Под настоящим забором, под штакетником. Лежала бы в грязи и вспоминала меня. Надеюсь, что когда- нибудь так и случится.
«А ведь ее прорицание почти сбывается, – подумала Алька, чувствуя, что впадает от холода в подобие анабиоза. – Правда, сдохну я не под штакетником, как ей мечталось, а под полом, но сути это не меняет. Эй, Микаэлла, ты меня видишь?! Можешь порадоваться!»
В ответ раздался треск, и тусклая лампочка погасла, напоследок недолго посветив желтой угасающей искрой.
– Выражайся яснее, Мика, – сказала вслух Алька, с трудом шевеля губами.
Человек, заглянувший в подвал спустя час, обнаружил бы в нем съежившуюся женщину, лежащую на полу и безучастно глядящую перед собой в темноту. Женщина не делала ни одной попытки пошевелиться и только время от времени дергалась, словно по ней пробегала судорога.
Когда со стуком открылся люк, она даже не повернула головы.
Гитарист, собиравшийся спуститься вниз, остановился на верхней ступеньке: лампочка в подвале не горела, хотя он хорошо помнил, что, уходя, не выключал за собой свет. У него мелькнула мысль, что пленница каким-то образом снова ухитрилась освободиться и сейчас прыгнет на него из темноты. Но затем, вглядевшись, он заметил силуэт на полу и успокоился. Значит, просто-напросто перегорела лампочка.
Он поменял ее и наклонился к своей добыче. Нос у нее был ледяной, руки тоже, и она даже не пошевелилась, когда он дотронулся до нее. «Отлично. Прошел первый этап».
– Замерзла? – заботливо спросил он. – И есть хочешь, наверное?
«Крыса» лежала неподвижно.
– Ты хорошо себя вела, – подумав, признал он. – Так что получишь вкусненького и тепленького.
Он ушел, не забыв закрыть за собой люк, и вскоре вернулся с термосом в руках и пледом, который волочился за ним по полу. Сначала, разрезав веревки на ее запястьях, он поднял Альку, как куклу, обмотал пледом, а затем налил из термоса в крышку что-то, пахнущее на весь подвал сытной вкусной едой, и поставил перед Алькой:
– Ешь.
Собрав силы и приподнявшись, она схватила затекшими руками крышку, поднесла к губам, обжигаясь, и в рот ей полилось что-то густое, горячее, по вкусу похожее на картофельное пюре, разведенное молоком. Она глотала это варево, и когда выпила все, псих, сидевший рядом и смотревший на нее с интересом, налил новую порцию.
Сначала Алька почувствовала тепло от еды, а затем от шерстяного пледа, в который ее завернули. Как ни странно, но теперь ее стала колотить дрожь куда более сильная, чем прежде, и она едва не выронила крышку.
– Но, но! – недовольно прикрикнул парень. – Аккуратно! Вот, так…
Когда Алька наелась, она отодвинула термос и, сделав над собой усилие, подняла глаза на своего тюремщика. На лице его было написано ожидание… вот только она никак не могла понять, чего он ждет от нее…
– И? – вопросительно сказал парень.
– Что – «и»?
– Что нужно сказать?
Тут Алька догадалась.
– Спасибо, – с плохо скрытым омерзением выговорила она и увидела, что ожидание на его лице сменилось по-детски обиженным выражением – даже губы он надул как маленький мальчик.
– «Спасибо» – и все? Я тебя накормил, согрел, сварил тебе жратву…
– А до этого ты меня сюда бросил! – вырвалось у Альки.
Детская обида на его лице сменилась злой гримасой, и она поняла, что сделала ошибку.
– У-у-у, какие мы неблагодарные девочки… – протянул парень, прищурившись.
Маска заботливого приятеля спала с него, и Альке открылось то лицо, которое пугало ее больше всего. «Мне нужно играть по его правилам!»
– Извини, – быстро проговорила она, отводя глаза, – я тебе очень, очень благодарна! Если бы не ты, мне было бы очень холодно! Я об этом не подумала!
– Врешь, крыса, – процедил он, – кого ты, тварь, обмануть хочешь?
