— По-моему, я уже нашел. Вдруг захотелось вас увидеть. К тому же вокруг такие розы красивые продают.
Таня, покраснев от удовольствия, взяла цветок. Жалко, что эта злыдня Динка ушла. Посмотрела бы, какие парни ей цветы дарят.
— Ничего, если я пару минут посижу? — небрежно спросил Блондин. — Я, вообще-то, по делу еду. Есть немножко времени, решил вас повидать. Можно на «ты»?
— Конечно. Посиди, мне веселее будет. У меня сейчас работа монотонная — таблетки ночные по пакетикам раскладывать.
— И откуда ты знаешь, кому какие таблетки?
— По списку врача, конечно.
— Хочешь, помогу? Ты набирай таблетки, называй фамилию, а я буду пакетик подавать.
— Чудесно. Наконец-то у меня заместитель появился.
— Не много ли им на ночь колес дают?
— Да тут разные. Успокоительные, расслабляющие, сосудорасширяющие, для сердца, для мозга, витамины. Короче, все слабенькое, а получается по шесть-семь штук.
Блондин посмотрел на часы:
— Мне пора. Танюш, попить чего-нибудь не принесешь? Может, чаю холодного.
— Сейчас. Посиди немного.
Оставшись один, он взял пакетик с надписью «Синельникова», вытряхнул шесть маленьких таблеток, сунул в карман, а в пакет отсчитал шесть почти таких же кружочков из тюбика с фенобарбиталом. Он уже стоял, когда прибежала Таня со стаканом чая.
— С удовольствием проводил бы тебя, но сегодня не смогу. Можно как-нибудь прийти за тобой к концу смены?
— Приходи. Я только заранее не знаю, как там будет…
Сергей остановил синий «Ниссан» у дома Алисы Голдовской. Времени перед судом осталось немного, но он не смог отказать Виктору. Тот попросил сделать портрет Алисы для номера, посвященного ее юбилею. В нем будут материалы о ее театре, партнерах, интервью с режиссерами, которые снимали ее в кино. Ничего не будет лишь о ней самой.
— Сережа, ты не мог бы найти ту журналистку, Петренко, которая писала об Алисе? Ты тогда снимок давал, — попросил Голдовский.
— Я могу, но она не захочет. Она отошла от дел. Честно говоря, неохота мне ее просить. Еще подумает, что это моя идея.
— Дай телефон, я ей позвоню. Алиса может позвонить. Нужен вообще пустяк. Что-то вроде эссе. Никакого анализа, интервью, просто взгляд — поэтический, приподнятый и в то же время честный. Взгляд на настоящую актрису. Несколько страниц.
— Да, это работа для Дины, — пробормотал Сергей. — Ладно, уговорим.
Сейчас у дома Алисы Сергей нервничал. Он еще не договорился насчет текста. Позвонил в клинику, а Дина поехала домой ночевать. Плохо, что одна поехала. Он же должен ее возить. Конечно, автомобиль ему вручили без условий, но это и так понятно.
Алиса ждала фотокора, но никак не готовилась к съемке.
Встретила Сергея без макияжа, в джинсах и свитере. Ему показалось, что она очень бледная и усталая.
— Сергей, выбирайте сами, что мне надеть, как причесаться, накраситься. Скажите, как вы видите этот снимок, а я пристроюсь.
Сергей сел, внимательно посмотрел на Алису.
—.А вы можете минут пять ничего не делать? То есть делать то, что обычно. Сидеть, ходить, может, чай пить, газету читать.
— С удовольствием. Мы оба сейчас чаю выпьем. Я как раз сегодняшние газеты не читала.
Какая великолепная женщина. Она прекрасна сейчас, в этом возрасте, в эту минуту, в своем потертом свитере. Ее трудно испортить, но для того, чтобы передать богатство этого божьего дара, этой невероятной привлекательности, нужно быть художником, большим мастером. Может, он совсем маленький мастер, но он очень постарается. Ему хочется сделать по-настоящему хорошую работу.
— Начнем, Алиса. Наденьте что-то скромное, закрытое, возможно, темно-красное. Чуть-чуть подведите глаза, подкрасьте ресницы, помада в тон платью. С волосами решим потом.
