Но одно он понимал хорошо – нельзя злить этого человека.
Тим всхлипнул и отвернулся к луже, в которую он запускал щепки-кораблики.
Убедившись, что мальчик играет, мужчина встал, зашел в дом и вернулся уже с винтовкой. Ему сказали, что с мальчиком все должно быть в порядке. Сказал человек, который был для него богом. Значит, с ним и должно быть все в порядке. Может быть, ребенка хотят украсть?
Мужчина подозрительно огляделся по сторонам, но все было спокойно. Поле за его домом просматривалось хорошо, а дорога, петлявшая вдоль поля, была пустой. Крепко сжимая винтовку, мужчина встал, обошел вокруг дома и вернулся на крыльцо. «За добро нужно платить добром, – вспомнил он очередную истину. – Я делаю доброе дело. Значит, я все делаю правильно».
Несколько раз кивнув головой, он перехватил винтовку поудобнее и опять стал смотреть вдаль.
Глава 13
До могилы старца Луки Макара вел вездесущий Иван Демидович. Шли они долго, иногда чуть не по колено в грязи, но вообще в лесу неожиданно оказалось довольно сухо.
– Лука был отшельником, – рассказывал Иван Демидович по дороге внимательно слушавшему Макару. – Толком про него уже никто ничего не знает, больше выдумывают, но вроде как он из нашей деревни ушел, когда ему было тридцать лет, и поселился в лесу. Лукина поляна, так до сих пор то место называется. Ты не торопись, идти нам еще прилично.
– А на машине нельзя было проехать? – огляделся Макар.
– Нет, туда никак не проедешь. Сейчас с дороги свернем – и дальше почти четыре километра лесом. А может, и больше – давненько я там не был.
– Не заблудимся? – насторожился Макар.
– Заблудимся, заблудимся, – кивнул Иван Демидович. – Или нас медведи съедят.
Макар хмыкнул и больше вопросов не задавал. А старик продолжал рассказывать.
На поляне Лука соорудил что-то вроде землянки, в ней и жил. К зиме подготавливал ее, а летом туда почти не заходил – спал на голой земле. Только во время сильного дождя прятался, да и то не всегда. Ел, что бог пошлет, но вообще-то его шатонинские родственники подкармливали. Очередность установили: одну неделю одни кормят, вторую – другие и так далее. Самое главное – он на себя обет молчания взял и от имени отказался. Перед тем как уйти в лес, объявил, мол, имени своего он недостоин, его, то есть имя, заслужить надо. И пошел… заслуживать. В лесу он прожил без малого лет пятнадцать. Его бы, пожалуй, впору было к святым причислять, если бы не ужасный его облик.
– Запаршивел весь, говорят, – рассказывал старик. – К тому же умом был тронутый. Ну, что тронутый, так оно понятно: какой человек в своем уме в лес жить отправится, на земле спать и кору глодать? Он бы и помер непременно ближайшей же зимой – у нас тут для отшельников климат неподходящий, но родня его землянку утеплила. Мать моя рассказывала, что Лука ругаться на родственников-то хотел, но не мог. Обет не позволял! Уж чем утепляли – не знаю, но прожил он в ней долго.
– А землянка и сейчас стоит? – спросил Макар.
– Нет, землянки нет. После смерти Луки из ближайших сел народ набежал, и разобрали ее по бревнышкам. Вроде как святыню, должно быть. А что не разобрали – то мальчишки порушили. Вообще, конечно, нездоровый ажиотаж поднялся после его смерти, – солидно заметил Иван Демидович. – При жизни как-то… поспокойней было.
Пока Лука жил отшельником, прежнее его бытование в деревне как-то подзабылось. До тридцати лет жил в Шатонине и ничем особенным себя не проявил – жил с родителями, не женился, дома своего не завел. «На барана был похож, по словам матери моей, – бросил Иван Демидович. – Курчавый и малость глуповатый». После его ухода на семью Луки поглядывали кто с сочувствием, а кто с издевкой – мало радости в том, что мужик крышей съехал и отшельником себя возомнил. Ребятишки его боялись из-за страхолюдной внешности и в лес к нему не совались. Остальные просто стороной обходили – мало ли что ненормальному в голову взбредет! «Странно еще, как его милиция в покое оставила, – удивлялся Иван Демидович. – Тунеядец ведь он был, по закону-то». Как бы то ни было, Лука прожил в лесу пятнадцать лет. И вот однажды, в начале сентября, он появился в деревне.
