перемещались, не щадя свои аграресурсы, выдавала их: раза в полтора она превышала рекомендуемую для этой трассы в такой час. Двигаясь в таком темпе, они поравняются со мной…
Четырнадцать секунд осталось. Пора.
Оконный проем тем временем совершенно очистился. Я стою на подоконнике на коленях. Мой агриндик поспешно, но аккуратно извлеченный из внутреннего кармана, уже закреплен на спине. Инстинкт (унаследованный от самого сотворения мира, не иначе) сейчас, как и всякий раз при выходе в воздух, злобно протестует; но это уже привычно, чтобы он не возражал, его надо упоить до такой степени, чтобы он уснул, – однако это грозит более серьезными недоразумениями. Так что я просто мысленно рявкаю на него: «Заткнись!» – и ныряю с подоконника, одновременно плавно вводя аппарат в работу.
Рассчитал я неплохо. Студенческая орава догнала меня на пятой секунде моего полета и стала обтекать со всех сторон, соблюдая, конечно, приличия. Еще через пять секунд я оказался в ее середине – и плавно увеличил скорость до той, с какой передвигались коммерц-адепты. Не оглядываясь, я еще через четыре секунды почувствовал (лопатками, что ли?), как кто-то высунулся из бывшего моего окна и стал пялиться вдогонку нашей быстро отдаляющейся ватаге. Но меня вряд ли можно было разглядеть среди плотной толпы, даже если в его распоряжении был серчер со всеми моими параметрами. Адье, мои красивые, встретимся, я надеюсь, никогда, jamais!..
В середине студенческой компании я, чтобы на меня не косились и не старались выдавить из группы, сразу же включился в горячую дискуссию на тему: примерный мыслимый доход от инвестиций в миры восьмого класса. Это позволило мне удерживаться в группе до второго перекрестка, которые на высоте обозначены так же четко, как и на твердой поверхности. Мой летный опыт относительно невелик, так что лететь непринужденно и одновременно болтать, что в голову придет, чтобы не выделяться из окружения, требовало определенных усилий. Хотя летели все мы в одной и той же, выработанной с годами позе (не горизонтально, как плыли бы в воде, и не вертикально, как принято ходить по тротуару, но, так сказать, по биссектрисе – под углом сорок пять градусов, используя кроме аградвижка еще и возникающую подъемную силу), но среди нашей достаточно плотной группы все время происходило внутреннее движение: менялись собеседники, потому что тут возникала одна тема, там – другая, и сразу начиналась новая перегруппировка по интересам, при этом меня снова невольно оттесняли в сторонку. Я вежливо сопротивлялся, внутренне завидуя молодой безмятежности и уверенности в себе и как-то и самого себя начиная ощущать куда более молодым и даже оптимистом – хотя давно уже не был ни тем, ни другим. И лишь когда пришла пора отвернуть в сторону, я позволил выдавить себя к самой периферии группы, а как только мы оказались в границах развязки – плавно замедлил скорость, отстал и повернул на север по одиннадцатому коридору Север – Юг (западно-восточные здесь обозначаются литерами, хотя в разговоре чаще называются именами тех проспектов, улиц и проездов, над которыми пролегают).
Я изменил курс не потому, что студенты мне надоели – напротив, я с удовольствием еще побыл бы с ними, заряжаясь бодростью, но оставалась задача, которую надо было решать независимо от качества моего настроения, а для этого следовало в первую очередь оказаться в надежном укрытии, где никто не смог бы не только принести мне вред, но даже и просто помешать. Такое место существовало, и я знал, где оно находится – или, во всяком случае, находилось еще позавчера, когда его проверяли в очередной раз; именно туда я и держал путь.
Место это – не единственное, но, пожалуй, лучшее – было выбрано нами по давно известному принципу: где надежнее всего спрятать камень? В каменной россыпи или на галечном пляже, а вовсе не в каком- нибудь укромном уголке. Хотя бы потому, что всегда имеется некоторое количество людей, обожающих искать и находить именно укромные уголки – даже без всякого злого умысла, просто у них есть такая внутренняя потребность. От тайников лучше держаться подальше, и самые рискованные действия лучше предпринимать у всех на глазах – тогда люди, скорее всего, просто не поверят, что вы действительно делаете это. И вот выбранное нами убежище соответствовало как раз этому принципу – не полностью, может быть, но в главном соответствовало. Тут, наверное, стоит оговориться: произнося «выбранное нами», я имею в виду вовсе не Орро. Он как раз ничего об этом не знал и не знает, следовательно – не раскроет его даже в случае, если изменит своим принципам (во что я, впрочем, не верю).
