– Нет, Николай Павлович, совершенно точно – нет! Я ни на секунду от еврея не отворачивался. Он только выдвинул ящик, а бриллиант я сам взял.
– Уверен?!
– Уверен!
Дымов был тверд и стойко выдержал тяжелый, подозрительный взгляд Хряща. Но начальство следовало успокоить, и он предложил:
– Давайте его отправим на экспертизу, если сомневаетесь. Пускай вам геммологи наверняка скажут.
– Вот уж нет! – отказался Хрящевский. – Людишки все болтливые: если кто-нибудь узнает камень, у нас с тобой могут быть большие проблемы. Не мы одни за ним охотились.
– А никто не узнает! – заверил Дымов. – Лабораторную экспертизу мы делать не станем. Достаточно убедиться, что это и в самом деле бриллиант. Наш геммолог из «Падишаха» может это проверить. Если он скажет, что бриллиант, то все ясно – это «Голубой Француз». А если…
Тут он споткнулся.
– А если это стеклышко красивого синего цвета, – продолжил за него Хрящевский очень спокойным голосом, – то кое-кому мы это стеклышко вставим вместо глаза.
Геммолога доставили быстро. Молодой широкоплечий парень, больше похожий на футболиста, чем на геммолога, выслушал задание, понятливо кивнул, разложил инструменты и вежливо попросил ему не мешать.
За пятнадцать минут, что он изучал «Француза», Дымов весь извелся. Он раз за разом прокручивал в голове тот момент, когда ячейка в хранилище банка сама выехала из шкафа и он своими собственными руками достал бриллиант из свертка. От бесконечных повторений ему начало казаться, что он и в самом деле отвернулся, и по спине Дымова тонкой струйкой побежал холодный пот.
Хрящевский сидел в кресле, пощипывая нижнюю губу. Она распухла, покраснела, и Валентин Петрович избегал смотреть в лицо шефу: казалось, что у того вместо губы полоска сырого мяса.
Наконец из соседней комнаты раздалось деликатное покашливание. Геммолог появился на пороге.
– Ну что? – хладнокровно осведомился Хрящ. – Без предисловий, сразу к делу.
Дымов замер.
– Бриллиант, – констатировал парень. – Огранка «маркиз», вес…
– Стоп, стоп! – Хрящевский поднял ладонь. – Этого уже не надо. Молодец, больше от тебя ничего не требуется.
Геммолог ушел. Хрящ поднялся и снисходительно похлопал Дымова по плечу:
– И ты тоже молодец!
Валентин Петрович выдохнул и обмяк.
– А теперь разыщи мне Краузе! – приказал босс. – Будем с ним делать бизнес по-русски!
Часом раньше Моня Верман вывалился из дверей серого здания, хватая воздух ртом, словно вытащенная из воды рыба. В офисе Хрящевского работали кондиционеры, а снаружи от асфальта поднималось тепло, и прогретый воздух пах жарой и бензином. У Вермана появилось ощущение, что он только что выбрался из ада и понемногу возвращается к жизни. Но ад все еще оставался за спиной, совсем близко – подними голову, и увидишь отблески дьявольского пламени из окон. Кто-то мог бы сказать, что это солнце отражается в стекле – но только не Моня! Моня знал, что за огонь в действительности вырывается с восьмого этажа.
Верман икнул и потрусил прочь от страшного места.
Отойдя как можно дальше и почувствовав, что задыхается, он остановился. Мимо него пробежала девушка в белом платье и нелепых желтых ботинках, бросила недовольный взгляд на застывшего посреди тротуара немолодого мужчину – и неожиданно вернулась.
– Простите, с вами все в порядке? Э-эй! Все нормально?
Моня не сразу понял, что обращаются к нему. Он поднял на нее измученный взгляд.
– Мужчина, вы хорошо себя чувствуете? – настойчиво повторила девушка.
Он заметил, что у нее грубое лицо и очень нежное шелковое платье. Они плохо сочетались друг с другом. Эта мысль вытеснила все остальное из головы Вермана, и он тупо смотрел на девушку, гадая, отчего она так вырядилась. Ведь платье ей не подходит!
– Слушайте, вы немой? – рассердилась девушка.
– Да-да, – невпопад пробормотал Моня. – Со мной все в порядке, честное слово. Спасибо!
– Точно?
Она с подозрением вглядывалась в его красное лицо. На алкаша этот смешной толстячок не был похож. «А даже если бы и алкаш! – подумала девушка. – Что ж теперь, не человек?»
У девушки в белом платье дедушка умер летом, упав на улице с сердечным приступом. Толстячок ничем не напоминал ей деда, но она никогда не проходила мимо людей, вид которых взывал о помощи.
Моня дернул головой и словно проснулся. Некрасивая девица участливо наклонялась к нему и допытывалась, не нужно ли вызвать «скорую».
– Простите! – извинился Верман, с трудом обретая былую галантность. – Я немного не в себе! Но это уже прошло. Со мной все в порядке.
Девица понимающе кивнула:
– На работе проблемы, что ли?
– Именно! – с чувством ответил Моня. – Вы очень правильно поняли. Спасибо вам!
Она пожала плечами:
– За что спасибо-то? Счастливо, не болейте.
И потопала вперед, громыхая дурацкими ботинками по асфальту.
Моня некоторое время смотрел ей вслед, потом крикнул:
– Девушка!
Она обернулась.
– Девушка, вам очень идет это платье! Вы потрясающе выглядите! Верьте мне, старому человеку!
Издалека он видел, как некрасивое ее лицо расцветилось неожиданно прелестной улыбкой. Девушка взмахнула рукой и побежала дальше по своим делам.
А Моня Верман, кряхтя, залез в карман и вытащил телефон. Денег у него не осталось ни рубля: ребята Дымова выгребли все из его карманов, включая мелочь.
– Марецкая? – продребезжал он, когда ему ответили. – Они меня отпустили. Заберите меня!
Когда Антон привез Моню в салон, там его ждали и Яша, и Майя. Яшка, казалось, похудел за те дни, что не появлялся в магазине, и даже волосы у него потускнели. Он бросился к дяде, но на полпути смущенно остановился, и первой Вермана обняла Майя.
– Моня, как вы?! – она отстранилась, рассматривая его.
– Марецкая, ты так смотришь, будто я с войны вернулся, – беззлобно огрызнулся тот.
«Отчасти так оно и есть», – подумал Антон, поворачивая табличку «закрыто».
Он нашел Вермана в переулке за Старым Арбатом – тот сидел за столиком в кафе и покорно ожидал, когда приедет Белов и расплатится за его чай. Посмотрев на ювелира, Антон хотел доставить Вермана домой, но тот объявил, что командный пункт у них в «Афродите», поэтому он поедет только туда и никуда больше.
«Вот же упрямец, – подумал Белов с невольным восхищением. – Побывал в лапах у Хряща, а все равно бодрится».
У него еще свежи были впечатления от собственной встречи с Хрящевским, и он понимал, каково пришлось Верману.
– «Француза» отняли? – спросил он, когда они ехали в машине.
– А как вы думаете? – вопросом на вопрос ответил Моня. – Чуть с руками не оторвали.
Он нахохлился, сунул ладони под мышки и до конца дороги больше не проронил ни слова. А Антон больше ни о чем не спрашивал.
Теперь же Моню забросали вопросами со всех сторон:
– Что с камнем?
– Где Сема?
