– В данном случае? Вы хотите сказать, что…
– Да ничего я не хочу сказать – кроме того, что уже сказал. Я всего лишь высказал предположение, не более того. Приведу еще одно: в случае, если бы дело обстояло именно так, вы, подозревая, что виновником гибели прохожего является именно человек, оштрафованный за превышение скорости, объявили бы его в розыск Интерпола с просьбой задержать и выдать властям вашей страны, поскольку он обвиняется в убийстве, пусть и непредумышленном, в неоказании помощи и бегстве с места происшествия – ну и так далее.
– Разумеется, если бы события развивались подобным образом, мы именно так и поступили бы. Конечно же.
– И совершенно правильно. Могу помочь вам: этот виновник, насколько нам известно, находится сейчас на территории Соединенных Штатов. Надеюсь, что полиция этой страны получит все нужные сведения и документы в самый короткий срок.
– Понял вас.
– Постарайтесь, чтобы это было если и не завтра, то хотя бы не через год. Таким временем мы не располагаем, хотя небольшой резерв, конечно, имеется. Вы меня поняли?
– Разумеется, сразу просто невозможно. Ведь нам надо еще найти…
– Господь милосердный! У вас что – людей не сбивают? Если так, то я немедленно переселяюсь в вашу страну на постоянное жительство.
Собеседник чуть усмехнулся, давая услышать, что понял шутку. Ответил же серьезно:
– Таких случаев хватает, к сожалению. Я имею в виду – когда сбивают, а не когда переезжают к нам. Хорошо, я все понял. Будет сделано.
Звонить в третью страну, таким образом, не понадобилось. Ну что же, теперь события будут развиваться в полном соответствии с нормами закона – и с этим уже никто и ничего не сможет поделать. Но «в соответствии с законом» значит – не спеша: еще древние знали, что закон хром и потому шагает медленно.
А тем временем гость усилиями Столбовица (и Лу Королефф) будет защищен от нежелательных случайностей надежнее, чем в любом другом месте. В случае, конечно, если не предпримет никаких сумасшедших демаршей.
Осталось лишь надеяться, что москвич хотя бы вполовину так умен, каким кажется.
4
Серьезный разговор с пятерыми астронавтами, что готовились к героической, давно и по- разному описанной людьми, но ни разу еще (насколько известно) не происходившей в действительности экспедиции на Марс, не был легким ни для тех, кто его начал, ни для других – кому предстояло, тщательно обдумав, дать свои ответы; причем посоветоваться они не имели права даже с самыми близкими и дорогими им людьми. Перспективу они могли обсудить разве что между собой, и для того, чтобы сделать это, они попросили дать им время: одни сутки. Потому что слишком уж много возникало всяких «за» и «против».
В самом начале их откровенно посвятили во все, что до сих пор оставалось высоко секретной информацией. Объяснили, почему все эти данные являются секретными и должны оставаться такими, во всяком случае, до возникновения в этом деле полной ясности. Не забыли упомянуть и о том, что – по предварительным прикидкам и прогнозам специалистов – небесное тело, если оно и на самом деле является явлением природы, скорее всего нарушит все расчеты той самой экспедиции, к которой экипаж готовился. Время ее предполагаемого старта было вычислено заранее, чтобы орбиты корабля и Марса сблизились как раз в то время, когда оба тела будут находиться, грубо говоря, в одной и той же точке. Ничего нового в этом не было – уже не один зонд совершал такое путешествие – однако, по уже упомянутым приблизительным расчетам, приближение бродячего тела (а большинство астрономов после того, как нарушитель вроде бы пришел в норму, уже почти уверилось в том, что тело является монолитом и потому должно обладать массой, которую нельзя было не принимать во внимание) могло как-то повлиять если и не на финиш- планету, то на корабль – определенно; а чтобы сохранить нужные параметры траектории, понадобился бы дополнительный расход топлива, что могло бы поставить под сомнение возможность обратного старта с Марса – а это, как понимал каждый, означало бы гибель.
С этими доводами астронавты не могли не согласиться.
