многочисленные пристани и полустанки. И всё это электрифицировано.
Всё дальше и дальше уходит на восток наш самолёт. Внизу, в разрыве облаков, то и дело мелькают залитые электрическим светом советские города и сёла. Словно яркими цветами усыпана родная земля. Какой знакомый и близкий сердцу пейзаж! И как же преобразилась за годы советской власти наша Родина! Она расцвела бесчисленными, как звёзды, электрическими огнями новостроек.
Мы приближаемся к Уральскому хребту. Некоторые из наших спутников переводят стрелки часов. Самолёт перелетает границу Европы и Азии. Свердловск — один из крупнейших центров социалистической промышленности и культуры в нашей стране. За годы пятилеток этот город, ставший арсеналом нашей индустрии, превратился в крупный узел воздушных сообщений. Через него ежедневно в четырёх магистральных направлениях проходят пассажирские, почтовые и грузовые самолёты — с запада на восток и с востока на запад, а также на север и юг. Свердловск — центр крупнейшего экономического района.
После кратковременной стоянки в Свердловском аэропорту мы пролетаем дальше над плодородными равнинами Сибири, выходим на многоводные Иртыш, Обь — великие водные сибирские пути.
Впереди — Новосибирск.
Часто мы возим сюда пассажиров, почту, ценные грузы — детали для машиностроительных заводов, запасные части для тракторов.
Одна из новых улиц Новосибирска названа славным именем трижды Героя Советского Союза лётчика Александра Покрышкина, в прошлом рабочего новосибирского завода.
И, глядя на оживлённые улицы, площади, мосты этого прекрасного центра Сибири, на замечательное здание театра — он стоит в ряду с самыми большими в стране, — трудно поверить, что всего сорок лет назад здесь стоял маленький захолустный городишко Ново-Николаевск…
Воздушная трасса Новосибирск — Красноярск — одна из самых оживленных; кого только не встретишь на ней!
Новые воздушные пути ответвились от Красноярска на Алтай, в районы освоения целинных и залежных земель, в тайгу, на северные лесоразработки, на Крайний Север, в Норильск.
Старик лесоруб, который сел в самолёт в Новосибирске, рассказывал мне о прошлом, которое сегодня кажется стародавней былью. Рассказывал и будто морщился, вспоминая, как хищнически в царской России истребляли сибирские леса, как неделями горела тайга и подолгу из-за дыма люди не видели солнца. А сейчас по всей трассе Новосибирск — Красноярск дымят мощные, оснащённые новейшей техникой лесозаводы. Вокруг них живописно раскинулись рабочие поселки, электростанции, клубы, школы.
Пролетаем множество крупных промышленных строек, далёкий Красноярск, видим снежные вершины Саянских гор, а вскоре показывается и бурная Ангара.
Вспоминаю, как однажды в разгар зимы мне пришлось лететь из Красноярска самолётом «ИЛ-12» на Крайний Север. Наш экипаж долго и тщательно готовился к полёту; в мельчайших подробностях изучали мы предстоящий полёт по безлюдной тайге, боялись заблудиться. Отмечали все водные контрольные ориентиры; основным из них являлся, как показывала карта, самый приметный — река Енисей. Каково же было наше изумление, когда в полёте мы обнаружили совсем иные, не нанесённые на карту ориентиры: освещённые электрическим светом поселки, новые стройки и гудрон дороги, светящиеся точки беспрерывно движущихся по шоссе автомашин. Напрасны были наши опасения — заблудиться в такой тайге стало мудрено.
Как ни странно, но мы чувствовали себя подобно герою очерка, напечатанного несколько лет назад в «Огоньке». В нём говорилось об одном иностранном лётчике, совершавшем скоростной полёт вокруг Земли. Летя над советской территорией, он руководствовался довольно подробной маршрутной картой, в которой были точно обозначены леса и степи, горы и реки. А под крылом самолёта на месте таёжной глухомани пилот видел города и заводы, вместо непроходимых болот — широкие ленты асфальтированных дорог. Сбитый с толку, он вынужден был приземлиться, решив, что уклонился от курса. Карта подвела иностранца — она была пятилетней давности. Жизнь обогнала географию!
Под холодными лучами искрящихся звёзд наш корабль стремительно продвигался вперёд навстречу восходящему солнцу. Вдали, у самого горизонта, вырисовывалось светло-голубое небо, забрезжил рассвет. Вырвавшиеся из-за горизонта светло-розовые лучи солнца озарили восток, а вскоре показался отливающий золотом и сам огненный диск; он рос и ширился, затопляя светом необозримые дали.
