одежде, в шапочке с вышитой на ней крысой. Толпа расступилась, и он беспрепятственно вошел внутрь.
Зал, где сидел бургомистр, был заполнен людьми. При появлении Крысолова поднялся шум, который, однако, смолк, стоило бургомистру поднять руку и призвать добрых горожан к тишине.
Крысолов подошел к возвышению и остановился, чувствуя на себе взгляды десятков людей. Что-то настораживало его. Быть может, отсутствие страха на лицах, обращенных к нему. Это было непривычно… После того, что он показал им, они должны были вести себя иначе…
Он не успел облечь свои неясные подозрения в слова, как бургомистр встал. Высокий, представительный, он казался еще выше, стоя возле своего кресла.
– Я слушаю тебя! – властно прогремел он.
– Я пришел за полагающейся мне наградой.
– Вот как? – Бургомистр искусно притворился удивленным. – И за что же мы должны вручить тебе награду?
Крысолов снял с плеча мешок, достал из него договор:
– Здесь говорится…
– Нам известно, что здесь говорится, – перебили его. – Здесь говорится, что ты, пользуясь своей силой, недоступной обычным людям, обязуешься изгнать крыс из Хамельна.
– И я это сделал!
– «Недоступной обычным людям», – подчеркнул бургомистр и замолчал, бросив взгляд куда-то в сторону.
Насторожившийся Крысолов проследил за тем, куда он смотрит, и увидел женщину, жену бургомистра… Он даже вспомнил ее имя – Лизетта. Она глядела прямо на него, но в глазах ее не мелькнуло и следа любопытства, и лицо было замкнутым и серьезным. «Зачем она здесь? Что хочет от нее бургомистр?» – изумился Крысолов, но в следующий миг из-за ее спины выбрался Курц, и он стиснул зубы, догадавшись, что последует дальше.
Старик боязливо приблизился к возвышению.
– Встань здесь и говори так, чтобы слышали все! – приказали ему.
Последовали простые вопросы: кто он такой, как его зовут, где живет. Затем от Курца потребовали рассказать, что он делал нынешней ночью. При словах «помогал изгонять крыс» в зале поднялся шум, но бургомистр живо навел порядок.
– Итак, ты видел все вблизи? – громко спросил он.
– Да, добрый господин, – низко кланяясь, подтвердил Курц, кося хитрым глазом на молчавшего Крысолова. – Так близко, как только возможно!
– Тогда скажи, применял ли человек, называющий себя Крысоловом, какие-нибудь заговоры? – повысил голос бургомистр. – Видел ли ты, чтобы он заклинал крыс? Взывал ли он к Крысиному Королю? Зажигал ли он синий огонь, в который, как всем известно, прыгает любая крыса, ибо это пламя дьявола?
– Нет, мой добрый господин! – старик замотал головой. – Этот человек не использовал никаких заклятий. Он сам признался мне в том, что они не нужны! Он обычный мошенник, добрый господин!
Крысолов шагнул вперед, но в грудь ему уперлись острия мечей, обнаженных стражниками.
– Можешь ли ты доказать свои слова? – с самым суровым видом спросил бургомистр, метнув короткий взгляд на Крысолова. Его суровость могла бы ввести того в заблуждение, если бы не этот взгляд: он так отчетливо прочел в нем торжество, что у него не осталось никаких сомнений в намерениях бургомистра.
– Посмотрите на него! – каркнул старик, обличительно указав пальцем на Крысолова. – Разве не видно, что он не способен заклясть ни одну крысу?
Члены совета одобрительно зашумели. Да, этот довод показался им важным. Они разглядывали человека в пестрой одежде, как будто на нем были выведены письмена, подтверждающие слова нищего.
– Ты слышал! – возвестил бургомистр. – И все слышали! Ты обманул нас, и предстанешь перед судом. Однако… – он приостановился, чтобы Крысолов успел осознать, что его ждет. – Однако милостью моей я разрешу тебе покинуть Хамельн, если ты уйдешь немедля. Ибо ты, хоть и не сделал ничего, что не мог бы повторить любой из стоящих здесь, все же истребил крыс. Так что ты выбираешь: суд или свободу?