Алиса вышла из спальни через десять минут. На ней была черная юбка и темно-красная двойка: две кофточки — маленькая безрукавка под горло и другая, на пуговичках с длинным рукавом. Рыжие длинные волосы распущены, в руках — расческа и заколки.
Сергей посадил ее в кресло, долго смотрел с разных ракурсов, затем приподнял волосы кверху, небрежно закрепив заколкой. Несколько прядей струилось по красивой шее.
— Мне кажется, вы сегодня немного устали. Сядьте, пожалуйста, так, как вам удобно. Чтобы отдохнуть.
Она чуть расслабила прямую спину и положила руки на колени ладонями вверх. Так сидят простые пожилые женщины, когда их никто не видит. Опустила на мгновение ресницы, а затем посмотрела бархатными карими глазами в объектив — открыто, задумчиво, пытливо и настороженно. Что вы мне еще приготовили? Мне, красавице, живущей среди вас? Потом улыбнулась своими четко очерченными губами. Поменяла позу, нахмурила брови, сжала губы почти скорбно.
Алиса жила, справлялась с какой-то своей мыслью, а Сергей снимал, снимал и думал лишь о том, что ему повезло.
Дина целовала собаку и чувствовала, как все тает у нее внутри. Глаза, нос, все четыре лапы. Как это возможно, чтоб чья-то неизвестная сука родила такое родное, дорогое существо? Они уже погуляли. Дина купила у запоздалой бабки два килограмма клубники. Один килограмм практически съела, из другого взбила мусс для Тамары. Затем полежала в ванной, спать легла пораньше, чтоб погулять и приехать в клинику до завтрака. Нужно помочь Тамаре помыться, все убрать…
Дина так уставала, что сразу проваливалась в глубокий сон. Особенно здесь, в своей постели, с живым, теплым, сопящим ворохом золотого пуха под боком. Но среди ночи вдруг проснулась. Пес сидел рядом и смотрел ей в лицо. «Что ты, спи», — забормотала она, но он уже стаскивал с нее одеяло лапой и тихонечко поскуливал. Дина зажгла свет: половина второго. С ума сойти. Но он больше не уснет, и она будет мучиться. Встала, влезла в джинсы и выпала из квартиры вслед за собакой. Когда вернулись, Топик, как всегда, постоял в ванне с теплой водой. Затем потребовал завтрака. После всех своих процедур крепко уснул на подушке. А Дине уже не спалось. Она думала о Тамаре. Конечно, она передвигается сама. Но ей пока даже в туалете трудно обходиться без посторонней помощи. А сестер она не позовет. Подумала и стала собираться. Доедет быстренько на такси, а после завтрака, может, Сережа опять к Топику на часок ее забросит. Дина плотно накрыла и завернула глубокую вазу с муссом и на цыпочках вышла из квартиры.
После двенадцати ночная сестра еще раз тихонько заглянула во все палаты. Кое-где горел свет, она велела выключить настольные лампы. В темные комнаты не заходила, поставила в холле раскладушку и через пару минут уже похрапывала. Дине открыла сторожиха: «Что за мода — бродить ночью туда-сюда». Дина обошла раскладушку с сестрой, тихонечко открыла дверь палаты Тамары, на ощупь добралась до своей кровати, затем остановилась. Она не слышала Тамариного дыхания, может, она спит на животе? Дина подошла, легонько коснулась головы… и с трудом сдержала крик. Вместо волос или лица она нащупала что- то скользкое. Дрожащей рукой Дина включила настольную лампу. Тамара лежала на спине, а на голове у нее был целлофановый пакет, туго завязанный на шее поясом от халата.
Дина начала, ломая ногти, развязывать узел, затем стала зубами разрывать пакет на лице. Дышит или нет? Дина громко закричала: «Сюда! На помощь!» — а сама стала делать искусственное дыхание, как читала об этом в справочнике врача. Она видела, как из-за ширмы к открытому окну кто-то стремительно не пробежал, а пролетел, но не могла даже повернуть головы, чтоб не терять времени. Она пыталась дышать за Тамару, массируя сердце, когда наконец в палату прибежали ночная сестра, дежурный врач, все, кто был в клинике. Дину оттащили от пациентки силой.
