Чтобы пойти под венец.
Ушел из Назарьина Троцкий Лев,
Сваливший сиамских орлов.
А позади плелась, поскучнев,
Сотня без трех казаков...
- Троцкий что, правда приезжал? - поинтересовался Гиви.
- Говорят, - развел руками отец Василий и невольно соврал, потому что об этом не говорили с тех самых пор, как были выкорчеваны из села три так недолго просуществовавших рода - все три бывших казака с чадами и домочадцами. За левый уклон и за связь с Мексикой. - Тут вообще, по слухам, много кто проезжал, - вздохнув, продолжил отец Василий. - Кто ехал на Кавказ, тот обязательно об Назарьино спотыкался. Пушкин, Лермонтов, Грибоедов, Толстой, Маяковский, когда от поезда отстал, этот, как его, с наволочкой... Хлебников. Есенин был, но, правда, немножко не в себе - утром вышел из избы, ведро воды на голову опрокинул, долго на Лушку Назарову щурился, говорят, красавица была, потом головой помотал: «Во, - говорит, - дела... В Азербайджане - и такие бабы».
- А Ленин был? - недоверчиво спросил Гиви.
- Нет, - сокрушенно признался отец Василий. - Потому что на Кавказ не ездил. Зато Киров три раза был и...
- А Сталин был? - посуровел Гиви.
- Был. Но я тебе об этом рассказывать не буду.
Гиви обиделся:
- Почему?!
- Обидишься.
- А-а, - махнул рукой Гиви. - Теперь все можно говорить. Мужчины перестали отвечать за свои слова... Ты просто Иосифу Виссарионовичу Нюрку простить не можешь. Что она, к сожалению, не тебя выбрала:
- Какую Нюрку?! - опешил отец Василий.
Курашвили внимательно посмотрел на него и вздохнул:
- Забыл. А мне уже не забыть! Я ведь в сорок пятом на ней женился.
- Стой! - встрепенулся отец Василий. - На нашей Нюрочке?! Ну, молодцы! Давай за нее выпьем! А Сталин тут при чем?
- Сам за нее пей! - Гиви отодвинул стакан, расплескав коньяк. - Забыл, как ей говорил: «Почему любишь Гиви? Я офицер, должна меня любить!» Правильно говорил! Не помнишь, что она ответила? Она сказала: «Командир, люблю Гиви, потому что он грузин, как товарищ Сталин!»
- Не помню, - развел руками отец Василий.
Гиви заметался по баньке:
- Я на ней больше не женат! Четыре дня не женат! Я долго ждал! Я еще при Хрущеве развестись хотел! Слушай, а Хрущев у вас в Назарьино был?
- Был, Гиви, был...
- Но тут сокращения в армии начались... А мне в запас еще совсем рано было... а им только предлог дай. А она тогда все поняла... Значит, когда в следующий раз развестись захотел, Нюрка мне говорит: «Рапорт на тебя напишу, что ты морально-политически грязный. Дома поносишь своих командиров и партийных лидеров. И восхищаешься американской армией. Останешься без погон и партбилета!» А как без них жить? Слушай, никому не говорил, тебе, как священнику, скажу, убить ее хотел! Эта женщина не только меня опозорила! Весь наш род опозорила! Всю фамилию... Знаешь, ее как зовут? Я случайно услышал... Генеральша Курва Швили! - генерал Курашвили замычал от унижения. - Теперь понял, как я сюда попал? Еще нет? Правда думаешь, в этой избе дел для генерала? Просто пока ее доносы разбирать будут, я написал рапорт об отставке. А сам в первую дурацкую командировку убежал... А тут ты, командир... Давай выпьем!
Выпили за судьбу, которая хоть и делала все, чтобы их разлучить, но притяжение, их душ было так сильно, что преодолело пространство, время и командно-административный аппарат.
Глава 20. Частица «Ом» приходит в полночь
Ну да ладно. Пить за судьбу у нас в стране может всякий, достигший 21 года. А вот предсказывать судьбу - удел избранных. Свою избранность новоявленный москвич Чхумлиан Венедиктович Дерибасов остро ощутил ясным сентябрьским утром, когда в дверь позвонила библиотекарша Оленька и робко поинтересовалась, здесь ли живет Чхумлиан. Пока Осоавиахим, привыкший, что его имя извращают, как могут, соображал - не о нем ли речь, в коридор выпорхнул Дерибасов, принял букет хризантем и роскошную коробку конфет, сунул их Осоавиахиму и надменно повелел:
- Отнеси в ту комнату и жди. Понадобишься - позову.
После этого Мишель пригласил Оленьку в комнату и, скромно потупив взор в ее щиколотки, упредил слова благодарности:
- Я. вижу, Оленька, что ваше счастье... индуцированное мной - состоялось!
- Да! - покраснела Оленька. - То есть еще нет... То есть я пришла посоветоваться...
- Знаю, знаю, - ответствовал Дерибасов, глядя сквозь Оленьку куда-то вдаль. - Но то, что вас в нем смущает, не должно вас смущать. Строго говоря, ваше счастье было бы вообще гарантировано, если бы не одно обстоятельство... - Дерибасов вдохнул поглубже и, решившись, поводил ладонями перед Оленькиным лицом, выдохнул и возложил их на ее лоб и грудь. Грудь вздымалась.
Глядя на проступившее на лице Дерибасова страдание, Оленька испугалась и предъявила раскаянье в развернутом виде:
- Только один пирожок... Меня угостили... Он был не с мясом, а с печенкой. Вы же про печенку ничего не говорили, вот я и подумала, что можно... Это уже никак не поправить?
А грудь все вздымалась. Дерибасов сглотнул:
- Да нет... Для усовершенствовавшегося буддо-христианина нет ничего невозможного. Но теперь изменить направленность частицы «ОМ» будет сложно, ну просто очень сложно. Это потребует долгих ночных медитаций. Вы сможете долго медитировать по ночам?
- Я?! Нет, - растерялась Оленька. - Я не умею.
- Я тоже нет, - развел руками Дерибасов. - К сожалению. Несколько моих учеников достигли стадии «Шен», требующей для дальнейшего продвижения круглосуточных упражнений. Днем я должен наблюдать за их занятиями, а ночью - разгружать вагоны, чтобы прокормить их. К счастью, я достиг уровня совершенства, когда потребность в сне не превышает 12 минут в сутки.
- Что же меня теперь ждет? - перебила Оленька, решившись, наконец, заглянуть в бездну.
- Все будет хорошо, - успокоил ее Мишель. - Во всяком случае первые 3-4 месяца точно.
- А потом?!
- А потом - частица «Ом»! - выдал Дерибасов, впервые почувствовавший себя в Москве так же вольготно, как на ташлореченском рынке. - Частица «Ом» приходит в полночь, - добавил он, шалея от ощущения фарта.
Дерибасов снял руку с горячей груди и вытер потную ладонь о штаны.
- Так чего же мне больше всего опасаться? - настаивала Оленька.
Дерибасов учуял верный ход. Одновременно пришло томление от предстоящей подлости и облегчение от сбрасывания провинциальных комплексов.
- Детей. Остерегайтесь заводить детей, - сочувственно посоветовал он.
Оленька потухла:
- Как? Какое же это тогда счастье? Я же только ради этого... А почему нельзя?.. Из-за одного пирожка?.. Не может быть!
Мишель развел руками:
- Мне очень жаль... Так получается...