Последнее слово ясно показало Крысолову, что его ждет, вздумай он остаться. Да и нелепо было рассчитывать на справедливость местного суда. Его бросят в подземелье, где, к радости епископа и бургомистра, он станет добычей тех самых крыс, от которых освободил этот проклятый город.
Крысолов молча окинул взглядом зал, пытаясь совладать с клокочущей в душе бессильной яростью. Старик спрятался за спины стоящих рядом, но предатель интересовал его меньше прочих. Он вновь встретился глазами с женой бургомистра, и сила его презрения к ней, воплощавшей в этот миг всю лживость и изворотливость жителей Хамельна, оказалась столь велика, что женщина почувствовала это и изменилась в лице.
Наглые, самодовольные твари! Они перехитрили его и теперь ожидают, что он начнет просить за свою работу хоть одну десятую часть оговоренной суммы. Надеются, что он будет ползать перед ними, убеждая в том, что помог Хамельну, и прося учесть, что собор все-таки избавлен от крыс… А потом, так и быть, они проявят милость и бросят ему подачку: пару десятков медных монет, а может быть, и на дюжину больше…
Нет, он не доставит им такого удовольствия! Крысолов разомкнул плотно сжатые губы:
– Я покину город немедленно, ваша светлость.
Его видимое спокойствие озадачило их и разочаровало. Они рассчитывали, что он начнет кричать, обвинять их и тем самым даст законный повод бросить его в тюрьму за оскорбление власти… Подождав, не последует ли еще что-нибудь, и не дождавшись, Крысолов решительно развернулся и обогнул стражников, стоявших за его спиной.
Тяжелым угрюмым взглядом провожал бургомистр удаляющегося человека, но отдать приказ не решился. Крысолов беспрепятственно вышел из ратуши и быстро зашагал прочь, провожаемый любопытными и испуганными взглядами горожан».
В кабинете Перигорского вновь собралась вся группа. Хмурый Сергей Бабкин, взъерошенный Илюшин, уставшие оперативники, сам Перигорский с непроницаемым лицом, вытянутым, словно дыня… В углу пристроился Саша Крупенников, переводя взгляд с Илюшина на своего шефа и обратно.
Макар кратко подвел итоги. Где находится Алла Рокунова, установить не удалось, и точно так же не удалось сузить круг подозреваемых за счет исключения кого-то из гостей или девушек. Илюшин внимательно просмотрел записи Бабкина, выслушал его отчет, но говорить ничего не стал – лишь покивал и, кажется, сделал свои выводы.
– По-прежнему самой вероятной подозреваемой остается Рокунова, – сказал он. – Ее видели спускающейся в грот Микаэллы, и она сама не отрицает, что шла туда, а спустя двадцать минут подняла тревогу, обнаружив тело – или якобы обнаружив. У нее был мотив – личная неприязнь, была и возможность убить. Девушку, вместе с которой она покинула ночной клуб, где скрывалась после побега из «Артемиды», нашли мертвой.
– Стоит добавить, – подал голос Степаныч, – что ту девчонку, которая работала здесь до Рокуновой, тоже убили. Таким же способом.
– Совершенно верно. У кого-нибудь будут версии?
Версии были у Николая. Еще раз обобщив то, что сказал Илюшин, он аккуратно подвел к тому, что возможности группы в этом расследовании себя исчерпали. Наблюдая за тем, как одобрительно кивают во время его речи другие оперативники, Бабкин решил, что они полностью поддерживают парня, которого выдвинули озвучить общую точку зрения как самого младшего и напористого.
– А что вы сами думаете, Макар Андреевич? – неожиданно спросил Перигорский, прерывая Николая на полуслове и поворачиваясь к Илюшину.
Тот помолчал немного, выбил пальцами по столу барабанную дробь.
– Я? Я думаю, Игорь Васильевич, что мне нужен специалист по садоводству. Лучший, какого только можно найти в Москве.
