толкать. Я с вызывающим видом повторил его маневр и пошел домой по противоположному тротуару.
На другой день в школе мы упорно делали вид, будто незнакомы, и только хмуро посматривали друг на друга. Впервые за долгое время каждый шел домой сам по себе. Я выбрал более короткий путь, которым раньше не пользовался. И на кого же я здесь наткнулся? На господина Ризе! Первым моим побуждением было бежать. Но я заставил себя подойти ближе и снял шапку. Как и следовало ожидать, он остановил меня и сказал:
— Вчера кто-то орал у меня за спиной всякие глупости. Уж не ты ли с приятелем?
Я ответил «нет» и покраснел.
— Врешь! — сказал господин Петер Ризе.
Я ответил:
— Нет, не с приятелем. Я один кричал.
— А ты, оказывается, еще и сорванец в придачу? — крикнул он и сделал движение, словно собираясь схватить меня.
Я не стал закрываться рукой, а только посмотрел на него. Он оглянулся. Кто-то показался в конце тихого проулочка. И господин Петер Ризе не без сожаления опустил руку.
— Кланяйся папе! — Он злобно захохотал и пошел прочь.
А я побежал догонять Карла, чтобы перехватить его по дороге. Догнал я его уже у самого дома.
— Карл! — крикнул я. — Ризе чуть меня не поколотил.
Но Карл, словно не замечая меня, пошел прямо к двери.
— Карл! Он спросил, кто кричал, и я сказал ему, что я.
— Врешь! — буркнул Карл и исчез за дверью.
Я был так возмущен, что не стал его убеждать. До сих пор мне всегда верили, разве только уж я говорил заведомую неправду. И надо же, чтобы именно мой друг первым без всяких оснований мне не поверил. Я глубоко оскорбился, — ведь с Карлом меня связывали самые заветные мечты. А потом пересилила боль оттого, что Карл так плохо меня знает. Теперь я все смотрел мимо него с надменным лицом, — по крайней мере, я думал, что с надменным. Скорее оно было печальным, потому что и на лице Карла не видно было оживления. Учитель, заметив на большой перемене, что два когда-то неразлучных друга стоят в разных углах и дуются, приказал нам бежать наперегонки. Мы повиновались, и Карл, конечно, добежал бы первым, но уже у самой цели он нарочно задержался — только я один заметил это, — и мы одновременно коснулись дерева. Я хотел протянуть ему руку, но она как будто примерзла. А Карл так и не поднял глаз, пока мы не разошлись в разные строны.
Завтра же протяну ему руку! Это было мое твердое намерение. К сожалению, Карл на другой день не пришел в школу. Я не посмел спросить, не болен ли он. Напрасно искал я на обратном пути предлога зайти к нему. Перед гостиницей Дуфта я опять наткнулся на обер-кельнера. Увидев меня, он вытащил из-за спины что-то завернутое в бумагу.
— Вот тебе твоя трубочка с кремом, — сказал он и даже отвесил мне поклон.
Я небрежно взял подарок.
— А для Карла? — спросил я недовольным тоном.
Обер-кельнер удивленно посмотрел на меня и даже рот разинул, но одумался. Я ждал, что он выругается. Вместо этого он с непонятной осторожностью сказал:
— Хватит и одной.
Я забыл поблагодарить его. Мне пришло в голову, что одной и правда хватит — я отдам трубочку Карлу, а сам обойдусь. Поэтому я не стал медлить. Но и не побежал. Столько радости и счастья неслось, нет — летело впереди, что мне было все равно не обогнать их. Как я ни торопился, короткий путь казался бесконечным. На лестницу я взбежал с бьющимся сердцем, как в тот раз, когда мы с Карлом спасались от господина Петера Рире. Дверь наверху стояла открытой, словно меня там ждали.
Но ведь я-то знал, что никто меня не ждет, и у меня защемило сердце. Однако я не догадывался, что сейчас будет. В коридоре только звук моих шагов встревожил тишину, и я увидел, что на полу уже нет дорожки. Двери повсюду стояли настежь. В комнатах ни души, какой ужас! Вот здесь я говорил с княгиней. Там она пела, прежде чем дверь заглушила ее прекрасный голос. Она, верно, и сейчас поет, но дверь захлопнулась навек. Я еще не понимал тогда, что значит — пролетело безвозвратно. Непостижимой была эта опустевшая, покинутая комната.
Все во мне восставало против этого страшного запустения. Карл! В нем, по крайней мере, я был уверен, как ни туманно было все остальное. Пройдя по коридору, я завернул за угол. Да, в комнате моего друга слышались шаги. «Карл!» — воскликнул я, еще не видя его. И кто же ответил мне? Краснорожий господин Петер Ризе! Он сказал:
— Уж не увезли ли они что-нибудь твое? Я тоже затем пришел.
— Где они? — прошептал я чуть слышно.
В каком-то беспамятстве смотрел я на место, где недавно стоял кукольный театр. Это был не мой театр. Но что-то и мое оторвалось от меня. Я только не знал что и, как ни старался, не мог вспомнить.
— Скоро вернется Карл? — спросил я дрожащими губами.
— Когда рак свистнет, — ответил господин Петер Ризе с бесцеремонностью судьбы и вышел из комнаты.
Наконец-то у меня брызнули слезы. Я опустился на колени и зарыдал, уткнувшись лбом в пол. Хорошо бы остаться так навеки. И даже когда у меня заболели колени и в груди не стало рыданий, я еще долго лежал, не двигаясь.
Поднявшись, я увидел на полу бумажку; она приоткрылась, из нее выглядывала трубочка с кремом. Я не сразу вспомнил, откуда она. Вот все, что осталось мне от счастливых дней. Трубочка учила меня, что значит — пролетело безвозвратно. Так как я был еще мал, я тут же съел ее, и это дало мне силы опять вдосталь поплакать.
Примечания
Генрих Манн (Heinrich Mann, 1871–1950) писал романы и новеллы, драмы и одноактные пьесы, эссе и публицистические произведения. Однако «грандиозный труд» писателя (по выражению его брата Томаса Манна) — это прежде всего романы (их насчитывается больше двадцати). Именно своими романами вошел Г. Манн в мировую литературу. Первое произведение — роман «В одной семье» («In einer Familie») был опубликован в Мюнхене в 1893 году. Сам Г. Манн считал датой своего вступления в литературу 1900 год — выход в свет романа «Земля обетованная» («Im Schlaraffenland»). К этому времени писатель был уже автором и двух сборников новелл.
Первое собрание сочинений Г. Манна появилось не на немецком, а на русском языке в Москве в 1909–1912 годах (изд-во «Современные проблемы», 9 томов). Почти одновременно с этим увидело свет другое русское собрание сочинений Г. Манна (М., Изд-во Саблина, 1910–1912, 7 томов). Это показывает, насколько творчество немецкого писателя было популярно к тому времени в России (первое произведение на русском языке — новелла «Молодые девушки» была опубликована в 1905 году в «Вестнике иностранной литературы»).
Немецкое собрание сочинений на родине писателя появилось в 1916–1917 годах. Наиболее авторитетным (правда, включающим лишь основные художественные и публицистические произведения) является 12-томное собрание, изданное по поручению немецкой Академии искусств в Берлине (под ред. А. Канторовица): «Ausgewählte Werke in Einzelausgaben», Berlin, Aufbau-Verlag, 1951–1956.
В Советском Союзе неоднократно публиковались крупнейшие произведения Г. Манна. В 1958 году издательство «Художественная литература» выпустило в свет сочинения писателя в восьми томах.
