Антиохии.
— Так, значит, вы верите в теорию Арчера? Джон поднял реликвию и повернул, подставляя свету с разных сторон.
— Если бы я мог сказать наверняка… Признаюсь, теория Арчера кажется правдоподобной.
Он провел пальцами по вышивке на ткани.
— Эти слова что-то означают? А крест, роза, рыцари?
У красного креста было четыре равные стороны, которые расширялись и раздваивались на концах.
— Крест тамплиеров, — ответил Джон, дотрагиваясь до вышитых золотом слов
— Расскажите мне, — попросила Коттен. — Что это значит?
— В конце седьмого Крестового похода появилась группа религиозных фанатиков, известных как рыцари-тамплиеры. Они украшали свои белые одеяния восьмиконечным крестом — крестом тамплиеров, а на их гербе были два всадника на одной лошади, символизирующие обет бедности. Целью их была защита сокровищ Храма Господня в Иерусалиме. Подозревают, что на самом деле они разграбили Храм и спрятали сокровища. Они отнюдь не обеднели, а стали чрезвычайно богатыми и могущественными, и подчинялись лишь церкви. Некоторые тамплиеры утверждали, что ведут свой род от Бога, что они — потомки предполагаемого союза Иисуса и Марии Магдалины. Они также объявляли себя Хранителями Грааля. — Джон поднял потир. — Если это и правда Чаша Тайной вечери, то перед нами самая вожделенная реликвия христианской церкви.
— А воск зачем? — спросила Коттен.
— Могу предположить, что для защиты чаши от прикосновений или загрязнения. Если в нее собрали кровь Христа, она считалась бы священной.
Коттен рассматривала чашу; слова умирающего Арчера по-прежнему тревожили ее.
— А что насчет того, будто бы я
Джон покачал головой:
— Понятия не имею. Она поежилась.
— Меня это очень беспокоит, Джон. Если я могу сделать то, о чем говорил Арчер, значит, я и есть та, кого они ищут.
— Кто?
— Те, кто проник в мою квартиру. Вся эта история меня тревожит. Вас там не было, когда этот араб достал оружие и попытался убить Арчера. Он не просто хотел украсть старую пустяковую шкатулку. Его что-то заставило — я видела по глазам. Прямо мурашки по коже. Арчер верил, что нашел Грааль, и те, кто пытались убить его, тоже в это верили. Даже вы сказали, что если чаша подлинная, она была бы самой ценной реликвией на свете. Логично предположить, что те, кто рылся в моей квартире, искали именно ее.
— Может, вы и правы.
Коттен прижала ладони к губам и заговорила, словно не решаясь произносить эти слова:
— Возможно, я прятала в духовке величайшую религиозную сенсацию века.
— Вы католичка? — спросил Джон.
— Нет. — Удивление на ее лице сменилось озадаченностью.
— Христианка?
Она побарабанила пальцами по колену.
— Кажется, я не знаю, как на это ответить.
— Стесняетесь сказать мне, потому что я священник?
— Нет, я действительно не знаю, как отвечать. Я раньше ходила в церковь, верила в религию, в Бога, все такое.
Джон смотрел на нее, словно стараясь прочитать мысли.
— Я родилась в Кентукки, была единственным ребенком — моя сестра-близнец умерла при рождении. Отец был фермером, мы жили небогато. Когда мне исполнилось шесть лет, случилась страшная засуха, и мы все потеряли. Мы просрочили закладную банку, и отец покончил с собой. Мама всегда говорила, что было что-то еще, отец переживал не только из-за этого. Он довольно долго пребывал в унынии, еще до засухи, но никто не знал, почему. Оставил записку, в которой обвинял Бога в том, что тот разрушил нашу жизнь. В то время я с ним соглашалась. До засухи наша семья регулярно ходила в церковь. Когда-отец умер, мы с матерью перебрались в маленький дом, и она стала работать на текстиль-ной фабрике — несколько лет мы едва сводили концы с концами.
— Тогда получается, что вы верующая. Чтобы винить Бога, надо верить в его существование.
— Да, я раньше так и думала. Повзрослев, я поняла, что наклейки на бамперах говорят правду: «дерьмо бывает». Всего лишь засуха, черт побери, — она щелкнула пальцами. — Ничего сверхъестественного, никакая божественная кара не поразила семью Стоунов. Просто отцу надо было обвинить кого-то или что-то. И он винил бога. Я давно это выбросила из головы — и никогда больше не ходила в церковь.
— Сочувствую вашему отцу и семье.
— Почему вы спросили меня о вероисповедании?
— Просто стало интересно, что это значит для вас. — Он кивнул на Чашу.
— Вообще-то довольно много — но, наверное, не то, что вы думаете. Если она настоящая, это означает величайшую сенсацию в моей карьере. Это может стать моим пропуском наверх, сделать меня старшим репортером нашего канала.
Он молча смотрел на нее.
— Мы все по-разному смотрим на жизнь, Джон. Например, отец винил Бога, а я — то, что Бога нет. Эта реликвия могла бы стать вашим спасением. И моим тоже. Но по-другому. — Коттен откинула голову, закрыла глаза, потом снова посмотрела на него. — Извините, но мы с вами просто верим в разные вещи.
Он поднял руку:
— Это не страшно. Знаете, мой самый близкий друг — раввин. Мы вместе выросли. Он из таких друзей, с которыми редко видишься, но знаешь, что можешь на них рассчитывать. Что касается разных взглядов, мы с ним чрезвычайно странная парочка. Можете представить, что мы обсуждали все эти годы.
— Послушайте, — произнесла Коттен. — Если не считать карьерного роста, чем быстрее я сделаю об этом репортаж, тем раньше перестану бояться за свою жизнь. Когда я расскажу миру о Граале, все внимание переключится на него. А я останусь просто автором репортажа.
Она подвинулась к краю дивана, чувствуя на себе взгляд мужчины.
— Так как нам доказать его подлинность?
— Ну, по металлическому изделию довольно легко определить время изготовления и принадлежность к какому-то периоду. Дерево и петли шкатулки тоже можно датировать и атрибутировать, ткань тоже. А возраст воска можно узнать с помощью радиоуглеродного анализа.
— А дальше?
— Я бы хотел отвезти его в Рим. В Ватикане одна из лучших в мире технологий определения возраста.
— Зачем в Ватикан? Нет, я понимаю, что это ваша вотчина, но почему бы не провести анализ дома? Разве в Университете Брауна или в Нью-Йорке, в Колумбийском университете, нет факультета археологии?
— Есть, конечно. Но в Ватикане подлинность определяют уже много веков. У кого бы вы предпочли брать интервью для вашего репортажа — у какого-нибудь Джона Смита из местного университета или у кардинала Януччи, куратора величайшей в мире коллекции реликвий и религиозных артефактов?
— Ладно, убедили. — Коттен застенчиво улыбнулась. — Я кажусь вам алчной из-за стремления
