День за днем она отказывалась от еды, не хотела помогать врачам: несколько раз расцарапывала себе лицо и открывала затянувшиеся было раны. Она лежала на больничной кровати и молила Бога забрать ее.
Мария не хотела жить, и ее выздоровление затянулось, состояние снова стало критическим — но она не умерла. Она перестала ждать помощи от Бога и устремила молитвы к другим силам.
Той ночью она проснулась оттого, что кто-то держал ее за руку. Сквозь повязки и трубки систем жизнеобеспечения, сквозь лекарственный туман она разглядела старого седовласого джентльмена — у него был успокаивающий голос, он казался добрым дедушкой. Мягко и ласково шепнул: если ей действительно этого хочется, он может вылечить ее, избавить от боли и вернуть к жизни.
— Ты станешь еще красивее, чем раньше, — пообещал он.
Мария всплакнула, пока он гладил ее волосы, и опять заснула.
На следующее утро она решила, что это был сон. Но ее перевезли в частную лечебницу, и у кровати собралась команда пластических хирургов. Они обсудили с Марией, как будут восстанавливать ее тело и ее лицо.
— А кто все это оплатит? — спросила она.
Тут-то в палате и появился Эли Лэддингтон.
— Тот, кто навестил вас ночью, — мой близкий друг, — сказал он. — Он поручил вас моим заботам. Вы ведь хотите вернуться к нормальной жизни?
— Но почему вы все это делаете? — спросила Мария.
— Потому что вы нуждались в помощи, — ответил он. — Потому что вы плакали и просили помочь. И он ответил на ваши мольбы и препоручил мне. — Эли вплотную приблизился к ее кровати. — Доверьтесь мне.
Мария кивнула, глаза наполнились благодарными слезами. Эли Лэддингтон был ее спасителем.
Благодаря серии высококлассных операций, сделанных группой хирургов, которых Эли собрал по всему миру, к Марии вернулись красота, сила и энергия. Эли подарил ей жизнь. А взамен попросил, чтобы она стала частью жизни Ричарда. Ричард сбился с пути, и она должна была помочь ему вернуться. Подтолкнуть в нужную колею и поддерживать в работе над делом своей жизни. Стать его опорой и вдохновением.
И вот теперь, пять лет спустя, она летела в самолете после чудесного путешествия, такая красивая, что не многие женщины могли с ней сравниться, и помогала мужу преображать мир. Она всем была обязана Эли. И от всей души желала отблагодарить его.
— Миссис Гапсбург, — окликнула ее стюардесса, заставив выйти из забытья. — Вашему супругу звонит мистер Лэддингтон.
Мария посмотрела на мужа, погруженного в глубокий сон.
— Не надо его будить. Я поговорю сама.
— Я так и решила. — Девушка указала на телефонную трубку рядом с подлокотником кресла.
— Привет, Эли.
— Где Рамджал?
Его голос был резким, как лезвие ножа, и Мария тут же поняла — случилось неладное.
— Он вышел в уборную, Эли, — солгала она.
«Догадался ли он, что она солгала?»
— Ты знаешь, что напечатано на обложке сегодняшнего выпуска «Национального курьера»?
Мария почувствовала, что на коже собираются капельки пота. Случилось что-то очень скверное. Она не ответила, ожидая продолжения.
— Те самые фотографии. — Его слова продолжали резать, словно бритва.
— Не может быть. Люди Ричарда забрали фотографии и уничтожили их. Разве что у них были копии…
— Мария, это не игрушки. Пока дела идут хорошо, нас не будут трогать. Но если мы провалимся, нам окажут такую помощь, масштабов которой ты даже не представляешь.
— Эли…
— И уверяю тебя: эта помощь тебе очень не понравится.
Джин
Коттен поднялась к себе в квартиру в Форт-Лодердейл. Томас Уайетт с ее сумкой шел сзади.
— Вот он, мой дом, — сказала она, отпирая замок.
Уайетт зашел следом и поставил сумку у тахты.
— Тут воняет плесенью. Извини. — Она сняла с плеча сумку с ноутбуком и поставила на кофейный столик. — Но когда живешь у океана, с этим ничего не поделаешь. За все приходится платить. Сейчас открою окно и хоть немного проветрю.
— Не сомневаюсь, что мне придется сделать то же самое. Я живу в квартире монсеньора Дучампа на этой же улице. Хочу быть ближе к тебе.
Коттен улыбнулась.
— Чертовски приятно слышать, Томас.
— Я хотел сказать, что это моя работа. — Он покачал головой. — Похоже, я несу чушь.
— А ты не продолжай, не то еще больше запутаешься. — Коттен влезла на диван, перегнулась через спинку, раздвинула жалюзи и распахнула окно.
— Так-то лучше. Хорошо, что сейчас осень, а не середина лета, иначе пот катился бы с нас ручьями.
— Так ты решила, что скажешь редактору «Газетт»?
— Если честно, нет. Я могу рассказать правду, но не представляю, что из этого выйдет. Ведь в «Курьере» опубликуют материал этой Стар. Может, он уже лежит в супермаркетах. — Она встала с дивана. — Присядь. У тебя есть минутка?
— Ну, я здесь именно поэтому, — ответил Уайетт.
Коттен забралась с ногами на другой конец дивана.
— Конечно, в самолете мы уже сто раз перебрали все про эту нитку с иголкой, но я по-прежнему ничего не понимаю. — Она сделала глоток. — Все-таки мне кажется, что никакого отношения к шитью или прядению это не имеет. Мы посмотрели в Интернете все, что касается техники шитья. Но эта версия ни к чему не привела. Кроме того, ты сказал, что твой пращур был врачом, а не портным. Может, это как-то связано с хирургией? Не стоит ли поискать про технику накладывания швов и операций конца девятнадцатого века?
Уайетт почесал подбородок.
— Неплохая идея. Может, он намекал, где спрятана табличка, с помощью медицинской терминологии того времени.
— Или она попросту спрятана в больнице.
— Или в медицинском университете. Знаешь, ты права. Медицина и иглы — вещи связанные. А портновское дело — это слишком очевидно. Я поищу информацию о хирургии девятнадцатого века — вдруг наткнусь на что-нибудь, что называлось «вдеть нитку в иголку».
— А как ты думаешь, зачем он вообще украл эту табличку?
— Понятия не имею. Папа и Джон тоже не понимают. Но, судя по записке, он так хотел поделиться содержанием таблички со всем миром, что пошел на воровство. Мне бы хотелось узнать о нем побольше, но нас разделяет слишком много поколений. Впрочем, в Великобритании у меня есть дальние родственники — может, они сумеют восполнить недостающие звенья.
— Ощущение такое, что нас ждет путешествие в Англию.
— Вполне возможно.
— Держу пари, ты никогда не предполагал, что впутаешься в такую безумную историю.
— Это правда, — рассмеялся Уайетт.
— Впрочем, я тоже, — призналась Коттен. — Еще три года назад у меня была обычная скучная жизнь.
