который неизвестно что налито, не правда ли? Пиво? Вино? Нектар? А может, моча? Но, помимо этого, даже если бы ты наконец поняла, что представляешь собою, истина заключается в том, что такой, какая ты есть, любить тебя не за что. Обрати внимание, детка, что я говорю не о вожделении, то есть о желании обладать твоим худосочным неаппетитным тельцем, а о любви.
– Почему же не за что?! – не вытерпела Юлька измывательства. – Я что, настолько плоха, что меня и полюбить никто не может?
– Плоха, хоть и не настолько, как раньше, – невозмутимо ответствовала старуха. – И то исключительно благодаря моим стараниям. Тебе изменили внешность, но начинка-то осталась прежней. Что там, у тебя внутри? Крепкий стержень? Обаяние? Ирония? Доброта? Внутренний свет, в конце концов? Нет, нет и нет! В тебе сидит трусоватое вялое существо, не особенно умное, эгоистичное и мелкое.
Вот тут-то Юлька и подумала о том, что старухе не мешало бы пореже пользоваться привилегией говорить правду в любое время, когда захочется. И добавить к перечню достоинств тактичность.
– Почему мелкое-то? – спросила она обреченно. – Из-за роста?
– Из-за масштабов души, – непонятно, но обидно ответила старуха. – Поэтому, голубушка, советую тебе выкинуть из головы идею «пусть меня полюбят такой, какая я есть» и начать работать над собой. Самосовершенствоваться. Ты знаешь, что означает это слово?
– Вы меня уж совсем-то за дуру не держите, Марта Рудольфовна! – попросила Юлька.
– Кто тебя знает… Так вот, душу и ум можно улучшать – точно так же, как внешность. Но этим нужно заниматься изнутри. Снаружи – бесполезно. Ты уже переросла тот возраст, когда это имело смысл.
Юлька подумала, что здесь Конецкая ошибается: она изменилась за то время, что работала на ведьму, и сама это чувствовала. «Маленький Мук постепенно учился домашнему волшебству, – с долей злорадства подумала она. – Вот только я забыла, что там сталось с колдуньей в конце книжки».
Как легко было когда-то быть счастливой! С возрастом счастье дается все тяжелее – вот он, главный признак возраста! Морщины? Одышка? Выпавшие зубы и взбухшие, как веревки, вены? Да, да, черт возьми, и это тоже! Но самое главное – состояние солнечного счастья, переполняющее, как колодезная вода ведро, льющееся через край и обжигающее звенящим холодом, – оно ушло… Остались спокойствие и умиротворение, которые привычно засчитываются за то, прежнее, солнечное. Но саму себя не обманешь: счастье было не такое.
Счастье было такое, какое плещется сейчас в глазах девчонки, обалдевшей от предчувствия огромного и невыразимого, что вскоре свалится на нее. Как щенок, которого первый раз вынесли на улицу, и он присел от изумления и страха, она пробует свои границы. Бояться она уже почти перестала. Скоро ей предстоит двинуться вперед, нащупывая рубежи своей территории.
Иди, девочка, иди. Возьми себе как можно больше. В тебе есть жадность, ненасытная жадность юности, готовой отобрать последний кусок – но и поделиться последним. На этом поле у тебя не будет соперниц – время позаботилось об этом.
А я позабочусь обо всем остальном.
На следующий день позвонил Роман.
– Я соскучился, – просто сказал он, и у Юльки замерло сердце – а потом ухнуло куда-то, но не вниз, а вверх. – Можно с тобой встретиться?
Юлька забормотала, что не знает, отпустит ли ее Марта Рудольфовна, и вообще у нее много дел… но тут в комнату вошла сама Конецкая, и она со страху нажала на кнопку отбоя.
– