– Забавная ночь сегодня, – отметил он, обращаясь к самому себе. – Сперва выгнали Анжелику, теперь этого… Что будет с третьим?
Когда третий, то есть Давид Далиани, вошел в комнату, его ждал славный парень Макар Илюшин, одаренный помощник Ковальского.
– Садитесь, Давид Романович. Ну что ж, давайте начнем.
Давид уложился в пятнадцать минут. Четко, сжато он обрисовал проблему и замолчал, ожидая вопросов. Ковальский всегда задавал вопросы. Значит, и этот будет.
Илюшин молчал. В руке он держал ключ – увесистый, черный, местами затертый до блеска. Далиани мельком взглянул на него и мысленно одобрил: да, именно такой и мог ему подойти. Парнишка и впрямь понимает толк в ключах и людях.
Только что-то очень торопливо работает.
– Анжей проводит свои сеансы в несколько приемов, – напомнил он Макару. – Вы уложитесь в один?
– Пока не знаю. Ваш случай не самый тяжелый.
– Тяжелее некуда, – отрезал Давид. – Вы еще очень молоды. Анжей бы понял меня. Невыносимо видеть, как твой ребенок, плоть от плоти, кровь от крови, вырастает чужим, непохожим на тебя. Я все делал для него. Нельзя было дать больше, чем мы давали ему. И все это впустую! Он своими руками превращает себя в ничтожество, в бессмысленный сорняк.
Он помолчал и с горечью добавил:
– Мне советовали: «Дай ему жить своей жизнью!» «Оставь его в покое!» Но ни один из советовавших не был в моем положении. У них нормальные дети. Если оставить сына в покое, он пустит корни перед компьютером и больше не двинется с места. Скажите мне, Макар: вы хотели бы, чтобы ваш ребенок, любимый, долгожданный, вырос таким?
– Нет, – сказал Илюшин. – Не хотел бы.
– Вот я и не хочу.
– Но у вас есть еще дети.
– Это не то, – жестко сказал Давид. – С вами нельзя притворяться, я знаю. Я люблю Алешу. Он – сын, мое продолжение. А дочери… Они хорошие девочки. Умные, красивые. Я ими доволен…
– Вы ими гордитесь?
– Нет, – не задумываясь, ответил Давид. – Понимаю, это неправильно. И ничего не могу с собой поделать. Я рад за них. Но они живут сами по себе. Я не ощущаю их как свою часть. Никогда не ощущал.
– Что вы хотите от меня?
– Мне нужен сын. Я хочу его исправить. Изменить. У меня самого не получается, я пытался много лет. Но эту стену мне не пробить. Попробуйте вы.
Макар запрокинул голову и несколько секунд сидел, уставившись в потолок. Давид молча ждал. Он готов был ждать сколько угодно.
– У меня нет сына, – сказал Илюшин. – Но я совершенно точно знаю одно. В определенный момент нужно отстраниться. Отпустить своего ребенка.
– Что, позволить ему быть таким, какой он есть? – усмехнулся Давид.
– Это не в вашей власти. Представьте, что вы смастерили кораблик и отпустили его в ручей.
– Лучше представить, что я вырастил дерево. Кораблик – слишком эфемерно.
– В этом ваша ошибка, Давид. Садовник растит дерево и заботится о нем до конца своих дней. Он поливает его, удобряет, защищает от вредителей. Он формирует крону по своему желанию. Кораблик же, выпущенный в ручей, от вас не зависит. Вы не можете приказать ветрам не дуть, а волнам не захлестывать его. Вы лишь можете на берегу сделать все возможное, чтобы ваше детище было прочным. Не протекало, не кренилось набок. Но когда корабль уже уплыл, вы бессильны.
Давид гневно раздул ноздри, но ничего не ответил.
– Лучшее, что вы можете сделать для своего сына и для себя – это признать свое бессилие, – сказал Макар. – Все отцы и матери проходят через это. Кто-то раньше, кто-то позже. Вы бы знали об этом, если бы любили своих дочерей. Но так получилось, что вы их не любите. Вы не воспитали в себе любовь к ним.
– Любовь не воспитывается, – резко возразил Давид.
– Конечно, воспитывается. Но в вашем случае уже поздно. Время ушло.
Он поднял голову и посмотрел на мужчину.
– Отпустите сына, Давид. Внутри себя, в душе.
– Ты говоришь, как священник! – зло бросил Далиани. – Если бы мне нужен был священник, я бы пошел в церковь!
– Нет разницы, от кого вы это услышите. Ключ вам не поможет до тех пор, пока вы не поймете и не примете это.
Давид наклонился к Илюшину. Пальцы, словно когти хищной птицы, впились в подлокотники кресла.
– Никогда, – тихо и отчетливо выговорил он. – Он – мой мальчик, смысл моей жизни. Ты предлагаешь мне потерять его окончательно.
Макар покачал головой.
– Нет. Вы ошибаетесь.
– Это ты ошибаешься! Довольно этой пустой болтовни. Дашь ты мне ключ?
– Дам, – сказал Илюшин. – Только ответьте мне на один вопрос.
Давид откинулся назад и сделал слабое движение рукой: спрашивай.
– Если бы вам предложили обмен: трех детей – на одного «правильного»…
Далиани понял его сходу.
– Я бы и думать не стал, – спокойно сказал он. – Отдал бы девчонок. Можешь считать меня кем угодно: мерзавцем, чудовищем. Мне все равно. Я бы заключил эту сделку хоть с богом, хоть с дьяволом.
– Последнее вернее.
– А мне плевать. У меня был бы сын. Ты понимаешь, что я даже женился, мечтая о сыне? Не о бабе, с которой много лет живу… О сыне! Я ответил на твой вопрос?
Макар молча протянул ему ключ.
Полина спускалась вниз. Фонарик перехватила поудобнее, чтобы не выпал. Левой рукой держалась за стену.
Только бы не оступиться и не покатиться вниз. Она разобьет себе голову на каменных ступенях.
Воздух здесь не пах ничем. Каждый уголок дома имел свой запах. Кроме этого.
И темнота за ее спиной была мертва. Ее не оживляло тиканье часов, неизменных обитателей особняка. Темнота начиналась сразу за затылком Полины, тяжелая, плотная, как земля. Она словно давила всей своей тяжестью. Чем ниже спускалась Полина, тем труднее становилось дышать.
«Это только кажется, – сказала себе девушка. – Здесь нормальный воздух! Просто немного спертый».
Стоило ей подумать об этом, как слева подуло сквозняком, а ладонь провалилась в пустоту. Полина чуть не вскрикнула.
Но это оказался еще один узкий ход, ответвлявшийся от основного и уводивший наверх. Там, где стояла Полина, туннель раздваивался.
«Значит, сюда можно попасть из двух комнат. Первая – кабинет… Интересно, какая вторая?»
Не было сомнений, что эти узкие проходы проложены в стенах. Они вели вниз, как крысиные норы. Полина со страхом представила себе, что в конце своего пути наткнется на целое гнездо отвратительных грызунов.
«Глупости! Не крысы же положили эти ступеньки. И не они покрыли стены штукатуркой. Там наверняка погреб. Только почему Анжей ничего мне про него не говорил?»
Девушка спустилась еще на три ступеньки, посветила за угол и обнаружила, что лестница заканчивается. Она попыталась сообразить, на каком уровне находится. Получалось, что чуть ниже первого этажа.
«Значит, это все-таки подвал».
