.
Отонаси-сан, которая все это время следила за нами, произносит эти слова, по-прежнему прислонившись к стене.
– Поэтому я тоже приняла решение. Я отказываюсь от своей цели заполучить «шкатулку».
– …Э?
Это проблема. Это серьезная проблема. Мне нужна сила Отонаси-сан. Не думая, я раскрываю рот, чтобы попытаться отговорить ее.
Но тут…
– …Поэтому я буду тебе помогать.
– …Э?
Вот чего я не ожидал.
Помогать? Ая Отонаси будет мне помогать?
– Чего уставился, как дебил? Я только что сказала, что буду тебе помогать. Или ты не расслышал?
Но это так же нереально, как восход солнца на западе и заход на востоке.
– Я заблудилась. Ты правильно меня обвинял – я стала ничтожеством, когда убила тебя. Нет, хуже. Я струсила – я отказалась от собственной цели и пыталась сбежать, потому что не хотела признавать это. Проще говоря, я сдалась «Комнате отмены». И я продолжала убегать, говоря себе, что я, всего лишь побежденная «шкатулка», ничего уже не в силах сделать.
Несмотря на ее самоуничижительную речь, глаза ее по-прежнему горят. От этого мне немного легче.
– Но колебаться нечего. Конечно, я сделала нечто позорное. Но это еще не повод сидеть и посыпать голову пеплом. Сожалениями делу не поможешь. Так что я не буду больше убегать. Поэтому…
Она смолкает, не решаясь закончить фразу.
Но я смотрю на нее почти сердито, и она все же договаривает.
– Поэтому, пожалуйста – прости меня.
Аа, вот оно что. Вот что она имела в виду.
Этой странной тирадой она передо мной извинялась.
И эта ее мольба абсолютно бессмысленна.
– Я не могу тебя простить.