Глава 6
Путь к убежищу вел через городской Луна-парк; именно здесь всегда толпились люди, дрейфуя от одного аттракциона к другому, задерживаясь в кафешках в шатрах или под зонтиками, а то и просто под открытым небом, порой же располагаясь с пивом и заедками прямо на травке, на газонах, что никак не запрещалось. В любом большом городе всегда хватает людей, ничем не занятых даже в разгар рабочего времени; это характерно для всех цивилизованных миров – и Сальта не была исключением. Такое времяпрепровождение даже поощрялось: пребывание людей не в своих четырех стенах, а, напротив, у всех на виду вместе со множеством других, знакомых и незнакомых, должно было свидетельствовать – и действительно свидетельствовало о спокойствии, порядке, благополучии и доброжелательности населения; а чего еще можно желать в большом городе?
Луна-парк эпохи гравитехники, как это ни покажется странным, не очень отличался от таких же заведений, какими они были и сто, и, наверное, триста лет тому назад. Скорее всего потому, что, как бы ни развивалась техника, люди в принципе оставались все такими же – с теми же инстинктами и желаниями, все так же замирали сердца, когда, скажем, заполненная людьми кабина внезапно обрушивалась вниз с высоты – как ни будь уверен в том, что гравитехника не подведет, страх этого не знает. И когда разогнавшийся вагончик в высшей точке трассы срывается с направляющих и летит по воздуху, по пологой траектории – сколько ни убеждай себя в том, что все рассчитано точнейшим образом, буквально до миллиметра, а если даже произойдет невозможное и вагон не попадет, закончив сорокаметровую безопорную дугу, на продолжение рельсов на втором участке трассы – все равно ничего страшного не случится: недремлющий антиграв плавно опустит вагон на грунт, практически даже без толчка, – нет, как ни успокаивай себя такими размышлениями, все равно сердце сбоит, пресекается дыхание и в кровь врывается мощная струя адреналина. И даже в старейшем из аттракционов, в «пещере ужасов» (на самом деле это не пещера, а туннель, углубленное в землю кольцо с ответвлениями), люди, давно уже, казалось бы, отученные верить в привидения, живых мертвецов и семиглавых драконов, все равно невольно вскрикивают, отворачиваются, а то и приседают, закрывая лицо руками, когда из черной дыры выскакивает огнедышащее чудовище и с размаху ломится в окно медленно проползающего по туннелю вагона: ну конечно, это все не настоящее, но вдруг окно все же не выдержит? Нет, я понимаю, но вдруг?..
Этот аттракцион мне всегда нравился больше остальных – наверное, потому, что по мне глубина лучше высоты, там если что, то всмятку, а из глубины можно все-таки выкарабкаться или всплыть – если повезет, конечно. И, спокойно приземлившись на посадочной площадке Луна-парка и достаточно внимательно, хотя и ненавязчиво, оглядев ближнее пространство (все было спокойно), я направился именно к этой кассе. Заплатил тридцать сальтов (по-моему, цены в парке все-таки грабительские) и уселся в вагон, уже более чем наполовину заполненный любителями острых ощущений.
Место я выбрал в кормовой части, рядом с запертой дверцей аварийного выхода. Еще три с лишним минуты – после того как вежливой улыбкой приветствовал даму средних лет, рядом с которой оказался (она сидела справа от меня, у окна), – я не сводил взгляда со входа, где появлялись все новые пассажиры. Наконец последнее место оказалось занятым, прозвенел звонок, дверь затворилась, и ни одного человека, какой мог бы представлять для меня угрозу, так и не появилось. Я облегченно вздохнул и стал настраиваться на Ланерского Червя – это чудище должно было первым представиться нам и вызвать первые визги и ахи. Вагон тронулся. И сразу же соседка, приблизив ко мне лицо, прошептала:
– Скажите, это весьма опасно?
«Очень кстати», – подумал я. Вслух же ответил вполголоса, только для нее:
– Мадам, мне не следовало бы говорить этого, но вы, видимо, впервые… Ни малейшей угрозы, поверьте мне.
– А вам уже приходилось… участвовать в этом?
Я позволил себе улыбнуться:
– В каждой поездке. Я тут работаю инспектором по технике безопасности. Так что могу поручиться. Кстати, если я во время поездки покину это место, не удивляйтесь и не пугайтесь: это входит в мои обязанности. И не поднимайте тревоги.
– Спасибо, что предупредили, – собравшись с духом, дама поблагодарила меня кокетливой
