вой воды, кристально сверкающе-прозрачную, которая упала на него. На глазах тельце мухи стало принимать свои формы, он поднялся на лапки и стал чиститься.
- Что за манера обрывать собеседника на полуслове. Теперь, вот, забыл о чем говорил, ах, да... незамедлительное мое возрождение, подобное возрождению пророка человеческого, безусловно лестно для такого создания, как я, казалось бы, самою Природою обреченного на незавидный удел вечного посетителя сточных канав и выгребных ям...
Я, вполуха слушая его напевный речитатив, нагрел меж тем тавро на язычке пламени, ко лышущемся вопреки всем законам физики прямо в воздухе, и, убедившись в его вишнево- красном цвете, поморщась прижег руку на предплечье, чуть пониже локтя...
-...предназначение, самый смысл которого, величие, я бы сказал, в служении существу более высокому, самопожертвование во имя его и возрождение из пепла, подобно огнен ному Фениксу, знаменательнейшему герою древних легенд, птице, снискавшей...
Чуть выждав, я создал каплю прямо над обожженным пятном, в центре которого явственно просматривалось, как и полагается, 'Т', которая упала прямо на кожу, свершив положенное ей превращение.
Можно было возвращаться, но мой маленький оратор, устроив свою трибуну на моем плече, продолжал вить нескончаемую веревку из сравнений, апелляций к событиям древним и новым, напыщенных эпитетов и красочных оборотов. Мне не хотелось услышать его упрек в нетак тичности, я хорошо понимал, что теперь, с тех пор, как я в петле, он вынужден просиживать долгие дни в одиночестве пустого пространства, беседуя с самим собой, и я прощал его зануд ливое надоедство. Фраза его никак не кончалась, и я не мог вставить даже слово. Но тут мне в голову пришла мысль...
- Послушай, Сахар, хочешь, я возьму тебя с собой?
Сначала он хотел возмутиться, но как только понял смысл слов, то недвусмысленно дал мне понять, что вопрос это чисто риторический, свечой стартовав с моего плеча и сходу выполнив несколько фигур высшего пилотажа.
- Итак, - я щелкнул пальцами, и он поспешил приземлиться обратно.
Сходят с полей снега
Из года в год - всегда.
Так же и ты теперь
В силы свои поверь,
Вспомни, кто ты, кем был.
Сердца огонь не остыл.
День прогоняет ночь,
Тягостный сон - прочь.
Едва замер на моих губах последний звук, как с внезапностью свершилась перемена.
Снова ясное синее небо над головой, веселое летнее солнце, ветерок, волнами пробе гающий по траве, укатанные ровные дорожки, статуи, замершие в выразительных позах, и са мая прекрасная из них - Агата в пышном платье с турнюром и с розами в прическе 'Ля рошез', с нежно-розовой кожей и чуть побледневшим лицом, округленными от удивления глазами, смот рящая на мое пробуждение, все еще не в силах прийти в себя.
- Как замечательно, - тихонько прожужжал мух, усаживаясь мне на плечо.
- Ты видела?
Вопрос чисто риторический.
Агата чуть приседает и, нежно взяв меня за руку, помогает подняться.
- Значит... ты волшебник, и я... и мы... и все вокруг в твоей власти?
- Нет, я человек. И власть моя над вами не больше той, которую вы имеете надо мной. А все мое искусство - это набор приемов, терпение и маленький талант.
- Объясни. Я ничего не понимаю и, кажется, сейчас окончательно запутаюсь.
- Я тебя распутаю.
- Не шути так. Скажи, если это только умение, то, выходит, и я, и док,
и любой-любой другой может стать всесильным?
- Нет, не всесильным...
- Ну хорошо, хорошо. Выходит, ты создал мир, над которым ты властен?
- Так и не так. Я создавал мир, в котором я буду властвовать, но, создав его, я более не вла стен над ним.
- Это как курильщик опия? Он может курить и предаваться грезам, но какие они будут, он не знает.
- Нет, я знаю все. Разница в том, что он грезит, а я живу.
- И сколько же времени уходит на то, чтобы научиться этому?
- Не так все просто. Если бы всякий брался за т-дао, то только двое-трое из ста смогли бы овла деть методом, но и из них не каждый достигнет 'петли'. Еще ее называют 'сито', хотя, на мой взгляд, вернее было бы - 'барьер'. Самые талантливые доходят до него за три-четыре года.
- Годы? - она остановилась, и улыбка медленно сошла с ее лица.
Глава XI
Но вдруг я почувствовал, что они уже появляются, что они уже созданы, и это было как шок, как удар, и с этого мига мой рот превратился в рупор фонографа, я еще говорил, но то, что во мне говорило голосом, напоминавшим мой, было уже чуждо мне, и существовало само по себе. Они, вновь созданные, были близко, совсем рядом, все мое существо трепетало от страха, но го ворящий механическим голосом монумент - это тоже был 'я', и я был не в силах остановить по ток лживых, мне не принадлежащих слов, ни сойти с места, ни даже взглядом сказать, намекнуть Агате, что я уничтожен, парализован, заморожен вихрем страха, пронесшимся в моей ду ше.
Они вышли из-за тумана кустов вдруг, высокие, узкобедрые, затянутые в невообразимую зеленую кожу брюк и курток, с зелеными же волосами, стоящими торчком, как иглы у ежа. Син хронно двигаясь, как марионетки или две части одного механизма, они все же в первое мгнове ние показались мне двумя гигантскими кузнечиками, но нет, это все же были люди, две девуш ки, безучастно-холодные, недоделанные люди, оболочки, ожившие формы, посланцы в намек на нечто, которое вскоре должно было раскрыться передо мной.
Теперь же, когда появились эти две тоскливо-зеленые посланницы неведомой пока еще будущей моей Судьбы, я вдруг впервые почувствовал, что не хочу никуда уходить от нее, я хотел остаться подле нее и мысленно искал в ней поддержку, ощущение было такое, будто сейчас я навсегда потеряю еще одну частичку себя, еще что-то, что связывало меня сегодняшнего со мной вчерашним, и, потеряв это нечто, я чуть больше стану собой завтрашним.
Я хотел взять мою Агату за руку, тщетно пытаясь заглянуть ей в глаза, но она уже отгороди лась от меня, и движение моей руки замерло на полпути, глаза сами ушли в сторону, невидя щим взглядом скользя по зелени природы.
- Одинокий ждет, - нетерпеливо поторопила меня одна из пары 'кузнечиков'.
- Пора. Иди, я буду ждать...- Агата не договорила фразу, но слово 'вечно' само проявляло