«Не удавился ли он там со страху?» — подумала она, глядя на бесконечную тайгу, проплывающую за окном. Вагон раскачивался, вздрагивая на стыках. «Господи, — устало подумала Александра Тимофеевна. — Сколько же еще ехать!»
Наконец щелкнул замок, из туалета медленно вышел Фан. Он испуганно уставился на «жену»:
— Что случилось?
— Ничего, — презрительно взглянув на него, ответила Александра Тимофеевна.
— А я думал, началось...
Господин Сайто сидел в своем купе и читал. В дверь постучали.
— Вы звали меня? — На пороге стоял Исида, молодой охранник, сопровождавший Сайто в числе других.
— Да, Исида. В дороге я намерен придерживаться своего обычного расписания, я вас предупреждал. С двух до трех я отдыхаю. Сейчас без десяти два.
— Через пять минут я сам хотел прийти и постелить вам.
Господин Сайто поднялся и вышел из купе. Исида остался один. Он быстро расстелил постель, накрыл ее одеялом. Тихо подошел к двери, прислушался и осторожно, без щелчка, запер дверь на замок. Затем он лег на постель лицом к стене, полежал некоторое время, и со стороны могло показаться, что он собирается спать. Исида, стараясь не менять позы и не сводя глаз с намеченного места на стене, вытянул из кармана тонкий шнурок. Один конец шнурка прижал пальцем к стене, приподнялся, а другой рукой измерил расстояние до наружной стенки вагона — получалось около полуметра. На обоих концах шнура он завязал узелки, встал, аккуратно свернул шнурок и сунул его в карман. Разгладил постель и так же, не щелкнув замком, отпер дверь.
— Вы можете отдыхать, господин, — сказал Исида и поклонился.
12
В типографии одной из крупнейших токийских газет рабочий день был в полном разгаре: шумели машины, сновали рабочие. Лавируя между печатными станками, к группе господ начальственного вида бежал секретарь редакции. Издатель и редактор газеты Кавамото, стоявший в центре этой группы, вышел навстречу секретарю.
— Что? — тихо спросил он.
— Приехал!
Кавамото, извинившись, быстрыми шагами направился к выходу из зала типографии. Он пересек двор, бегом поднялся по лестнице, отдышавшись, открыл дверь своего кабинета.
За его столом, заваленным рукописями, сидел полковник Сугимори. Они раскланялись. Полковник указал Кавамото на кресло, стоявшее возле стола. Кавамото сел.
— Мне очень жаль, Кавамото-сан, — начал Сугимори с улыбкой, — что в последнее время мы стали так редко видеться, но я не хочу допускать мысли, что виной тому какое-нибудь ваше недовольство нами...
Издатель отрицательно покачал головой, заулыбался, развел руками:
— Это исключено, Сугимори-сан. Мы всегда были и будем друзьями. Я надеюсь на это...
Но это было неправдой. Последнее время отношения издателя Кавамото и полковника Сугимори оставляли желать лучшего. Дело в том, что после гибели Куроды Кавамото отказался печатать предложенную военными версию причин случившегося. Версию, правда, он все-таки напечатал, но среди прочих, выдвинутых другими группировками. Это не могло понравиться военным. Кавамото считал, что он и так уж достаточно много сделал, и, кроме того, он хотел иметь возможность отступления в случае перемены политических тенденций в стране. Никто из военных впрямую с ним на эту тему не разговаривал, но отчуждение наметилось, и Кавамото его ощутил. Он боялся Сугимори и особенно Хаяси, но надеялся на свою популярность и покровительство императора. Последнее время он старался избегать встреч с кем бы то ни было из военных, вот почему столь бесцеремонное поведение Сугимори в его кабинете напугало его, и не без оснований.
— Смотрите. — Сугимори достал из портфеля газету. — Знакомо?.
— Конечно, — ответил Кавамото, — это газета от третьего апреля.
— А как это вы сразу определили?
— Во-первых, это одна из моих газет. А во-вторых, вот некролог Куроды, мы его давали третьего апреля, я точно помню.
— Правильно. Вы запомнили точно. — Сугимори помолчал, пристально разглядывая издателя, и наконец сказал: — Тогда запомните такую дату: двадцать второе мая. Повторите!
— Двадцать второе мая.
— И вот еще что. — Сугимори протянул через стол пачку фотографий: — Вам нравятся эти фотографии?
Кавамото с удивлением посмотрел на полковника:
— Это моя жена... А это сын... Это я, только не помню, где и кто меня снимал... А это, — он отложил в сторону одну фотографию, — господин Сайто, уехавший с торговой миссией в Россию.
— Правильно, — кивнул Сугимори. — Теперь смотрите внимательно.
Полковник взял фотографию Сайто, развернул газету за третье апреля и приложил фотографию на место изображения убитого Куроды в траурной рамке.
— Нравится?..
Кавамото молчал, лицо его покрылось испариной.
— Господин полковник, — как можно более достойно начал он, — я не имею права... это...
— Хорошо. Тогда так...
Сугимори разложил на столе оставшиеся у него фотографии и по очереди стал прикладывать их к траурной рамке в газете.
— Может быть, вам так больше нравится?
— Но это моя жена! — цепенея, произнес Кавамото. — А это сын...
— Так что? — Сугимори спокойно смотрел на Кавамото.
— Нет, лучше действительно эту, — быстро проговорил издатель и поспешно отложил в сторону фотографию Сайто.
— И я так думаю, — согласился Сугимори. — Вы все правильно понимаете, да я в этом и не сомневался... Кстати, ничего, что я занял ваше место?
— Нет-нет, что вы! — торопливо проговорил Кавамото и, сам того не ожидая, встал. Так они и продолжали разговор: Сугимори сидел, а Кавамото, подобострастно склонившись, стоял по другую сторону стола.
— Если я правильно понял, двадцать второго мая я должен поместить эту фотографию в такой же рамке?
— Вы прекрасно поняли. — Сугимори улыбнулся. — Но не только фотографию, но еще и это... — Он протянул Кавамото лист бумаги.
Тот прочитал вслух:
— «Трагически пал от руки...» — Кавамото поднял глаза на Сугимори.
— Что вы так испугались, это пока не про вас, — добродушно заверил полковник. — Знать о нашем разговоре никому не надо... В том числе и некоторым друзьям.
— Вы имеете в виду... — заспешил Кавамото.
— Я пошутил, — успокоил его Сугимори. — Итак, вы сами подготовите этот материал?
— Да, Сугимори-сан.
— Но только после того, как получите телеграмму вот такого содержания. — Сугимори достал из портфеля листок бумаги и протянул издателю. — Вы должны получить ее двадцать второго. В тот же день выйдет ваша газета. — Полковник встал: — А теперь попросите секретаря проводить меня.