воротам интерната, и вдруг заметил спешащего им наперерез коренастого парня. Насторожившись, он наклонился близко к стеклу, будто рассчитывая подслушать разговор.
– Принес тебя дьявол… – пробормотал он. – Проваливай отсюда, предприниматель хренов. Не суйся к ним.
Тот, кому было адресовано его обращение, подошел к Макару и Бабкину, запыхавшись и утирая пот со лба.
– Привет! Еле догнал вас! – Алексей Баренцев пожал руку Сергею, знакомясь, и обернулся к Макару: – Ты скажи, что-нибудь новое известно про Тошку? Есть хоть какие-нибудь зацепки?
– Пока работаем, – туманно ответил Илюшин.
– А сюда по какой надобности? А, понял – всех знакомых опрашиваете! – догадался Лешка. – Это вы не по адресу – Пушкин вам ничего не скажет.
– Пушкин? – переспросил Бабкин. – А-а, он же Александр Сергеевич! Ну да, само собой.
– Я не в том смысле, что он скрытный или что-нибудь такое, а просто он с Тошкой мало общался. Макс как-то при мне начал рассказывать дяде Саше, что они вдвоем увлеклись разными шифрами, ну, дядя Саша его и высмеял. Для парня, сказал, это нерациональное напряжение мозгов, а для девчонки – и подавно, потому что у женщин другое предназначение: детей рожать и домашнее хозяйство вести. Я сдуру возьми да перескажи это Куликовой. Думал, она умрет со смеху! Целый день ходила, талдычила на все лады: «Нерациональное напряжение мозгов»… Назвала дядю Сашу «херр Рациональность», так оно потом к нему и привязалось. А вообще-то он мужик неплохой. О пацанах своих заботится, даже в качалку их ко мне отправляет. Тренеров, правда, заставил своих знакомых взять, ну да я на него за это не в обиде. Вроде нормальные мужики, понимающие.
Сергей живо заинтересовался близкой темой:
– Слушай, а почему именно здесь качалка? Лучше места не нашлось?
– Да полно хороших мест, только аренда не по карману! А у Пушкина – сам погляди – на территории куча складов, подсобок всяких, половина из них не используется, так что почему бы ему не помочь хорошему человечку? Цену он не задирает, берет по-божески. И мне выгода, а заодно и дяде Саше денежка капает. Разве плохо?
– Тебе виднее, – уклонился от ответа Сергей.
– Слушайте, мужики… – Баренцев помялся. – Вы мне скажите начистоту: могу я вам чем-нибудь помочь? А то у меня и ребята знакомые есть, их можно на поиски подрядить. Менты, как обычно, без бакшиша не пошевелятся, на них надежды никакой…
– Менты как раз отлично шевелятся, – сухо сказал Бабкин. – Без всякого бакшиша. Так шевелятся, как твоим знакомым ребятам и не снилось.
Сергей хотел добавить, что если кто и найдет Наташу Куликову, так это они, но промолчал.
– Да ладно тебе, не заводись, – примирительно сказал Лешка. – Я ж только за ради помощи предлагаю. Нет так нет. Если что – только свистните, я как Конек-Горбунок – тут же прискачу.
– Постарайся все-таки вспомнить, не было ли новых знакомств у Куликовой последнее время, – попросил Илюшин. – Вспомнишь что-нибудь – сразу звони.
– О'кей.
Когда сыщики ушли, Баренцев присел на бордюр, задумчиво потряхивая в руке ключи от машины.
– Тошка, Тошка… – пробормотал он. – Эх ты, Тошка!
Александр Сергеевич подождал, наблюдая из-за шторы, и, убедившись, что сыщики не вернутся, взял со стола телефон.
Он видел, как Лешка полез в карман, но ответил не сразу – сначала обернулся и поднял глаза на окна кабинета Арефьева. Увидел знакомую фигуру и нехотя нажал «ответить».
– Зайди ко мне, – не здороваясь, зло приказал Арефьев. – Разговор есть.
– Не до разговоров мне сейчас, дядя Саша.
Из-за стекла Александр Сергеевич видел, как Баренцев шевелит губами.
– А ты разговаривать и не будешь. Ты будешь слушать. А то у тебя язык слишком длинный, чешешь им направо-налево. Зайди, сказано!
