Человечными, как говорится?
Это Керо, конечно, опять вылез со своими предложениями. Все еще не расквитался за свою давнюю обиду? Или ему просто такую арматуру всадили, что покоя не дает?
– Ты, Керо, сначала их спроси. Они ведь думают, что мы отсюда пойдем вниз – туда, откуда пришли. А захотят ли идти вглубь этого проклятого места?
Спроси, спроси. А заодно и сам подумай. Ты что, согнав охотку, жалеть их стал?
– Ну, – проговорил Керо обиженно, – мы ведь не улкасы все-таки. Почему же не пожалеть?
– А тогда подумай: ты не хочешь, чтобы их свои перерезали, ну, а мы им что можем обещать? Мы сами-то знаем, куда идем и какой будет наша судьба? Мы своей жизнью рискуем, зачем еще чужой рисковать?
Керо шмыгнул носом, упрямо покачал головой:
– Как знаешь, а я все же спрошу. И спросил, обращаясь к своему гарему, ко всем четырем сразу. Ни одна не стала отвечать – все разом посмотрели на старшую. Та ответила сразу и не очень длинно.
– Что она?
– Говорит, что ничего другого им, видно, не остается, как принять нашу судьбу. Свои, говорит, наверняка зарежут, а с нами, может, и повезет – все-таки мы не люди, а обуры.
– А сам ты тоже думаешь, что мы обуры? – спросил Онго, но ответа не стал дожидаться, а сразу продолжил:
– Теперь точно переводи им. Спроси: откуда же и кто узнает, что с ними тут приключилось? Что обуры их навестили? Разве что сами они расскажут? Мы-то этого не сделаем, понятно ведь?
Керо перевел. Выслушал ответ.
– Она сказала: конечно, они сами никому ничего не скажут. И от этого дела, хвала Создателю, следов не остается. Если только кто-то из них не родит потом обура вместо нормального человечка.
– Объясни ей: если кто-то и родит, то до того еще столько месяцев пройдет, сколько полагается. А за это время мало ли что изменится. Пожалуй, и сами они позабудут. Скажи: я предлагаю им тут остаться, нести службу, как если бы ничего не случилось. Мы сейчас пойдем туда, вглубь. А вот когда будем возвращаться – ну что же, тогда, если захотят, смогут уйти с нами.
В разговор неожиданно вступил Мори:
– Погоди, командир. Ты что – всерьез? Мы их тут оставим, сами пойдем дальше, а они тут же – нам в спину. Перебьют, как мух. А если у них оружие отобрать или сломать, всем станет ясно, что тут что-то не так, и прикончат их без лишних слов.
– А кто говорил, чтобы оружие отобрать? И портить тоже не станем. А вот боеприпасы выгребем до последнего патрона и до последней сигналки. Чтобы если даже очень захотят послать нам в спину очереди или же подать сигнал ракетой – нечем оказалось. Своим же, если те появятся прежде нас, объяснят: все боеприпасы забрали с собой воины, когда уходили на помощь патрулю, а то, что оставалось в карауле, израсходовали, потому что кто-то, мол, снизу сюда подходил, но, наткнувшись на сопротивление, отступил неизвестно куда. И еще скажи им: я строго требую, чтобы сейчас же отдали нам все средства связи, что у них есть: радио и все такое.
Растолковывать женщинам сказанное долго не пришлось: похоже, предложение их удовлетворило.
– А насчет связи они говорят, что была у них походная рация, но ее взял вместе с радистом начальник караула – наверное, там и пропала, где все погибли.
Говорят: была бы связь, они вызвали бы подмогу еще до нашего прихода.
– Ну что же, – кивнул Онго. – Правдоподобно. Теперь – быстро: обшарить все углы и закоулки, все до последнего патрона – в кучу и взорвем. Нам-то они ни к чему. Только отнесем на сотню-другую шагов, чтобы тут ничего не повредить… И вот еще что. На всякий случай спроси: есть ли другой вход в эти места?
Нито переговорил еще. Уже по выражению лица горянок можно было понять, что сам вопрос им показался глупым.
– Нет, она говорит: никак иначе пройти нельзя. Говорит, им объясняли, когда сюда привели: дальше с трех сторон скалы, на которые и козе не взобраться, а с четвертой – пропасть. То есть крутой обрыв, а далеко внизу – берег и большая вода. Но там уже не их, говорит, не улкасские места.
– Ну-ка, ну-ка, сравним с картой. Может, поймаем на вранье?
Онго вытащил планшет, включил карту, загрузил нужный район. С минуту разглядывал.
– Нет, тетка не врет. Так оно и есть. Ну, что же, хорошо хоть, что с тех направлений никакой неожиданности нам не грозит. Да и с этой стороны мы на какое-то время застрахованы вроде бы. Ну – теперь все за дело. Нито, предупреди: если кто попробует утаить любые боеприпасы – расстреляю на месте, и никакая любовь не спасет. Пусть сами носят, а вы только проверяйте, чтобы подчистую все вынесли.
Возня с боеприпасами заняла полчаса с лишним; наконец, закончили валить в кучу, Соки – подрывник кроме всего прочего – пожертвовал двумя подрывными шашками и одним радиовзрывателем. Все отошли в сторону, подальше. Онго скомандовал, Соки нажал кнопку. Рвануло. Фейерверк получился на славу: патроны, гранаты, сигнальные ракеты рвались, разлетались во все стороны, рисовали огненные, быстро исчезающие узоры. Когда все погасло, темнота показалась куда более густой, чем раньше.
– Ну, все, – сказал Онго. – Выступаем.
– Постой, командир.
– Что еще, Нито?
– Что же мы, наших даже не похороним по-человечески? Тех, кто там, в яме…
Об этом Онго успел подумать еще раньше. И ответил сразу же:
