Это никого из астронавтов не удивило, поскольку и сами они были людьми в основном военными, а еще более – по той причине, что характеристики корабля были им, естественно, известны лучше, чем кому-либо другому. И прежде всего – то, что корабль, по сути, был спроектирован и построен как космический ракетоносец. Военная мысль, как известно, не затухает и в мирные, а точнее – предвоенные периоды, и она далеко не сегодня пришла к убеждению, что грядущие битвы не должны более развертываться на поверхности Земли: в таких вариантах риск становился неимоверным. Главным оружием любой державы по-прежнему оставалась не атака, а угроза; наземные угрозы дошли до мыслимого предела и привели в конечном итоге к предстоящей в скором будущем международной конференции. Теперь угрозой – супероружием – становился контроль над космическим пространством, сначала – Приземельем, а чем дальше – тем более обширным. Конечно, военные базы на Марсе в этом веке, может, и не будут построены, но контролируемое пространство должно расширяться, и держава, считающая себя великой, не имеет права утратить инициативу в этом великом деле.
– На Марс корабль шел бы безоружным, – продолжал генерал, – ну, не то чтобы совсем с голыми руками, но в принципе – именно так. Это можно было бы считать серьезными ходовыми испытаниями – и машины, и экипажа. Это объясняет, почему официально он и сейчас отправится не к Марсу, а в проверочный полет. Однако если станет известно, что послан он в автоматическом режиме, без единого человека, – при такой смене условий даже не самый умный аналитик поймет, что это значит. А это совершенно ни к чему: слишком рано. Россия уже, как вы помните, подняла свой «Ураган» – с полным экипажем; машину поменьше нашей и несколько легче вооруженную, но тем не менее способную на выполнение серьезных задач. Китай достраивает свою – идет доводка, – и их корабль будет, по всем данным, самым лучшим. Трудно рассчитывать, просто невозможно, что истинная цель и смысл нашего полета останутся непонятыми – хотя общество вряд ли будет информировано об этом. Так что в принципе можно допускать любые возможности. Выслеживание, преследование, попытка задержать или даже – по недоразумению – уничтожить – ничто из этого набора не может быть априори отвергнуто. Хотя лично я не много поставил бы на такую возможность, тем не менее… Но с другой стороны, никто не может утверждать, что совершенно исключен такой вариант: некто сумел построить корабль суперкласса, искусно отвлекая всеобщее внимание на другие объекты. Вы заложили, скажем, два корабля, из них один – супер; именно его вы гоните изо всех сил в каких-нибудь адских подземельях, а то и на дне морском, так что системы космического слежения не видят ни черта, – и в то же время публично раскручиваете вторую модель – послабее, или же затягиваете сроки, опять-таки у всех на виду. А свой запускаете втихомолку – сделав его невидимкой к тому же для локаторов, да если еще выбрать метеорную погодку, когда небеса просто искрят – и поскольку он удаляется, возможность вовремя заметить его уменьшается с каждой секундой… Вы думаете, сказочка?
Последнее замечание явилось скорее всего ответом на явно недоверчивые взгляды слушавших.
– Поднять в космос корабль с такими параметрами? Да всю планету трясло бы так, что… – не выдержал один из астронавтов. – Одни сейсмологи подняли бы такой шум, что мало не показалось бы.
– Разумно, – кивнул генерал. – Но разве я сказал хоть слово о его характеристиках?
– Астрономы же видят…
– Да. То, что им показывают. Они видят виртуальную картинку. И ее увидели именно тогда, когда ее стали показывать. Источник же ее – сам корабль – может быть с ноготь величиной. Поэтому и нужно лететь туда – чтобы на месте разобраться: что – реальность и что – лишь видимость. Или вы полагаете, что такая операция не по силам современной технике?
Собравшиеся промолчали: сказанное звучало достаточно убедительно.
– Итак, вот причина полета и его задача. И вот почему, по нашему мнению, участие людей в полете желательно – пусть и не всего состава. Но на деле полетят ли на нем астронавты – зависит целиком и полностью от решения каждого из вас. Конечно, если бы шла война – никто не стал бы никого спрашивать. Но войны сейчас, как известно, нет. Никакой сиюминутной угрозы тело не создает. А мы не собираемся бросать наших людей в огонь, если это всего лишь топится камин. Отсюда – вывод: не подвергать вас чрезмерному риску. Хотя если вас интересует мое мнение, то я всегда больше верил людям, чем компьютерам – особенно в разведке. Но когда летит одна лишь электроника, мне спится спокойнее, хотя уверенность в надежности результатов уменьшается…
– Я вас понял так, – сказал Брюс, командир «Амбассадора» («Посол на Марс» – имелось в виду). – Никто не хочет подставляться – и потому нам заявляют, что никого в этот полет посылать не станут. Но если кто- то будет уж очень настаивать – то пусть летит на свой страх и риск. Я прав?
Директор ответил спокойно:
– Каждый имеет право на свое мнение.
– Я всегда думал, что вы – хитрый сукин сын, – сказал командир.
– Ты меня переоцениваешь, – ответил директор. – Но вообще-то без этого нельзя.
– Ладно, – сказал командир корабля. – Мы подумаем.
Они обдумывали не так уж долго. Слава всем нравилась – но не посмертная. Возраст был еще не тот. И были жены и дети, а у большинства еще и родители. Уровень же риска был куда больше предусматривавшегося. Каждый из астронавтов был уверен, что с шутками природы они справились бы. В надежности корабля сомнений, в общем, не было, но и тут все, кажется, возможные нештатные ситуации были проиграны и выходы из них отработаны. Америка, черт бы ее взял, если что-то делает, то делает хорошо – потому она и Америка, лучшее место в мироздании. Но вот…
– Тут сразу увязаешь в вопросах выше колена, – молвил Брюс, командир «Амбассадора». – Если эта штука – действительно чей-то виртуальный корабль на обкатке, то он наверняка вооружен по полному штату… И увидеть нас поблизости вовсе не доставит им радости. Понятно ведь, что случайно там никто оказаться не может; ни о каком рандеву с ними мы, ясно, не договаривались. Вывод? Если они и на самом деле так секретны, то они откроют огонь на уничтожение, не дожидаясь наших верительных грамот. А нам первым начать – так не для этого вроде бы полет. Или такой оборот просчитывался? Дальше: он населен? Наверняка: испытательный полет без людей на такую дистанцию был бы еще большей глупостью, чем наш. В принципе я считаю: против автомата должен воевать автомат, а вести переговоры должны люди с людьми. Есть еще время, чтобы выяснить это и все прочее? Хотя бы – какие словари брать с собой?
– Времени у нас – полный ноль, – сказал директор.
– Ну, тогда… не знаю. Собственно, у меня не может быть своего решения. Оно зависит от остальных. Один я за такое не возьмусь, это точно. Но и никому другому корабль не отдам, раз уж я командир.
Все члены экипажа после раздумий признали, что риск, пожалуй, будет слишком велик. Кроме одного. А вернее – одной. Капитана авиации ВМС Бриджит Полонски. Единственной женщины в экипаже.
– Я полечу, – сказала она уверенно. – Я лошадей не меняю. Все. Обсуждать не будем.
И тряхнула головой так, что волосы взлетели бы высоко в воздух, чудесные черные кудри – не будь они так коротко острижены.
Таким женщинам, как она – у кого немалая сила не портит красоты и изящества, скрывающих характер высшей закалки, – возражать решаются редко: при малейшей попытке она сразу же шла в лобовую атаку – и не сворачивала никогда. Ее любили в экипаже, потому что обычно она была все же своим парнем. Но сейчас посмотрели с неприязнью:
– Бриджит! Ты что – заболела?
– Заключение комиссии есть в моем файле.
– Значит, получается, что ты одна – героиня, а мы – дерьмо? Плоды феминизма?
Бриджит думала в этот миг: «Ребята, все не так. Но у меня такие обстоятельства, что не лететь я не могу. Чем бы это ни кончилось». Но вслух проговорила другое, что тоже было правдой:
– Я этого много лет ждала. Пусть не Марс – так даже интереснее. Вы все знаете – я человек, одержимый любопытством, иначе мне жить очень уж скучно. Я готова лететь куда угодно – но не согласна болтаться два года на станции, где ничего нового не будет, потому что и быть не должно. Я лечу, и все. Да и это для всех лучше: вы ведь слышали, что с человеком все-таки надежнее. Не надо меня отговаривать. У меня другого решения быть просто не может. И не спрашивайте больше: комментариев не будет.
– И все же это нам не нравится, – сказал инженер экипажа. – Наверное, придется просить, чтобы тебя отстранили официально. По причине легкого психического расстройства.
– Тогда уж лучше убейте меня здесь, на месте. Это то же самое. В конце концов, я что – не вправе
