Три собаки и леопард. Бультерьер и совершенно голый человек. Как мне сказали, довольно редкий доброволец. Кстати, он запросто вырубил эту здоровенную крысу. И придушил. Есть, правда, не стал. Доброволец!
Три мастифа и человек с ножом. Судя по всему — не доброволец.
Он проиграл…
Съемки велись талантливым оператором. А скорее — обрабатывался очень большой материал — съемки со всех возможных точек — талантливым режиссером. Страдания, смерть, радость выжить — все очень впечатляло.
— Это приносит хорошие деньги, — сказал шеф. — Но не это главное и перспективное направление. Я знаю, ты немного занимался генетикой. Надо опять позаниматься. Интересная работа. Перспективы. Оплата большая, даже по западным стандартам.
Щеночков самых первых привезли мне из Чернобыля. И очень интересные были результаты. А если им или там их щенкам устроить искусственный Чернобыль? Процентов девяносто дохнут… Зато остальные… Одного, например, удалось СПИДом заразить. Так он переболел и выжил. А нашего сотрудника тяпнул — так тот помер. Чувствуешь перспективы?!
Я чувствовал. Как-то сразу перед глазами встала лапа с пальцами и втягивающимися когтями. Я отогнал мрачную картинку и согласился на все. Интересная высокооплачиваемая работа — половина счастья в жизни. Кончился пилигрим. Надо было становиться то ли отшельником, то ли аскетом. Но высокооплачиваемым.
— Кто же меня так настойчиво преследовал? Чего им надо было? Неужели из-за щенков?
Видишь ли, у нас есть, — тут он взглянул на принесенную мной записную книжку, потом на часы, — то есть были, конкуренты. Они очень хотели все разнюхать. Чтобы они были под контролем, мы дали им наколку на тебя. И ты действовал отлично. Ну, мы тоже немного присматривали. Так что твой последний хадж закончился успешно во всех отношениях.
Юлия Андреева
Лунный пес
Когда-то в одном городе жил пес. Большой и лохматый. Ночью он охранял дом, стерег семью хозяина, а днем катал на своей широкой спине его маленьких детишек. И все в том доме были счастливы. Пес жил у хозяина долгие годы и больше всего любил ночь. Луна серебрила густую шерсть пса, и тот весь словно светился.
Луна учила пса покою и созерцанию, ночь давала уроки бдительности и верности.
Пес любил размышлять, лежа под звездами и купаясь в лунном свете, любил прогуливаться по двору, позвякивая цепью, как колотушкой городской сторож.
— Спите, добрые люди, все спокойно, — время от времени нараспев произносил сторож, и сердце пса наполнялось спокойствием и умиротворенностью.
Шли годы, хозяин постарел, дети выросли. И вот однажды — пес и сам не понял, почему так получилось, — он оказался на улице. Хозяин просто открыл ворота и велел псу убираться.
— Куда?! — Пес знал только дом, в нем жила одна только верность.
Пес лег у калитки и стал ждать, мимо него проходили люди, клонилось к земле уставшее за день солнце. И вот наконец ночь, точно черная птица покоя, опустилась на город, принимая в свои объятия дома и рыночную площадь, мечеть и истомившегося в ожидании ее пса.
— Что ты чувствуешь? — спросила луна.
На глаза ему навернулись слезы, в которых отразилось звездное небо, и тут же светила точно поплыли в белесой дымке отчаяния.
— Я остался один, — простонал пес.
— Но ведь я с тобой, как всегда с тобой и звезды, и ночь…
— Да. — Пес немного успокоился.
— Что ты еще чувствуешь? — помолчав, спросила луна.
— Раньше я знал, что должен охранять дом и людей, живущих в нем, а теперь…
— Что, теперь нет дома или люди внезапно уехали?
— Нет, и дом, и люди здесь. Но они выгнали меня. И теперь… — Пес вздохнул, — Я умею только охранять…
— Ну и охраняй.
Лунный свет словно нарастал, на какой-то момент стало светло, как днем, пес пил луну, купался в ней, воспринимая льющуюся на него с неба силу, наполняясь луной, светясь ею и увеличиваясь. Так что когда на востоке посветлело небо, пес стал большой, а дом маленьким. Пес лег, обняв стену, отделяющую двор с домом от остального города, и заснул.
Так он жил несколько дней, днем отдыхая, а ночью слушая луну и охраняя покой спящих. Вскоре люди почти привыкли к виду огромного пса. Торговцы с рынка объезжали его лапы, умело управляя тележками с фруктами и зеленью, а дети скатывались с его спины как с живой и мохнатой горки.
Меж тем пес рос каждую ночь, наполняясь луной, он не нуждался уже в земной пище, но люди в городе, не зная этого, приносили ему поесть, не переставая восхищаться его преданностью и спокойствием.
Но вот однажды пес сделался настолько огромным, что стены города начали теснить его. Пришлось убираться прочь. Осторожно он перешагивал через дома, опасаясь придавить кого-нибудь мощной лапой.
Когда пес перепрыгнул городскую стену, луна была еще высоко, и он улегся на земле, обхватив городские стены передними лапами и погружая взгляд в лунный свет.
Огромный пес охранял город и его жителей, над псом была луна, и сам он все наполнялся луной, до тех пор пока однажды луна не наполнила его до краев. И тогда пес встал и полетел луне навстречу, купаясь в блеске звезд и ночных рек. Он летел туда, где царствует вечная ночь и где можно будет, наполнившись светом, обнять лапами земной шар, охраняя покой его жителей, светиться и светить.
Нина Чешко
Окольным путем
Свежая прохлада ночного воздуха навевала сонливость, затягивающую все кругом туманной пленкой нереальности. Черными тенями виднелись в центре маленькой площади, далеко от желтых фонарей огромные ели. Время от времени автомобили, трогаясь с места или подъезжая из глубины уходящей вдаль и вниз с холма улицы, обливали деревья светом фар, вызывая из темноты объемность и плотность. Тогда в дальнем конце площади вспыхивали двумя таинственными зелеными искрами в кустах кошачьи глаза. Свет гаснул внезапно или уносился с шелестом шин, чтобы смеркнуть в отдалении; улучив такой момент, сквозь тучи робко проглядывала луна. Тогда те же ели возникали из тени в совсем другом, скрадывающем цвет и форму призрачном облике. Главный вход и многочисленные окна аэровокзального здания бросали на асфальт площади прямоугольники света и пропускали усталый приглушенный гомон большого и вынужденного скопления людей.
Исподволь возник мощный гул, стал крепнуть, наливаться силой, властно заполнил все кругом. Потом приглушился было, словно отвернувшись, но быстро набрал мощь опять, завибрировал, превратился в рев, как будто раздирая пространство на части. Казалось, весь мир вот-вот лопнет и разлетится вдребезги, раздавленный чудовищной громадой звука, но в какое-то неуловимое мгновение лавина рева приостановилась, пошла на убыль и медленно растаяла, оставляя за собой посреди оглохшей тишины тонкий, полный тоски собачий вой.
Сквозь тишину и тоскливый испуганный вой медленно просочились прежние звуки — шелест шин,
