откуда Петр Васильевич узнал тот эпизод со старушкой из вашего подъезда?
– Я ему сама рассказала, – безразлично произнесла Раева. – Он так расспрашивал, почему я выбрала работу со стариками, хотя могла бы успешно заниматься бизнесом… Вот я и объяснила.
– Понятно, – кивнула Даша. – Знаете, а мы с мужем подозревали, что героиня этой истории все-таки убила бедную больную старуху… Зря. Боровицкий описывал все очень точно. Никаких метафор, аллегорий и прочей ерунды. Ему не нужно было ничего придумывать. Он просто хотел показать, каким бывает один человек на протяжении всей своей жизни. А он бывает очень разным. И глупым, и умным, и сильным, и слабым. Всяким. И если показать пять кусочков из его жизни, то вполне можно представить, что речь идет о пяти разных людях… Хотя это не так.
Раева повела плечами, и Даша замолчала, но Лидия Михайловна только скрестила руки на груди. Она по-прежнему сидела на земле, и к ее черным брюкам приклеились рыжие листья.
– А потом ваш муж полюбил другую, – грустно сказала Даша. – Ваш собственный муж, который подобрал вас на кладбище, который учил вас жизни, который ставил с вами свой бизнес, вас разлюбил. Вы были с ним счастливы всю жизнь, и он с вами тоже. Но это ведь ничего не гарантирует – правда, Лидия Михайловна?
– Не гарантирует, – хрипло ответила Раева. – Я этого не знала.
– А когда узнали, то восстановили справедливость, – закончила Даша. – Девушку вы убили, а любимого мужа отправили в тюрьму.
– Любимого мужа… – как эхо, повторила Раева. – Знаете, а вы правы. Я все время думала, что просто мщу, что муж стал мне чужим человеком… – Она провела рукой по голове Ангела Ивановича. – А оказалось, что он и в тюрьме оставался родным. И после тюрьмы. Никуда я не смогла от него деться.
– Скорее он от вас не смог, – жестко сказала Даша. – Я не знаю одного: ваш муж действительно случайно оказался у ворот пансионата или вы сами организовали его появление?
Лидия Михайловна улыбнулась, вспоминая что-то, и от ее улыбки Дашу передернуло.
– Случайно… – эхом повторила Раева. – Нет, Дарья Андреевна, никаких случайностей у меня не было. Я ведь его ждала. Понимаете? – со странной надеждой в голосе спросила она, глядя на Дашу. Та молчала. – У тюрьмы ждала… Не сама, конечно, а этот… А Антоша совсем плохой вышел. Такой плохой, что и делать ничего не пришлось. И в машину сам сел, и ко мне приехал… Я же не могла позволить, чтобы он вот так просто взял и ушел.
– Ну да, – кивнула Даша. – Вы ему, должно быть, скормили кучу всяких препаратов, от которых он и вовсе стал овощем. А потом оставили перед воротами пансионата, разыграли перед всеми мать Терезу.
Раева отвела от нее взгляд и уставилась на рукав Ангела Ивановича.
– Да нет, кучи не понадобилось, – словно про себя произнесла она. – Он и так уже был… не помнил многого… почти все забыл.
– А знаете, Лидия Михайловна, когда я перестала вас подозревать? – спросила Даша. – После нашего разговора об Ангеле Ивановиче. Вы так смотрели на него тогда… И сказали: если в силах одного человека хоть как-то компенсировать страдания, то это должно быть сделано. И еще, что вы не верите в божье воздаяние. Я ошиблась – подумала, что вы говорите о старике и его страданиях. А вы говорили о себе и о муже. Это свои страдания вы компенсировали. Вы своими руками воздавали своему мужу за то, что он полюбил кого-то, кроме вас.
– Он меня предал, – негромко сказала Раева. – Предательство – самый страшный грех по всем людским законам.
– Вот-вот, – кивнула Даша. – И вы его наказали. Потому вы и улыбались тогда – от радости. В тюрьме муж был далеко от вас, не так ли? Вы больше не могли его… наказывать. А здесь, в пансионате, он оказался в полной вашей власти. И главное – никто никогда не догадался бы, что Ангел Иванович – ваш муж. Он выглядел таким старым! Неудивительно после стольких-то лет тюрьмы. Странно, как он вообще остался жив. Ваша улыбка была улыбкой хозяина, вот чего я не поняла. Вы так хорошо улыбались… так счастливо… Конечно, теперь-то он никуда не мог деться от вас! Господи, Лидия Михайловна, неужели вы за все эти годы не простили его?