Он положил трубку и стал ждать, пока парень поднимется в его кабинет.
Когда Лешка постучался и заглянул в дверь, Александр Сергеевич сделал ему знак зайти. Тот шмыгнул носом и проскользнул внутрь, встал посреди ковра, понурившись, опустив глаза:
– Чего такое, дядь Саш?..
– А ну хватит комедию ломать! – прошипел взбешенный Арефьев. – Ты бы еще ножкой пошаркал! Хорош дурку валять, Тома Сойера из себя корчить!
Он схватил Баренцева за плечо, собираясь встряхнуть парня, но тот как-то незаметно уклонился, высвободил плечо и сделал шаг назад.
– Вы, дядя Саша, руки-то не распускайте, – негромко попросил Лешка. – Я вам не провинившийся подросток, чтобы вы меня как мальчишку отчитывали и за разные части тела хватали. Зачем звали? Опять деньги кончились?
Он поднял на директора холодный взгляд, и в голубых глазах Александр Сергеевич увидел свое отражение, которое показалось ему съежившимся.
– Ты зачем, поганец, треплешься с кем попало? – спросил он, сдерживаясь, чтобы не заорать, но руки все-таки убрал. – Видишь – чужие люди шныряют, так пройди себе тихонечко мимо.
– У меня к ним, может, интерес был, – ощерился Лешка. – Это вам, дядя Саша, Тошка по барабану, а мне она не чужой человек.
– Вот и выясняй свой интерес где-нибудь в другом месте! Нечего шушеру всякую приваживать. Достаточно того, что твои дуболомы через задние ворота шныряют целыми днями, скоро люди коситься начнут.
– Мои дуболомы вам денежку приносят, если вы забыли. Дружба дружбой, а аренду вы с меня исправно каждый месяц получаете. И не дуболомы, а клиенты тренажерного зала. Уважительнее надо к людям относиться, уважительнее!
– Ты как хочешь, а чтобы больше никого лишнего я здесь не видел, – тихо приказал директор интерната, наклонившись к Баренцеву. – Все, свободен.
Выйдя на улицу, Лешка сплюнул на чахлую клумбу, вскопанную у входа в главный корпус интерната, и проводил взглядом группу подростков, направляющихся к подсобным помещениям. Ребята были как на подбор – крепкие, рослые, похожие на стаю орангутангов.
– Что-то вы взъерошились не по-детски, дядя Саша, – проговорил Баренцев вслух и двинулся в сторону машины, припаркованной у главного выхода.
Машина у него была прекрасная. Сказка, а не машина. Лешка еще подростком мечтал о том, что когда- нибудь у него будет джип – страшный, черный, с хищными фарами и тонированными стеклами. Эта мечта со временем превратилась в навязчивую идею, но Баренцев дураком не был: знал, что если спустить все заработанное на машину, то этим его крошечный, только-только набирающий обороты бизнес может и закончиться. Поэтому он вкалывал, сжав зубы, привозил свое питание, распространял его по знакомым спортсменам, потихоньку расширяя дело. И только когда обрел уверенность, что создал финансовую «подушку безопасности», купил машину мечты.
«Лендкрузер» был похож на Баренцева, как собаки бывают похожи на хозяев, и тоже притворялся проще, чем есть. Снаружи джип отдавал колхозом, приветом из девяностых и золотыми цепями на бычьих шеях. Внутри же взгляду открывались кожаный салон благородного кремового цвета, прекрасная стереосистема и разнообразные полезности, которыми Лешка нафаршировал свою игрушку. Она стала для Баренцева талисманом, символом новой жизни, из которой уже ничто не смогло бы затащить его обратно, в ту нищету, из которой он отчаянно выкарабкивался, как жук из банки.
Его братья понемногу спились, и когда Лешка, заезжая к матери, окунался в их быт, это вновь и вновь подстегивало его – дальше, дальше, прочь от этого болота! Он не мог удержаться и не сорить деньгами, выгребая на какой-нибудь вечеринке из карманов все подчистую. Его знали как человека компанейского, не дурака выпить и к тому же всегда готового дать в долг, так что приятелей у Баренцева было предостаточно.
Но с Максом и Тошкой он виделся все реже, хотя все трое не выпускали друг друга из виду.
