и не заметим, что фильм закончился. А позже встретимся в коридоре у моей комнаты и будем разматывать наш клубок загадок.
— А клубок-то увеличивается, — Давид побарабанил ногтями по подлокотнику кресла, смотря на пустой экран. — Не успеем моргнуть — мигом превратимся в зомби. Полезем спать, а утром, возможно, не вспомним об этом разговоре.
— Не паникуй! Ты же умеешь противостоять гипнозу, — напомнила она. — Попробуй и меня научить.
Парень вздохнул. Накрыл руку девушки своей ладонью:
— Не получится. Слишком долго учиться.
— Тогда поговорим! — потребовала бельгийка, сжимая колено Давида. — Больно смотреть, как из симпатичного парня ты превращаешься в слабака.
— Ладно. — В голосе молодого человека послышалась обида. Он явно был уязвлен словами девушки. — Хочешь поговорить? Тогда давай вернемся к истокам. «Что происходит?» — главный вопрос этого года. Вспомни только многочисленные катаклизмы: Африка в снегу, пожары в Австралии…
— Это меня сейчас не интересует, — оборвала его Мари.
— А должно бы! — с некоторой обидой заявил Давид. — Ты же хотела поговорить.
Он смотрел прямо, не отворачиваясь, и это очень нравилось девушке. В карих глазах молодого человека читалось многое. И сдерживаемая тревога, и отголоски страха, и… нежность. Мари еще с детства был знаком этот взгляд.
«Кажется, кое-кто в меня влюбился», — подумала она.
Тот миг, когда черноволосый парень посмотрел на нее посреди загипнотизированной толпы, стал для Мари спасательным кругом. Кошмары и галлюцинации отошли, спрятались в глубинах сознания. Мерзкие влажные стены Убежища, настороженные солдаты и сцена возле уборной поблекли. Даже боль от утраты Агея внезапно притупилась. Бледный овал печального лица, черты которого Мари никак не удавалось вспомнить, померк. Вместо покойного мужа на девушку смотрел другой мужчина. Бледный, утомленный борьбой с гипнозом, но такой внимательный и все-все понимающий.
— Давай сначала разберемся с Убежищем, — сказала Мари. Позабыв о муже и подземных лишениях, положила голову на плечо Давиду. — Я ведь чувствую, что ты собираешься начать вводную лекцию по климатологии. Мол, с начала года случилось много бедствий. Мир погибает или даже погиб… Давай не будем о том, что творится наверху. Только не об этом. Не хочу я сейчас…
Едва лицо молодого человека исчезло из поля зрения, тяжелые воспоминания опять нахлынули на девушку. Она расплакалась, зарываясь носом в воротник пижамы Давида.
— Тише, — по волосам бельгийки скользнула теплая рука. — Не надо плакать. Я понимаю. Все понимаю, слышишь? Говори сначала о том, что тебя волнует. А потом я выскажу свои соображения. — Парень замолчал, а потом добавил нервно-шутливым тоном: — Что-то не клеится у нас разговор.
Мари еще раз всхлипнула и собралась.
«Еще подумает, что я истеричка».
— Если бы не ты, я так и осталась бы в этом странном мороке. Погляди на них, — неопределенно мотнула головой — четыреста сонных человек неотрывно следили за экраном над сценой, никто не поворачивался, в зале царила тишина. — Это же зомби. Читал о таких? Или фильмы смотрел наверняка. Я когда-то тащилась от этого. «Обитель зла» помнишь?..
Он кивнул.
— Страшно подумать, что и я подверглась такому внушению. — Мари прижала пальцы к губам, чтобы снова не заплакать. — Зачем правительству превращать нас в послушные машины?
— Я уже говорил — чтобы мы не поднимали бучу. Никому не нужны сотни перепуганных психов, рыскающих по подземельям. Уж лучше держать нас на коротком поводке. В этом я Управляющего понимаю и даже могу оправдать. Можно сказать, исполнилась главная мечта правительства — иметь тотальный контроль над всеми. Вот и балуются…
— Но зачем такие бесчеловечные меры?! Солдаты называют нас овощами и относятся к нам соответственно. Такое впечатление, что мы действительно диковинные растения, высаженные здесь, чтобы своими ростками возродить жизнь на планете.