Близился Иркутск — другой оживлённый воздушный перекрёсток страны, центр воздушной Транссибирской магистрали. Старый купеческий Иркутск — город золотоискателей и скупщиков пушнины, — как и Новосибирск, стал сейчас крупнейшим промышленным и культурным центром всей Восточной Сибири.
Вблизи от Иркутска расположился шахтёрский город Черемхово. На всём сравнительно небольшом расстоянии от Черемхова до Иркутска видим море огней. Один за другим тянутся заводы, рабочие посёлки. Над шахтами вздымаются копры, островерхие терриконы, похожие на пирамиды, — многочисленные холмы выброшенной из угольных шахт пустой породы.
В шестидесяти километрах от Иркутска, среди сосновых чащ, вырос совсем юный город — Ангарск. Ровные асфальтированные улицы, красивые многоэтажные дома, школы, клубы. И живёт в этом городе в основном юное, как он сам, племя: молодые строители, приехавшие сюда по зову сердца.
Мы приближались к Иркутскому аэродрому. В предутренней туманной дымке город только что пробуждался. Впереди по курсу, среди лесистых холмов и склонов, ровным полотном поблёскивала на солнце взлётно-посадочная полоса. Механик приготовил к выпуску шасси, штурман по локатору уточнял ориентиры, проверял курс захода на посадку с прямой. Пилоты держали связь с командной радиостанцией.
Путь от Москвы до Иркутска, равный четырём тысячам пятистам километрам, мы проделали за шесть лётных часов. Первый этап маршрута завершён.
В Иркутске я пересел на летящий по расписанию в Якутск самолёт «ИЛ-14». Прежде чем продолжать наш полёт, мне необходимо было проверить на месте, подготовлена ли в Якутске посадочно-взлётная полоса для приема необычно большого «ТУ-104». Надо было учесть даже такие мелкие препятствия на пути, как угол забора или телеграфный столб — они могли помешать посадке реактивного самолёта.
28 марта я возвратился в Иркутск, чтобы вести отсюда самолёт «ТУ-104» в Якутск. За тридцать минут до начала рейса экипаж, а также наши спутники — якутские журналисты — собрались у самолёта. В 1 час 10 минут по московскому времени, или в 7 часов 10 минут по якутскому времени, зашумели, слегка засвистев, обе турбины: мощные потоки газов устремились в реактивное сопло. Самолёт установлен для старта.
— Взлёт! — подаю команду экипажу.
Машина рассекает своим остриём пепельно-матовую облачность. В светло-голубом небе справа тонкой изогнутой чёрточкой поблёскивает усечённый серп луны. Мы достигаем высоты семи тысяч метров. Чем выше поднимается самолёт, тем всё больше и больше справа озаряется восток. Невозможно уследить за сменой красок. Светло-голубой фон небосвода переходит в бледно-розовый и тут же превращается в оранжевый, багряно-красный…
Самолёт набирает ещё пятьсот метров, и из-за горизонта показывается золотистая верхушка сияющего диска солнца. Оно растёт и ослепляет нас всё больше. Опускаю светофильтры, чтобы солнечные лучи не мешали вести наблюдение за приборами. Миновав тонкий слой облаков, далеко внизу, в синеватой дымке, вижу извилистые заснеженные речки, сопки, холмы и возвышенности, покрытые тёмными массивами леса.
Проходит двадцать минут — мы на высоте одиннадцати тысяч метров. Перевожу самолёт в горизонтальный полёт. Летим со скоростью восемьсот пятьдесят километров в час: мешает встречно- боковой ветер. Автопилот не включён — ведём машину поочерёдно с Филоновым. Одновременно он держит связь с попутными аэропортами. Штурман, почти не отрываясь, смотрит в трубу локатора, уточняет местонахождение самолёта, чтобы не отклониться от контрольных ориентиров.
Прогноз погоды, полученный нами в Иркутске, полностью подтверждается: до самого Киренска ясное небо. Мерно работают двигатели, в самолёте ни качки, ни вибрации — поставьте на стол книгу ребром, и она не шелохнётся. Настроил автопилот: пусть теперь этот чуткий прибор сам ведет самолёт. Под нами слева, далеко внизу, тёмным фоном проплывает могучая лесистая тайга; её массив порой пересекается белыми зигзагообразными линиями замёрзших речушек. Тут и там проступают седые пятна скованных льдом озёр; по ним мы сличаем карту с местностью.
Однообразный таёжный пейзаж вскоре меняется. Справа, насколько хватает глаз, тянутся скалистые
