— Отстань!..
Мы перелетаем с ним с аэродрома на аэродром, нанося визиты частям воздушной армии. В одной части генерал торопливо вручает ордена отличившимся летчикам, в другой учиняет разнос за те или иные недостатки.
А передовые части уже форсировали Днепр в районе Лоева и, постепенно наращивая силы, расширяют плацдарм. Немцы не щадят сил, стараясь ликвидировать этот плацдарм и уничтожить наведенные саперами переправы.
Истребительный корпус генерала Ярлыкина, где мы оказались в это самое время, прикрывает плацдарм и переправы. Летчики непрерывно в воздухе. Лишь когда кончается горючее или боеприпасы, они возвращаются на аэродром, чтобы заправить машины и пополнить боекомплект. Кто знает, сколько атак вражеских бомбардировщиков приходится им отбивать. Я завистливым взглядом провожаю каждый поднимающийся в небо самолет и хожу молчаливой тенью за Виноградовым: может, поймет, может, отпустит?
Генерал Ярлыкин поднимает в воздух новые и новые пары, четверки, шестерки. Над плацдармом не затухает воздушный бой. В репродукторе полевой рации слышны голоса наших летчиков, немецкая речь вперемежку с обрывками музыки, выстрелы зениток и трескотня пулеметов.
Близится вечер. Солнце уже утомленно склонилось к горизонту, сиреневой пастелью окрасился нижний край небосвода. С наступлением ночи прекратятся налеты вражеских бомбардировщиков, летчики истребительного корпуса смогут немного отдохнуть, а техники — осмотреть самолеты и подготовить их к завтрашним боям. Ярлыкин поглядывает на часы. Наверно, он тоже устал и мечтает об отдыхе, но сквозь хрипы и треск разрядов в динамике слышны голоса летчиков, и командир корпуса весь внимание.
— Миша, прикрой хвост…
— Тройка, тройка! Отверни влево. «Фоккер» заходит…
— «Беркут-Один», я «Беркут-три»! На огород ползут тракторы. Штук двадцать! Горючее на исходе. Поднимите запасных игроков…
Я уже знаю, что это голос командира эскадрильи, Героя Советского Союза, стройного и очень скромного летчика с белесыми, выгоревшими на солнце бровями.
— «Беркут», шлите запасных! Шлите запасных!..
— Черт возьми! — восклицает Ярлыкин. — Подняты все резервы! Давай ты, Коля! — Взгляд генерала останавливается на руководителе полетов, крепком, слегка полноватом майоре. — И ты, — обращается он к замполиту. — Давайте, ребята, больше некому…
Офицеры молча подносят руки к фуражкам и бегут к самолетам. Вслед за ними уходит генерал Ярлыкин. И тут же один за другим в небо взмывают три самолета. На старте появляется генерал Виноградов.
— Где генерал Ярлыкин? — спрашивает он у радиста.
— В воздухе! — не скрывая радости, отвечает радист.
— Э-эх! — только и произносит Виноградов. — Идем со мной! Я послушно плетусь за генералом.
— Ишь, придумал! Сам полетел! Последний резерв!.. Уж я его разнесу.
— Если вернется…
— Что? Вернется! Я его знаю!
Сгущаются сумерки. Воздух дрожит от рева истребителей. Один за другим они заходят на посадку, заруливают, рассредоточиваются по полевому аэродрому. Уже в темноте приходит последняя тройка.
Зарулив на место, генерал Ярлыкин сдвигает «фонарь». Он улыбается, вытирает ладонью вспотевший лоб. Он еще там, в воздухе, он еще в бою.
— Все атаки отбиты! Фрицы недосчитаются двенадцати самолетов. Неплохой результат?!
— Результат неплохой, — скупо отвечает Виноградов. — Но командир корпуса, генерал — и сам идет в бой! Где это видано?
— Простите, товарищ генерал! — сухо отвечает Ярлыкин. — Помимо того, что я командир, я еще и летчик. Я истребитель, товарищ генерал!
— А я бомбардировщик! — вступаю в разговор я.
