Нанесенный поверх белой грунтовой краски, искрился темно-зеленый полиуретановый лак.
Я вспомнил шарф, подаренный Моникой, и улыбнулся. Судьба распорядилась, чтобы цвет шарфа совпадал с окраской яхты. Чем не добрая примета.
– Чертовски хороша! – вымолвил Георг.
Оценка справедливая и исчерпывающая, не нуждающаяся в дополнениях.
– Добро пожаловать, господа. – Рядом с нами возникла Анетта Кассель.
По случаю знаменательного события она куталась в серую енотовую шубку, отменно сочетающуюся с цветом глаз и волос. Словом, тоже была чертовски хороша. И тоже нечего добавить, кроме того, что такая красота стоит дорого.
Анетта была вооружена ослепительной улыбкой и двумя бокалами. То и другое предназначалось нам.
Подошел Билл Маккэй, кивком указал на бокалы:
– Отлично, парни, вижу – у вас крепкая опора.
– Уж я стараюсь для наших гостей, – сказала Анетта.
Человек с нормальным музыкальным слухом не мог не уловить особые нотки в ее голосе. Мы с Георгом переглянулись. У него со слухом тоже все было в порядке.
– Будем здоровы, – улыбнулся Георг. Билл и я присоединились к его здравице. Хозяева и впрямь не пожалели усилий, чтобы гости чувствовали себя хорошо. Билл покосился на нас. Он понял, что мы поняли. Впрочем, их отношения с Анеттой были их сугубо личным делом.
Одежда Билла, как обычно, не отличалась пестротой: черный клубный пиджак, черная трикотажная рубашка, черные брюки, черные ботинки. Зато взгляд был светлее обычного – то ли от присутствия Анетты, то ли от свидания с претендентом.
Билл и Анетта оставили нас. Чертов Билл, старый змей.
Я осмотрелся вокруг. В эллинге собралось человек тридцать. В основном знакомые лица. Разумеется, пришел директор Хеннинг, явились также шеф его службы информации Рольф Баклунд, адвокаты Микаэль Леффлер и Томас Марк, мои товарищи Петер Хольм, Мартин Графф, Эрик Турселль, Кронпринц, швея и стряпуха Бритта, все парусные мастера, бригада дядюшки Яльмара, с которой нас сблизил почти год совместных трудов. Кучка седовласых мужчин, стоящих особняком, явно представляла правление Гётеборгского королевского общества парусного спорта.
Но главным действующим лицом был Мона Лиза. Надо ли говорить, что для него это был великий день. В честь такого события его сопровождала жена – маленькая толстушка с добрейшим лицом. Устремленные на мужа глаза ее сияли от радости и гордости. И сам он выглядел почти совсем здоровым.
Билл упруго вскочил на помост и похлопал в ладоши.
– Друзья!.. Все вы знаете, почему мы здесь собрались. Настал час спуска на воду лодки, которая через семь месяцев привезет домой Кубок «Америки»…
Продолжительные аплодисменты перебили его; первым аплодировал Мона Лиза. Затем снова заговорил Билл. Его речь была речью мужчины, ненавидящего проигрыш.
– Не стану благодарить никого в отдельности за то, что завершен столь важный этап. Мы – единая команда. Сегодня эта команда делает еще один шаг вперед. Будем же радоваться этому.
Он подал руку Анетте, помогая ей подняться на помост. Она сняла шубку и красотой обводов ничуть не уступала новой яхте. Анетта Кассель тоже входила в нашу команду, служа ее украшением.
– А теперь предоставляю слово и дело крестной матери претендента – фрекен Анетте Кассель…
Кронпринц уже поднялся по лестнице на палубу яхты. Освободив подвешенную к носу на желто-синих лентах бутылку шампанского, он качнул ее вперед. Анетта ловко поймала бутылку на лету, поднесла ко рту и прильнула губами к этикетке. Многие пожелали бы в эту секунду быть на месте бутылки…
Короткая пауза. Затем низкий мелодичный голос Анетты:
– Сим нарекаю тебя, гордое судно, именем… «Викинг Леди»!.. Пусть на семи морях тебе сопутствуют счастье и успех!.. И пусть тебе будет дано выиграть Кубок «Америки» для наших парней!..
С этими словами она метнула бутылку в форштевень яхты. В воздухе рассыпались брызги французского виноградного сока. Было видно, что Анетта Кассель вкладывает душу в каждое движение. Как бы воплощаясь в «Викинг Леди». Не скажу, чтобы кто-нибудь из членов наших экипажей отнесся к этому неодобрительно.
По знаку Билла заработали лебедки.
«Викинг Леди» отправилась в свое первое странствие.
Тележка заскользила по рельсам, неся драгоценный груз с мерцающими каплями шампанского на темно-зеленых боках в дальний конец эллинга, где открывался выход в портовый бассейн. На волнах гавани играли солнечные блики.
Я поглядел на Мону Лизу. Он сильно волновался, мне показалось даже, что не брызги шампанского, а слезы окропили его лицо.
Внезапно – непонятная ослепительная вспышка, точно сверкнула молния!
Общее замешательство.
И тут же сверху новая вспышка.
Затем – тяжелый топот по железной крыше над головой, заглушивший поскрипывание лебедок.
Все ясно: кто-то фотографировал через слуховое окно.