– Тем более, – было добавлено еще, – что в настоящем, дальнем походе корабль еще не испытывался. Однако такое испытание было бы крайне полезным для полной уверенности: каждый опытный человек понимает, что бывают недоделки и недоработки, которые обнаруживаются лишь по прошествии немалого времени – им нужно, так сказать, дозреть. Так вот, испытательный полет, на расстояние пусть и не такое, как до Марса, но все же имеющее тот же порядок величины, поможет выявить и устранить все или почти все скрытые ловушки и прочие неприятности.
– Стоп, а сама-то экспедиция что – отменяется? Или откладывается? Тогда на сколько же? Надолго? Сейчас люди подошли, выражаясь спортивным языком, к пику формы; но это – состояние преходящее. И будет очень обидно… Ведь следующее время взаимного положения планет, пригодного для совершения перелета, наступит не так скоро – не раньше, чем через два года.
Тут возникло нечто, похожее на разногласия: предполагаемые участники экспедиции заявили, что они так долго готовились, что просто не могут представить, что вся работа пропадет зря; и единственный выход – отправить в этот сверхпрограммный испытательный полет весь экипаж в полном составе. Иначе люди – и в первую очередь, конечно, пресса всех родов – начнет копать, пытаясь выяснить причины отмены полета, и, без сомнения, достаточно быстро дороется до той информации, которую так нужно было скрыть от большинства населения Земли. А затем – после некоторой паузы – было сказано и о том, что полет-то все равно состоится – только в автоматическом режиме. Именно потому, что из всех испытаний это будет самым серьезным и рискованным.
Все обратили внимание на то, что это последнее замечание было сделано несколько иным тоном, чем все предыдущие: как бы менее уверенно, что ли. Было ли это провокацией, или голос директора и в самом деле чуть дрогнул – сказать трудно; так или иначе, реакция возникла сразу же:
– Какие же причины заставили вас отказаться?.. Даже не спросив нас.
Директор НАСА покачал головой:
– По нашему мнению, в таком варианте присутствие людей не обязательно. Все, что нужно, – это внимательное обозрение тела с минимальной высоты. А с этим справится и автоматика. Конечно, для людей опасности, казалось бы, нет: корабль совершенно надежен. Но этого нельзя сказать о трассе полета: она, грубо говоря, раза в полтора протяженнее, а главное – по времени совпадет с потоком Драконид, да и по пространственным координатам пройдет достаточно близко. Мы же ни в коем случае не хотим даже малейшего риска. Таково обоснование нашего мнения. Любая неточность в этом деле может привести к черт знает каким последствиям в большой политике. Наверное, официально вообще будет считаться, что мы ничего не видим, не знаем и не подозреваем. Но в то же время мы должны узнать о теле все, что возможно, а невозможного нам иметь не полагается. Если бы речь шла о стычке с дикой природой, я был бы руками и ногами за экипаж. Но если встреча предстоит с людьми, готовыми на крайние меры… Не случайно ведь те, кто эту штуку построил и запустил, держат все в таком секрете; они и будут этот секрет защищать всеми силами и способами. Вы все, ребята и девушки, мне нравитесь – и неохота увидеть кого-то из вас – то, что от него останется, – накрытое звездами и полосами… Поэтому я тоже сторонник безлюдного полета – учитывая, что связь с кораблем будет устойчивой и мы будем видеть то же и отсюда. И еще: для меня важно то, что у компьютера нет эмоций, и он не может вдруг сорваться и дать залп ракетами по объекту наблюдения – хотя бы в досаде на то, что ничего не может понять… Да, наше мнение именно таково.
Это «наше», однако, было чуть подчеркнуто голосом, что дало основание для нового вопроса:
– Значит, есть и другие?
Директор даже не стал отвечать; лишь слегка кивнул в сторону генерала из «Ядерного зонта», до сих пор не произнесшего ни слова, как бы передавая эстафету ему. Приглашенный к речи ответил сразу же:
– Экспедиция к Марсу, как вы знаете, находилась в компетенции НАСА, поскольку задачи ее – в основном, конечно, – не носили военного, то есть оборонительного характера. Но с момента, когда из категории научно-исследовательского полет перешел в категорию разведывательного, то есть военного, дело оказалось уже в нашей юрисдикции.
