сердце у тебя не болит? Скажи, сердце не болит?
– Не болит, – тихо ответил Илюшин, приходя в себя. – Почти прошло. Кого убили в соседнем селе? Кирилла Сковородова?
Наталья ахнула, опустилась на стул.
– А ты откуда знаешь? – недоверчивым шепотом произнесла она. – Ой, парень, не все ты мне рассказал… Убили его, да. Страшную смерть он принял, помилуй господи его душу.
Она перекрестилась, глядя на Илюшина большими глазами, из уголков которых разбегались морщинки.
– А все Мишка Левушин, проклятый! Господи, и как только рождаются такие люди! Он ведь мучил Кирилла, пытал! Всю ночь пытал, пока тот, несчастный, богу душу не отдал. А потом пришел ко мне и все кричал: не та, мол, русалка! Не та! Признавайся, куда ту дела!
Она всхлипнула, вытерла глаза ладонью.
– Пять лет прошло, а до сих пор забыть об этом никто не может – ни у нас, ни в Возничах.
Кириллу Сковородову пришлось вернуться в родное село, потому что вся налаженная жизнь сбилась и вошла в кривую колею.
Он принял, как данность, что русалка не может вернуть к жизни его братьев. Сначала Колька, потом Алешка… И ведь по глупости, по глупости! Колька ввязался в пьяную драку с собутыльниками, Алешка лихачил на мотоцикле и долихачился. Два дня, пока брат лежал в реанимации, Кирилл уговаривал русалку исполнить только это его желание, самое последнее – и все! Не исполнила. Не могла она никого возвратить к жизни, слишком маленькая была для этого, видно. А может, он сам из нее желания вычерпал, вот они и закончились. Потому что после смерти Лешки она и ему больше не помогала, о чем бы он ни просил.
А ведь тогда, когда он забрал ее из квартиры старика-еврейчика, желанница все делала, что он ни загадывал! Братья, конечно, смеялись над Кириллом, но он всегда знал, кто из них троих самый умный. Он- то их на все и подбил – без братьев ему было не справиться.
Кирилл словно заболел мечтой о русалке после того, как выпытал про нее у Пашки Буравина. Прошел по соседнему селу, со всеми поговорил, посмотрел из-за калитки на красивую бабу, про которую соседи болтали, что раньше не то коровой была, не то лягушкой. И вдруг – поверил! А то, что у Пашки ничего не получилось, так это потому, что его желание не всерьез загадано было, а так – покричать со злости.
В селе их держала только мать, а когда она умерла – сгорела за пять месяцев от опухоли, так и вовсе ничего не осталось. Жить здесь братья не хотели, ехать в город, начинать все с нуля – тоже. Вот тогда у Кирилла и оформилась окончательно мысль о том, как им зажить счастливо.
Как звали человека, приезжавшего в соседнее Кудряшово и забравшего русалку, никто не помнил. Отец Никифор из церкви, очень не любивший всех троих братьев, наотрез отказался разговаривать с ними о том, что за московский гость участвовал в реставрации, а на вранье Кирилла об увлечении историей церкви ехидно посоветовал ему обратиться в краеведческий музей области. Но младший Сковородов не зря считался самым умным. Краеведческий-то музей им и помог. Правда, в списке, который брезгливо сунула ему сотрудница музея, старая крашеная крыса, было семь фамилий, но Сковородова это не смутило.
Братьев он легко убедил тем, что они заживут хорошо, стоит только им пройтись по квартиркам этих хапуг, которые натащили себе икон из церквей. Колька с Алешкой и в самом деле радовались, продавая иконы скупщику и пересчитывая деньги, а вот Кирилл бесился с каждым разом все больше. Русалки не было! Кирилл гнал от себя мысль о том, что музейная крыса обманула его и что нужно было прижать отца Никифора к стенке, чтобы показал толстым пальцем на правильную фамилию из списка, или допытать старую дуру, у которой останавливался приезжий, как его звали… Не сделал, не позаботился! Надеялся, что все просто получится само собой! И вот четыре квартиры уже взяли, а того, что нужно Кириллу, для чего он все и затеял, не было.
А на пятой им повезло. Когда Кирилл увидел русалку на полке, среди похожих фигурок, то бросился к ней, а чернявого старикашку-еврея, сунувшегося к нему с криком, злобно ткнул ножом – не лезь, не покушайся на чужое! Загадал свои желания – теперь дай другим пожить в свое удовольствие. Старикашка всхлипнул и повалился, как подкошенный. Колька осуждающе покачал головой, но ничего не сказал – сам побаивался младшего брата.
