Кедрин вышел в коридор. Здесь было по-обычному пустынно, потом в дальнем конце показалась группа людей. Кедрину захотелось свернуть в сторону, но он пересилил себя и пошел навстречу, независимо подняв голову.
– Ага, это ты, мой наказанный друг, – рассеянно сказал Гур. – Что нового?
– Отправляюсь на Землю…
– А мы проводили на Планету Славу… Последний рейс. Здесь у нас еще нет пантеона. Но будет – со временем.
– О да, – сказал Дуглас.
– И в этом пантеоне наш друг Дуглас в свое время будет изваян в назидание потомкам с серебряной ложкой во рту – за обеденным столом.
– Не думаю, – сказал Дуглас. – Хотя…
– Есть что-нибудь новое о причинах?..
– Кое-что, – ответил Гур. – У него в скваммере оказался искатель запаха. Он сделал какие-то записи на кристалле, но излучение основательно испортило их. Обещали восстановить.
– А еще новости?
– Лобов сообщает о полном благополучии. Даже чересчур полном. Но Велигай знает: если Лобов хорохорится – значит, плохи дела. А нам, кроме всего прочего, еще хватит возни с этим запахом.
– Слушай, Гур… Ведь в тот раз прибор в пространстве взял запах!
– Да, – грустно кивнул Гур. – У меня ранец-ракета не на сжатом воздухе, а на химическом горючем. Привычка… Вот запах сгоревшего топлива и был в пространстве, когда мы испытывали Славины приборы. Так ты – на Землю… Я тебе немного завидую. Дети наши растут на Планете, и мы не так-то уж часто видим их. Но они вырастут и придут сюда. А мы тоскуем о Земле и любим свой Пояс. Противоречие? Диалектика жизни…
– Сложно.
– А что просто? Ну, мне пора. Только не забывай: на Земле ты тоже не имеешь права работать.
– Не забуду.
Он медленно шел к каюте. Что ж, месяц – это еще куда ни шло. Через месяц с небольшим корабль будет сдан… Значит, и этого у меня нет: его достроят без меня…
В каюте он осмотрелся. Собирать было нечего – люди приходили и уходили налегке. Взглянул на часы. Ежедневный корабль на планету уйдет через час.
Единственным, кто попался Кедрину по дороге в порт, был Герн. Он цепко ухватил Кедрина за рукав.
– Я вас помню: это вы заметили ту странную вспышку. Мы установили теперь: корабль цел и Трансцербер – тоже. Но расстояние между ними сократилось. Что это может означать?
– Ну, что?
– Ах, вы тоже не знаете, – разочарованно сказал Герн. – Вы далеко?
– На Землю.
– Ага… – сказал Герн, – тогда извините. Счастливого пути.
Он церемонно поклонился, но глаза его смотрели мимо Кедрина, и улыбка была лишь данью вежливости.
Объявили посадку. Пилот появился из раскрывшегося переходника. Его лицо было знакомо, хотя раньше оно не было таким непроницаемо суровым.
– Привет, Сема, – сказал Кедрин.
– Салют, – ответил Сема.
– Вы теперь на приземельских?
– Что мне, всю жизнь летать на глайнерах?
– А тот пилот?
– Не летает. Но готовится…
– Ясно. Можно садиться?
– Сделайте одолжение, – сказал Сема.
Кедрин шагнул в переходник. Гур нагнал его уже в салоне. Он протянул Кедрину маленький пакетик.
– Вот, возьми. Копия записи Славы. Прочитаешь на Планете… когда будет время и настроение. Итак – расстаемся на месяц?
– Не знаю…
– Я знаю. Ты попрощался?
Кедрин молчал. Гур промолвил:
– Ничего, грустящий друг мой. Воистину прав был кто-то, сказавший: если бы бури в пространстве были столь же преходящи, как в любви, не было бы ничего приятнее полетов. Кто это сказал?
– Не знаю, – буркнул Кедрин.
– По-моему, опять я. Или иной классик, но это не важно.
Глава двенадцатая
Капитан Лобов – там, на орбите Трансцербера – сидит за пультом. По старой привычке руки его лежат на гладкой панели, хотя привычка сейчас ни к чему, и сам пульт – тоже; управлять нечем.
Управлять нечем, но все остальное в таком возмутительном порядке, что ни экипажу, ни пассажирам почти нечего делать. Транс подступает все ближе, и по мере его приближения укрепляется и уверенность в том, что Земля не успеет. Транс уже наблюдается визуально: пока – как яркая точка, но вскоре…
И люди невольно содрогаются при мысли о том, что произойдет вскоре. А капитан Лобов думает: как бы сделать так, чтобы к ним не приходили такие мысли? И придумывает.
Кажется, обстоятельства спешат ему на помощь. Внезапно приходит в негодность термоустройство одного из отсеков – жилого. Морозец хорош зимой на Земле, но не сейчас, на этой орбите. Все люди немедленно мобилизуются на ремонт термосистемы. Причины аварии неизвестны – еще вчера все было в абсолютном порядке. «Но аварии всегда случаются неожиданно, – утешает капитан. – Ничего, поработаем как следует пару дней – и все будет в порядке…»
Все с этим согласны и выражают предположение, что эта авария будет последней. Капитан Лобов кивает; однако про себя – только про себя – он допускает, что аварии могут случаться и в дальнейшем. Капитан даже мог бы предсказать (хотя никогда до этого не отличался даром пророчества), где скорее всего окажется следующая неисправность: во флора-секции экоцикла. Это не очень опасно, но потребует немалых усилий для ликвидации.
И авария происходит. Люди заняты, и им некогда думать о том, что Трансцербер снова придвинулся на несколько тысяч километров.
Земля начала открываться Кедрину с высоты, и даже матросы Колумба не приветствовали ее таким криком, какой раздался в его душе. Как хорошо видеть тебя вблизи, мой дом!
Планета развертывалась перед ним добрая и безмятежная, как страна из мультипликационного фильма.
Корабль, замедляясь, входил в плотные слои атмосферы. По обшивке текли огненные реки. Чудесный мир лежал внизу, зеленый и голубой, омываемый ветрами и океанами, летящий, кружась, в мировом пространстве.
Двигатели упоенно ревели. Земля оказалась громадной. На космовокзале было людно, Кедрин даже немного растерялся; он отвык видеть столько людей вместе. Вначале он хотел сразу отправиться в институт, но потом решил немного задержаться в порту: на время, нужное для акклиматизации.
Он пристал к шумной компании и почти час ожесточенно и весело спорил с двумя юношами, защищая позицию трех девушек. Это был старый спор микро– и макроклиматологов. Ребята стояли за микроклимат: тут пальмы, а рядом – снег; им хотелось жить под пальмами, а по утрам бегать на лыжах. Девушки горячо защищали макроклимат: тепло – так уж всюду тепло, не надо кутаться. Кедрин поддержал их, потому, что ему хотелось тепла, и потому, что это были девушки. Все пятеро, как выяснилось, летели на орбитальную метеобазу, которая обращалась вокруг планеты на расстоянии пяти тысяч километров, внутри водородного кольца. Кедрин немного погрустнел: люди покидали Землю, такую единственную, и даже пообещал одной