Мне не хочется, чтобы Виноградов разносил вернувшегося из боя генерала. Мне хочется, чтобы у Ярлыкина в душе остался праздник боя, праздник победы. Пусть уж член Военного совета разносит меня.
— Разрешите сегодня же в полк, товарищ генерал?
— И ты?.. — Виноградов понял мой порыв. — Эх ты, бомбардировщик! Арестовать бы тебя суток на пять за такое, да уж ладно. Мне и самому сегодня надо быть в вашей дивизии. Иди, готовь самолет!
— Есть!
Я тороплюсь к самолету. Пусть себе генералы поговорят по душам, этот разговор не для лейтенанта. И вообще мне радостно: мы летим в полк!
В ночное небо уходят самолеты, уходят товарищи, друзья, а я стою у входа в землянку КП, курю и стараюсь не попадаться никому из своих ребят на глаза. «Как же, нашел теплое место! — вправе сказать любой из них. — Кому война, а кому… Эх!»
Такой оборот мыслей заставляет меня спуститься в землянку. Здесь командир полка подполковник Меняев и все офицеры штаба. Они сгрудились вокруг члена Военного совета и заместителя командира дивизии полковника Рассказова и на мое появление не обратили внимания. Но я пришел сюда не молчать.
— Товарищ член Военного совета, разрешите обратиться?
— Что у тебя? — Усталые и по-доброму прищуренные глаза Виноградова смотрят на меня, в уголках его рта затаилась теплая усмешка. — Опять пришел меня агитировать? Все в полк просится, — поясняет он Рассказову. И вновь обращается ко мне: — Ну, вот ты и в полку. Что тебе еще надо?
— Разрешите сделать боевой вылет, товарищ генерал!
Брови Виноградова смыкаются в одну жесткую линию.
— Всего один вылет, а, товарищ генерал?
— Да, нет у тебя подхода к начальству! Вместо того чтобы начать осторожненько, издалека, ты сразу: «разрешите, товарищ генерал!». Не дипломат, нет! Правильно я говорю, Константин Иваныч?
— Да уж как сказать… — не находит что ответить Рассказов. — Я ведь тоже не из дипломатов.
— Во-во! Яблоко от яблони недалеко падает. Уж твой-то характерец мне во как известен! — И Виноградов энергично проводит ладонью по шее. — Волжанин, горьковской! — нарочито окая, поддразнивает Виноградов. — Что на уме, то и на языке, а в твоем-то звании, Константин Иваныч, иногда необходимо быть и дипломатом.
— Не обучен, товарищ генерал! — не поддерживает шутливый тон Виноградова Рассказов.
— А раз не обучен, тогда вопрос прямой: разрешим ему вылет?
— Не возражаю.
— А ты, Анатолий Александрович, не возражаешь?
— И разрешил бы, да нет у меня свободных штурманов, товарищ генерал.
— Стало быть, в принципе согласен. А штурмана… Возьмешь меня в качестве штурмана, командир? — спрашивает Виноградов меня. Но ответить я не успеваю.
— Не позволю, товарищ член Военного совета! — возмущается Рассказов. — Не могу позволить. Если дойдет до командующего… Нет, не могу позволить!
— Командующему ты не сообщай, Константин Иваныч. При случае сам расскажу, — суховато отвечает Виноградов. — Ну-с, командир полка, показывай цель.
Генерал готов уже склониться над картой, разложенной на столе, но, заметив мой недоуменный взгляд, весело произносит:
— Что стоишь? Прикажи готовить самолет к вылету!
— Есть, товарищ генерал! Я выбегаю из штабной землянки и радостно кричу в темноту ночи:
— Техники! Оружейники! «Семерку» к боевому вылету!..
Обычный полет. И обычная цель — предмостные укрепления противника у реки Сож, на окраине Гомеля. И так же вокруг самолета мечутся ищущие лучи прожекторов и рвутся зенитные снаряды. Словом, все, как всегда. Постой, постой. Как это — «как всегда»? Неужели у тебя в каждом полете на месте