Правда, когда выходили, судьба им еще одну свинью подбросила. Тетушка Пашки Буравина как вышла из-за угла с какой-то девчонкой, так и застыла на месте, а потом в улыбке расплылась: „Кирилл, Коля, здравствуйте!“
„Здравствуй, тетя Зина, чтоб тебе провалиться“. Еще свидетелей им не хватало.
Сам бы Кирилл без лишнего шума прикончил и глупую бабу, и девчонку, но тут Колька помешал, и пришлось тетку Зину оставить в живых. Кирилл поначалу ругал его, а потом догадался: теперь у него русалка есть, можно только загадать, чтобы Буравина молчала, вот и все дела.
И ведь сбылось! Тетка Зина сбежала неизвестно куда, а не пошла в милицию писать заявление. Работу Кирилл нашел хорошую – водителем, а заодно и охранником у большого человека, директора рынка. Захотел себе бабу – и красивая баба с ним жила, пока не надоела и он ее не выгнал. Денег просил – валились деньги с неба, только по рынку пройди, дань собери с торговок. И когда он пару раз в неприятные ситуации попадал, выручала его русалка, отводила беду.
А потом как отрезало. Сначала он Кольку похоронил, потом Лешку… Директора рынка посадили в один момент, а рынок стали делить, да под шумок чуть самого Кирилла не пришили – кто-то вспомнил некстати, как он над чурками издевался. Деньги были, да все закончились, а новые с неба не сыпались. И русалка не помогла, не откликнулась. Тогда-то и подумал Кирилл, что желаний можно было загадывать не столько, сколько душе угодно, а не больше десяти. Или двадцати. Он не знал, потому что сам счет потерял своим желаниям – по любой просьбе обращался к русалке, чтобы уж наверняка исполнилась. От других ее берег, а от самого себя не догадался.
Из Москвы ему пришлось бежать, потому что нашли бы, не пощадили. Как жить дальше, он не знал, вот и вернулся в село. Их собственный дом был продан, и на последние оставшиеся от прежней хорошей жизни деньги Кирилл купил развалюху на окраине и стал потихоньку обживаться, приходить в себя после того, как лихо переменилась его жизнь.
Выпивать он начал не сразу, а на четвертый год – когда понял, что никуда отсюда не денется, потому что подвела его русалка, оставила один на один с его желаниями. Сама собой сложилась и подходящая компания, к которой иногда присоединялся Мишка Левушин из соседнего Кудряшова. Левушин медленно спивался, и Кирилл знал, что жена сбежала от него в город и вернулась спустя два года лишь затем, чтобы оформить развод – она собиралась снова выйти замуж. Теща умерла от сердечного приступа, а тестя забрала с собой теперь уже бывшая супруга. Мишка остался один, не считая собутыльников.
Когда люди стали разъезжаться из села кто куда, Левушин попытался пристроиться к односельчанину Кольке Котику на лесопилку, и хозяин поначалу даже решил попробовать его в деле. Но Мишка оказался никудышным работником, и от него быстро избавились. Тогда он запил окончательно, теперь уже до белой горячки, и в селе судачили, что жить ему осталось недолго.
Левушин опустился, распродал все из дома, ходил по поминкам и редким свадьбам в кургузом засаленном пиджачке и рассказывал о том, как хорошо жилось ему с тещей и какой светлой души была она человек. Хотя все знали, что Мишка с тещей жили как кошка с собакой, а помирились непонятно как за несколько лет до ее смерти. Незаметно он прибился к Сковородову и, если были силы, доходил до соседнего села, чтобы выпить с Кириллом.
В тот вечер, напившись, обычно молчаливый Кирилл вдруг разговорился. Они сидели вдвоем с Левушиным, и Кирилл не столько разговаривал с ним, сколько жаловался неизвестно кому на неудачную судьбу. Раскачиваясь, он перечислял все, что случилось с ним, и Мишка сидел, слушая и кивая, до тех пор, пока Сковородов не повторил в третий раз, что во всех его бедах виновата русалка.
– Если бы на нее не надеялся, а на себя, – с горечью рассказывал Кирилл, – глядишь, по-другому жизнь свою построил бы. Ну ничего, я еще отсюда уеду!
– Какая русалка? – неожиданно трезвым голосом спросил Левушин.
Кирилл, потерявший осторожность, махнул рукой и сказал, что есть у него одна особенная вещица, только ему больше пригодиться не может.
– Мне отдай, а? – вкрадчиво попросил Левушин. – Мне, может, она и пригодится…
В глазах его мелькнуло что-то странное, и это странное не понравилось Кириллу. Даже будучи пьяным,