– Весь народ из колхоза сбежался смотреть, – качал головой Иван Демидович. – Я тогда маленький был, дома сидел, а кто постарше мальчишки – помчались. Потом рассказывали. Вышел он на площадь – ну, на пятачок около магазина – и зарычал. Сначала перепугались все, а потом поняли: он говорить хотел, а не мог. Прорычался, прокашлялся и объявил: «Мне слово было от Господа, что могу я себе имя взять. Теперь, люди добрые, зовут меня Лука». Сказал – и упал замертво. Вот после того и поднялась кутерьма: святой, мол, к нам приходил! Отнесли его на поляну, похоронили под дубом. А сверху мужики здоровенный камень положили – и не лень им было на веревках его тащить по всему лесу. Вроде как, память чтобы была вечная. Ну, вечная не вечная, но землянку вот разобрали, а камень никуда не делся – дураков нынче нет его по лесу таскать.
– Что же он в лесу делал пятнадцать лет? – подумал вслух Макар.
– Это уж у него спрашивать надо, – усмехнулся Иван Демидович. – Ну все, скоро уже придем.
Спустя минут двадцать Макар стоял на поляне возле большого дуба с черными ветками. Как и говорил старик, камень лежал под дубом. «Лука. Покойся во Христе» – прочитал Макар высеченную сверху надпись. Детектив огляделся вокруг, поднял глаза к небу и устало привалился к камню. Все. Вот теперь его задание было провалено до конца.
– Эй, ты чего невеселый? – поддел его старик. – Могилу старца хотел найти? Вот тебе и могила.
«Хрен ли мне с той могилы?» – хотел ответить Макар, но только махнул рукой. Он ясно понимал, что путь его окончен. Скорее всего, девушка похоронена где-то здесь, неподалеку, но не искать же ее останки по всему лесу… Она может быть зарыта где угодно. «Ее, по всей видимости, – думал Макар, – убили еще в деревне. Именно это и подглядел мальчишка. Затем принесли сюда для какого-нибудь безумного обряда. А потом тело спрятали. Вокруг один лес. Лежит сейчас где-нибудь Элина Гольц, точнее ее косточки, и найти ее нет никакой возможности». – «А на что ты, собственно, рассчитывал?» – спросил он самого себя. Да ни на что. Иного результата и быть не могло. Но весь его путь так определенно вел к какой-то цели, что в конце концов прийти к камню, под которым лежит прах полубезумного отшельника…
«Стоп-стоп-стоп! – сказал себе Макар. – А может быть, не только отшельника? Может, они и ее тоже под камнем похоронили?»
Он обошел камень кругом, раздвигая руками кусты с набухающими почками, и внимательно оглядел землю. Камень был огромным. Вряд ли людям Данилы пришло в голову сначала сдвигать его с места, а потом приваливать обратно – слишком тяжело, сложно, а они и так должны были торопиться.
– Иван Демидович, а вы не помните, – спросил Макар, – камень лежит так же, как и раньше?
– Да вроде бы, – покряхтел старик. – Ты посмотри, как он в землю врос. Его сейчас только машиной можно сдвинуть.
Старик присел на корточки, опершись о ствол дуба. Макар вздохнул и медленно прошелся по поляне. Все закончилось неправильно. И для глупенькой Элины Гольц, и для него самого. Но ведь что-то же подсказывало ему, что у его пути должен быть логический конец! Причем подсказывало постоянно, всю дорогу!
«Выходит, облом. Везение закончилось, – объяснил сам себе Макар. – Ну что ж, расскажем безутешной матери то, что есть. В конце концов, она сможет возлагать цветы к этой глыбе».
От собственного цинизма Макару стало слегка не по себе. Он сплюнул в сторону и присел на камень.
– Почки застудишь, – неодобрительно сказал Иван Демидович. – А то и радикулит заработаешь. Вон, два парнишки калядинские как-то по весне посидели на камне – и обоих потом в больницу отвезли. Он же ледяной! Камень холод в себе держит, не отдает.
– Кто такие калядинские? – думая о своем, машинально спросил Макар.
– Из села Калядино. Оно далековато отсюда, да им взбрело в голову на могилу отшельника поглядеть. Ну и поглядели. Потом, когда узнали, что они себе все застудили, бабенки наши закаркали: мол, нечего на могиле отшельника баловаться, так им, мол, и надо! Вроде как их святой Лука наказал. А я так думаю, вряд ли отшельник такой мстительный, а? Как ты считаешь?
Макар не ответил. Он глядел на Ивана Дмитриевича со странным выражением лица.
– Юноша, что с вами? – поинтересовался старик, от удивления переходя на «вы». – Я вас испугал?
