– Все равно, – сказала Вера. – Спасибо тебе за то, что было. Я понимаю: ты иначе не можешь. А потом они очнутся.
– Я надеюсь.
– Когда придет время – позови…
– Я зову тебя непрестанно, только не могу произнести вслух. И ты не должна слышать…
– Я все равно слышу. Но не приду, пока ты не скажешь громко.
Держась за руки, они стояли в каюте администратора. Тут все осталось так, как в день прибытия на Землю, даже чашка из-под кофе стояла на столике, плотно прихваченная магнитным держателем. Карский кивнул и сказал:
– Если даже никогда больше… Все равно, пока я знаю, что ты есть…
Вера улыбнулась.
– Кто бы мог подумать, что член Совета Федерации способен на такое?
– Да. Наверное, там, на планетах, я слишком много думал об управлении и мало – о жизни. Любовь я прозевал.
– Нет, – Вера коснулась его волос. – Ты нашел ее вовремя.
– Наверное, ради этого стоило даже потерять Землю. Знаешь, я не жалею.
– И я, – кивнула она.
Они постояли молча. Потом он спохватился.
– Пойдем. Мне пора.
– Иди, – сказала Вера. – Я приберу тут, у тебя. Считай, что я тебя поцеловала.
– Не улыбайся другим, – серьезно попросил он.
– Буду, – сказала она. – Не могу иначе. Но ты знай, что каждая улыбка все равно будет для тебя.
– Дайте сигарету, инспектор, – сказал Карский. – Если не жалко.
– Конечно, жалко, – ворчливо молвил Петров. – Мне их сюда не доставляют.
Он вытащил сигарету и протянул Карскому.
– Спасибо.
Инспектор секунду глядел на него.
– Когда приговор? – спросил он. – Сегодня?
– Сейчас, – сказал администратор, не удивившись слову.
Программа была составлена и введена. Все получило оценку в числах: мысли, чувства, потребности. Машина работала с утра, и примерно через полчаса результат должен был появиться на широкой ленте печатающего устройства.
– Да, – повторил администратор, энергично и неумело раскуривая сигарету. – Сейчас.
Он чувствовал, как дрожат руки, и старался унять дрожь.
– Не бойтесь, – посоветовал инспектор. – Чуть раньше, чуть позже – конец, один.
– Слишком мрачно, – пробормотал администратор, пытаясь улыбнуться. – Почему?
– Да вот, – пояснил инспектор, – сигареты кончаются.
– А-а, – протянул Карский и вышел.
Сигареты кончаются, подумал инспектор. И еще – нечего делать. Пока была работа, все шло хорошо. Администратор Карский, для охраны и сопровождения которого был послан инспектор Петров, вступил наконец в должность. Правда, не на Земле – но это от Петрова не зависело, все, что мог, он сделал. Заодно был изолирован Нарев. И хотя Петров испытывал к нему симпатию, он чувствовал удовлетворение от того, что Службе Спокойствия не пришлось бы краснеть за своего представителя в этом мирке.
Работа кончилась. Законы тоже были созданы, Что оставалось? Думать о себе? О жене? О смерти, которой не избежать?
Петров чувствовал, как жизнь ускользает от него. Он принадлежал к тем, может, счастливым, а может – и несчастным людям, чьи потребности невелики, кто быстро добивается для себя того, чего хочет, и в дальнейшем думает уже не о своих интересах, но об интересах тех людей, с которыми или ради которых работает. В работе Петрова интересовали не те перспективы, которые она открывала для него, а само ее течение, процесс: так играют порой не ради выигрыша – ради игры. Теперь, закончив свои дела, он почувствовал вдруг, как исчезает опора в жизни – последняя опора, потому что предпоследней он лишился еще раньше; предпоследней была жена, которая сейчас наверняка была уже не его женой, а еще чьей-то, и думать об этом Петрову было тяжело.
Легче, чем другие, он встречал мысль о смерти. Он был здесь старшим по возрасту, и казалось естественным, что и умрет он раньше остальных. Но он знал, что никогда не сможет сам прервать свою жизнь: не такова была его мораль.
Но вот сигареты кончались. Это тоже было плохо. Все было плохо, куда ни повернись.
– Капитан, – сказал администратор устало. – Бывают ли чудеса?
– Для такого разговора, – осторожно ответил Устюг, – надо сначала установить, что такое чудо.
– Сейчас – это то, что поможет нам выжить. Остаться людьми. Обществом. Вот я отменил ваш запрет. Но безрезультатно. Чуда не произошло. Вот и с вами. А ведь вы…
Капитан сухо кашлянул. Для себя он запрета не отменял.
– Полагаю, обсуждать этот вопрос мы не станем.
– Извините. Но все равно. Цель бытия. Где она? Mы заброшены сюда. Значит ли это, что мы опередили Землю? Или отстали? Где, по отношению к земным целям, искать нашу: в прошлом или будущем? Она не может повторять что-то, достигавшееся на Земле: тут иная жизнь. Но нельзя и полностью отказываться от земного опыта. Что же мы должны найти?
Они сидели в центральном посту, где больше никого не было и можно было говорить откровенно.
– Не знаю, – сказал капитан. – Но я привык достигать цели, работая с сильными людьми. А тут…
– Не бывает слабых и сильных. Такими людей делает отсутствие цели – или ее наличие, масштаб, степень преданности ей… Как раз то, чего у нас нет. Что в наших силах? Вот и приходится думать о чуде.
– Чудо… – пробормотал капитан. – Это, например, когда вам грозит верная гибель, но вы все же спасаетесь.
– Физическая гибель? Здесь это, кажется, единственное, что нам не грозит.
– Ну, не знаю, – протянул капитан. – Корабль – мир равновесия. Стоит выйти из строя жизненно важному узлу или, допустим, корпус разгерметизируется…
– При столь мощных синтезаторах надо ли бояться повреждений?
– Синтезаторы временами приходится останавливать для профилактики. Одна половина стоит, другая занята изготовлением деталей для нее. Конечно, повреждения могут быть разной степени. Вот, например, у нас слаба обшивка в носовой части… Знаете, я иногда думаю: какое-нибудь происшествие встряхнуло бы всех нас, как следует.
В дверь заглянул инженер Рудик.
– Капитан, – сказал он. – Машина готова дать ответ.
– Гм, – промычал администратор. – Встряхнуть, говорите?
Они вышли в соседнее помещение, и администратор поспешно склонился над широкой лентой, ползущей из щели. Выводы, сделанные машиной, запечатлелись там, уже переведенные на язык людей.
Карский прочитал.
Ответ был отрицательным. Общество – крохотное, замкнутое человечество Кита – обречено.
Машина вынесла приговор: в этих условиях людям следует умереть.
Каким великолепным было государство! Подобного не найти в мировой истории. Недаром Нарев всю жизнь стремился к власти: чувствовал, знал, что может организовать все так, как никто другой. Территория, правда, была невелика, но если разобраться – так ли велика была Спарта и другие греческие города? Не благодаря обширности остались они в истории, но потому, что обладали четкой организацией. А большей четкости, чем сейчас у Нарева, не существовало нигде.
Ему не сразу пришло в голову, что можно заняться этим. Изгнанный, он сначала все ждал, что придет Мила. Тогда она почти пообещала это – взглядом. Но дни шли, Милы не было, и Нарев от скуки занялся государственными проектами, а потом увлекся.
Сейчас путешественник комплектовал Тайный совет. Он должен был состоять из двенадцати человек, и