Женщина на земле покачала головой.
– Вы страшный человек, – тихо сказала Даша. – Вы не только убили человека и отправили невиновного в тюрьму, лишив его счастья. Вы каждый день наслаждались видом его страданий, болезни, мучений…
Внезапно Дашу начал разбирать истерический смех.
– Вы… вы хоть раз давали ему картошку? – спросила она, стараясь подавить его. – Скажите, Лидия Михайловна?
– Конечно, нет, – отозвалась та. – Он ее очень любил раньше…
– Денисов, наверное, догадался, – сказала Даша скорее себе самой. – Может быть, не знал наверняка, но догадывался. А вот Петр Васильевич не догадывался – знал точно. У вашего мужа случались просветления в его сумасшествии. Вы знали, Лидия Михайловна? Иногда он начинал вести себя как здоровый человек. Я видела такой момент только один раз, когда застала его с Денисовым. Но Петр Васильевич… Петр Васильевич бывал здесь каждый день и беседовал со всеми подолгу. И с Ангелом Ивановичем тоже. Всю историю он мог узнать только от него. В минуту просветления ваш муж рассказал ему ее. Может, не за один раз, а за несколько, неважно. Важно то, что Боровицкий все понял, а поняв, написал пять своих маленьких историй про двух людей. И еще… – Даша сделала паузу. – Он ведь все вам рассказал, да?
– Не рассказал, – покачала головой Раева, – дал понять. Намекнул, что собирается установить над Антошей опеку… взять его к себе… Вы же понимаете, что я не могла такого допустить.
– Петр Васильевич хулиганил. Он вовсе не собирался забирать у вас Ангела Ивановича, – с истерическим смешком, который не смогла сдержать, возразила Даша. – Просто хотел, чтобы вы его убили.
– Что?! – Раева так стремительно вскочила на ноги, что Даша вздрогнула и тоже встала. – Что вы сказали?!
– Боровицкий был смертельно болен. Он умирал! – побледнев, бросила ей в лицо Даша. – Ведь Петр Васильевич не сопротивлялся вам, правда? Он хотел, чтобы вы его убили. Боровицкий очень хорошо разбирался в людях и знал, что вы предпримете. Он специально доводил вас до такого решения, зная, что вы не остановитесь ни перед чем. Но перед смертью оставил мне свои рукописи. Знаете, в какой-то степени он был совершенно бессердечным человеком, потому что судьба вашего мужа его не беспокоила. Но он хотел посмеяться над вами напоследок – вот и все! Над вами, над своими детьми, над всем вашим пансионатом, в котором он поднял столько шума. Делал вид, что пишет книгу об обитателях! Приносил с собой ноутбук! Наверное, и в самом деле собирался ее писать, но, когда узнал вашу историю, понял, что она гораздо интереснее. Из нее могла бы получиться настоящая книга.
– Но он ее никогда не напишет! – выкрикнула ей в лицо управляющая.
– Он ее уже написал! Написал для себя, для меня и для вас, а потом ушел! Сделал все так, как сам захотел, понимаете?! А вы, вы были для него просто персонажем, который действовал по его указанию.
– И вы тоже! – яростно бросила Раева.
– И я тоже, – согласилась Даша. – Но я сейчас уйду из его книги. А вы останетесь в ней навсегда. Как зверь в клетке. Потому что вы и есть зверь, а пансионат – ваша клетка, из которой вы больше никуда не денетесь. Будете ходить, вспоминать, как мучили своего несчастного мужа, и жить этими воспоминаниями, как другие живут воспоминаниями о счастье!
С глухим звериным рычанием Раева бросилась на Дашу, повалила ее на землю и вцепилась в горло, но в следующую секунду закричала и разжала пальцы. Клыки собаки впились в кожу на ее шее.
– Проша, нельзя! – крикнула Даша. – Отпусти ее!
Она поднялась с земли и отряхнулась.
– Фу, Проша, – повторила она спокойно псу, который по-прежнему стоял над женщиной, поставив передние лапы ей на грудь. – Оставь ее.
Проша разжал зубы и отошел. Раева села, провела рукой по горлу, а потом, как слепая, – по лицу Ангела Ивановича.
– Ушел, ушел… – пробормотала она негромко, раскачиваясь вперед-назад. – Он от меня ушел… Как же я жить дальше буду, а? – неожиданно спросила она Дашу, подняв на нее пустые глаза. – Что же мне дальше