Глаза парня говорили вместо него: «Ты совершенно права». Но ответил Давид по-другому:
— Пусть даже овощи, — без особой уверенности сказал он. — Однако мы остались живы. И будем дальше жить — держаться подальше от зомбирования и ждать, пока…
— Пока нас всех не пустят на салат или выбросят в виде компоста, — заключила Мари. — Вспомни, что делают с ненужными растениями.
— Не надо фатализма. Ты насмотрелась фильмов ужасов. Сама говорила мне там, наверху.
— Надо! — тряхнула волосами девушка. — Если бы люди не пропадали, я и слова бы не сказала. Просто согласилась бы с тобой и жила себе потихоньку. Но они пропадают! И где гарантия, что завтра- послезавтра не уволокут в неизвестном направлении меня или тебя?
— Мы должны сбежать, — вдруг решил Давид.
«Никогда бы не подумала, что он такой паникер. Да я спокойнее его! Хотя лучше было бы наоборот — я стала бы трепыхаться в истерике, а он бы меня успокаивал».
— Надо узнать, что делается в Бункере. Думаю, там мы найдем ответы на все интересующие нас вопросы, — как можно более спокойно заключила Мари. — После решим: сидеть и ждать или делать ноги.
Он стукнул кулаком по подлокотнику. Девушка на какое-то время залюбовалась правильным абрисом волевого подбородка. Скользнула взглядом по гладко выбритой скуле, покрытой блестящими капельками пота. И, сама не понимая, что делает, приподнялась для поцелуя. Мельком подумала, что хочет успокоить Давида.
Парень замер, недоверчиво глядя на бельгийку. Моргнул, прочистил горло. И наклонился.
«Он совершенно не похож на Агея… Черт! Да что на меня нашло? Еще не похоронила мужа — и сразу запала на первого попавшегося красавчика. Нет, это слишком!»
Мари рывком отодвинулась. Закинула ногу на ногу и обняла себя за плечи.
— Что случилось? — Давид почувствовал смену настроения девушки. Пугливо согнул руку, не зная, куда ее девать.
— У меня там муж, — простонала она. — Я даже не знаю, что с ним. Жив ли, умер. Извини, если ты подумал…
— Все нормально. — Давид поморщился. — В тяжелые минуты люди часто делают глупости.
Девушка помолчала немного, потупившись. Она разозлилась на себя. За то, что по сути изменила Агею. За то, что сделала неприятное Давиду.
«Ведь сделала?..»
Украдкой глянула на него. Молодой человек глубоко дышал и смотрел вперед.
Рама вокруг белоснежного экрана, состоявшая из фосфорных ламп, потонула во мраке. Полотно над сценой зарябило графитовыми линиями. Застрекотало, появился звук.
Воздух наполнился мелодичным перезвоном.
Последний солдат выскочил из зала и с облегченным возгласом захлопнул дверь. Никто из зрителей не повернулся.
Экран заполнили разноцветные полоски. Они беспрестанно мигали, то наливаясь красками, то бледнея. В самом центре возникло черное пятно. Под визгливые рулады звоночков оно стремительно увеличилось. Заняло примерно одну треть экрана, превратилось в прямоугольник. На нем, словно выплывая из глубины, появилась ослепительно белая цифра «1». Завертелась и расплылась десятком фраз: «Внимательно смотрю сюда!»
— Не смотри! — сквозь непрерывную мелодию пробился голос Давида. — Говори со мной.
«Опять мы поменялись ролями, — подумала Мари, ощущая, что от неведомо откуда взявшегося ужаса не может пошевелиться. — Теперь я — паникер, а он меня успокаивает».
Перед глазами промелькнуло что-то бесформенное, серое. С трудом бельгийка догадалась, что сосед машет перед ее лицом рукой.
«Мое состояние — спокойствие» — проявилось на прямоугольнике.
