– Что тебе сказал Хрящевский?
Верман поднял руки, защищаясь.
– Тише, дети, тише! Что сказал Хрящевский, я воздержусь повторять при женщинах и детях. А что касается Семы, то он скоро должен прибыть. Господин Хрящевский пообещал мне, что его отпустят, и он не бросает слов на ветер!
– Они вас били? – тихо спросила Майя.
Моня вскинул голову и презрительно оттопырил нижнюю губу.
– Били? – переспросил он, высокомерно оглядев Майю с головы до ног. – Били?! Меня?! Да будет вам известно, Марецкая, – от возмущения он перешел на «вы», – что единственный способ договориться с Моней Верманом – это убедить его! В нашей семье никто не позволяет издеваться над собой! Все знают: попробуйте пригрозить Верману, и вы получите разъяренного льва! Бешеного быка!
– Неистового кролика, – еле слышно шепнул Яша.
Моня раздулся от возмущения.
– Никто! Никогда! Не смел поднять руку на Вермана! – негодующе воскликнул он. – У нас в крови мстительность обидчикам! Моей тетушке Рае из Одессы однажды угрожал один поклонник. Она отказала ему, хотя это был такой форсовый человек, что он мог купить всю Одессу и перевезти в саквояже на Брайтон-Бич.
– Так-таки всю? – раздался сзади ехидный голос.
Антон обернулся и увидел в дверях Сему.
– Может быть, и не всю, – согласился Верман. Он разливался соловьем и не заметил его появления. – Но за Киевский район могу ручаться. Так этот человек грозился зарезать себя и всю тетю Раю! И что, вы думаете, она ему ответила?
– Она ответила – зарежьте лучше моего племянника Моню, и я буду вся ваша? – предположил Сема.
На этот раз Верман подскочил словно ужаленный и обернулся.
– Дворкин! Боже ж мой, разве можно так пугать людей?!
Все окружили Сему, заговорили хором. На Дворкина, как и на Моню недавно, посыпались вопросы. Антон внимательно оглядел его: ювелир выглядел уставшим, но было непохоже, что над ним издевались.
– Все нормально? – спросил он негромко.
Как ни странно, из всех вопросов Дворкин отреагировал именно на его. Сема посмотрел на Белова и помолчал, словно взвешивая ответ.
– Да, – сказал он наконец. – Если не считать того, что мы остались без «Голубого Француза» и денег господина Краузе.
– Вы еще кое-что не учли. Завтра мы должны отдать двенадцать бриллиантов Хрящевского Аману Купцову, – дополнил Моня.
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
В номере Генриха Краузе звучал Вивальди. Краузе любил легкомысленную музыку, а «Лето. Аллегро нон мольто» как никогда подходило к его настроению.
Генрих стоял посреди комнаты в одних кальсонах чудесного зеленого цвета, названного производителем «храбрый лягушонок». Он разминался.
Боевая стойка. Атака. Батман с воображаемым противником. Отступление – и немедленная контратака.
Генрих Краузе фехтовал. Только вместо рапиры в его руке была длинная тяжелая трость с резной ручкой. Он походил на танцора – поджарый, мускулистый, легко перемещающийся по комнате. Краузе гарцевал, отскакивал, набрасывался на противника и совершал обманные маневры. Он хитрил, отчаянно защищался и в конце концов безупречным уколом сразил врага.
Сделав выпад, Генрих вернулся в исходную позицию и поклонился. Бой был окончен. Краузе, как обычно, вышел из него победителем.
На бюро заиграл телефон, и довольный немец, утирая лоб, выключил Вивальди.
– Слушаю, – по-немецки сказал он.
– Господин Краузе? – спросил с сильным акцентом нежный девичий голос. – С вами желал бы поговорить Николай Хрящевский. Вы имеете время?
– Имею, – подтвердил Генрих, которому стало смешно.
– Так я соединяю вас с Николаем? – вопросительно сказала его собеседница, очевидно, не уверенная в том, что правильно поняла.
– Соединяйте, – разрешил Краузе.
В трубке что-то щелкнуло, но вместо одного голоса на линии образовалось два: низкий мужской, выговаривавший слова почти не меняя интонации, и тот же нежный женский. Мужской начинал, женский принимался переводить с середины фразы.
Озадаченный этой стереофонией, Краузе первые несколько секунд не мог сосредоточиться и понять, что ему говорят, тем более, что немецкий у переводчицы был слабоват. Но мало-помалу он уяснил, что его собеседник – московский предприниматель и коллекционер.
– Николя Крясчевски, – с трудом выговорил Генрих. – Очень приятно.
Предприниматель перешел сразу к делу. У него есть то, что может представлять интерес для господина Краузе. Эта вещь называется «Голубой Француз». Господин Краузе понимает, о чем идет речь?
Немец осторожно подтвердил, что понимает. Но дело в том, что у него уже есть договоренность относительно «Голубого Француза».
Генриху показалось, что в голосе собеседника зазвучало легкое раздражение. Очевидно, господин Краузе не совсем понял его, предположил тот. Господин Верман больше не является владельцем «Француза». Верман продал его, и теперь владелец – он, Николай.
Генрих Краузе выразил сильное удивление таким поворотом событий. Отчего же господин Верман не соизволил сообщить ему о том, что намеченная сделка не состоится? Продавец пообещал подготовить документы, поскольку они достигли договоренности по всем принципиальным вопросам, и вот теперь выясняется, что их договоренность ничего не значит.
Или значит? Может быть, он плохо понял, и господин Крясчевски выступает как преемник господина Вермана по всем вопросам?
Собеседник заверил бедного немца, что не выступает. Причем был излишне категоричен, по мнению Генриха. А чтобы у господина Краузе не было больше никаких сомнений, предложил ему немедленно связаться с господином Верманом и получить от него подтверждение.
Именно это Генрих Краузе и сделал. Ювелир ответил сразу же, как будто ждал его звонка.
– Простите, Генрих, – устало сказал Моня. – Я должен был предупредить вас. Хрящевский предложил мне лучшую цену. Поэтому я заключил сделку с ним, а не с вами.
Краузе разволновался. Может быть, он тоже готов был бы предложить другую цену! Но его лишили этой возможности, поскольку он считал, что они обо всем договорились!
– Генрих, мне очень жаль, – повторил Верман. – «Француз» теперь у Хрящевского. Вам придется иметь дело с ним, а не со мной.
Краузе не удержался и наговорил ему резких слов – и о самом Моне, и о способах ведения бизнеса в России. Бросив трубку, он с досадой выругался, схватил трость и воинственно поскакал по комнате, разя противника. Удар, выпад, укол, еще удар! Генрих как раз добивал врага, когда телефон зазвонил снова.
Краузе догадывался, кому он понадобился – и не ошибся.
– Господин Краузе, вас можно соединить с господином Хрящевским?
– Можно, – по-русски буркнул Генрих.
Девушка-переводчик явно растерялась, и инициативу взял в свои руки ее патрон. Краузе ни секунды не сомневался, что тот слышал разговор с самого начала.
– Давайте обсудим все вопросы лично, – любезно предложил Николай. – Нам ведь есть о чем поговорить. Я заинтересован в продаже, вы – в покупке.
Краузе помолчал.
– Хорошо, – сказал он наконец с усилившимся акцентом. – Нам действительно есть что обсудить.