Он занес руку для удара, но Алька от страха начала соображать.
– Ты хозяин, – шепотом сказала она, вжав голову в плечи, – можешь ударить.
Она подождала, но удара не последовало, и Алька осмелилась снова поднять на него глаза. Псих смотрел испытующе, и от его взгляда ей захотелось зажмуриться. Но та девочка, которая когда-то рассказывала соседкам сомнительные истории о своей тетушке, незаметно ожила и вступила в игру.
– Я очень виновата перед тобой, – послушно сказала девочка. – Что мне сделать?
Предостерегающий голос внутри Альки закричал, что нельзя, нельзя, НЕЛЬЗЯ задавать такие вопросы, потому что перед ней сумасшедший самец, который изнасилует ее, изувечит, сделает что-то такое страшное, чего еще никто… Но Алька оборвала голос на полуслове, потому что прислушиваться нужно было к девочке, а не к нему. Это был голос паники. А девочка, и вслед за ней Алька, видела, что этот человек – мужчина лишь с виду, а по сути – странное бесполое существо, изувечившее само себя. Он не хотел ее так, как хотят женщину. Он смотрел на нее иначе…
Ничего не ответив, парень забрал у нее термос и поднялся. Глядя сверху вниз, он стоял в нелепой позе, согнувшись, и лампочка описывала круги над его головой.
– Скоро приду, – сухо сказал он. – Сиди тихо.
И выключил свет.
Когда хлопнул люк, Алька повалилась на бок, ощущая сквозь шерстяную колючую ткань пледа холод, идущий от досок. Но теперь, когда она была сыта, этот холод невозможно было сравнить с прежним, могильным, мучившим ее всего полчаса назад. «Сиди тихо…» Алька не смогла бы кричать, даже если бы очень захотела, – ей казалось, что горло охрипло до наждачной шершавости. С
«Соблазни его, – шепнул тихий голос, напоминающий ей голос Микаэллы, когда та была в хорошем расположении духа. – Не зря же он принес тебе плед. Ты сможешь…»
Альку едва не стошнило от омерзения. «Не смогу!»
«Брось! Ты же обычная шлюшка! Раньше спала с одним мужиком за его деньги и выбирала его сама, теперь спишь с теми, на кого укажут… Будь честной с собой. Ты можешь представить, что это твоя работа, и все получится! Сделай так, чтобы он трахнул тебя!»
Алька едва не зашипела от злости. «Называй меня как хочешь! Но спать с ним я не буду!»
«Ты должна! Иначе никогда отсюда не выберешься! – Голос становился громче и навязчивее, как будто питался ее отвращением и паникой. – Хочешь сдохнуть здесь, а?»
Невесть почему Алька вдруг вспомнила своего дружка-скрипача, тощего и голубоглазого, веселившего ее по утрам игрой на воображаемой скрипке. Они так часто ссорились, что едва успевали заняться любовью в перерывах между скандалами… Но в ее воспоминания о счастье входило все время, что она провела с ним, и ссоры тоже были его частью.
«Я лучше и правда сдохну», – в один миг успокоившись, сказала она, и тут же поняла, что это решение – единственно правильное. Если бы она попыталась соблазнить его, он бы убил ее, теперь в этом не было никаких сомнений. Она нарушила бы его
Тень Микаэллы развеялась, и голос ее исчез, но Алька приказала себе быть настороже. Растирая руки – слава богу, на этот раз псих не связал ее, – она размышляла, что же такое знакомое чудится ей в его интонациях, пока не сообразила: точно так же разговаривал знакомый дрессировщик собак со своими питомцами, которых хозяева приводили к нему на площадку.
Ей вспомнилось, что он постоянно называл ее крысой, и Альку внезапно осенило. Что, если это не оскорбление, как она считала до сих пор? Похоже, он и в самом деле обращается с ней как со зверьком… Она постаралась припомнить все, что знала о крысах, но в голове с пугающей назойливостью всплывало лишь одно: карикатура, которую она увидела пару месяцев назад. На ней зажатая мышеловкой крыса
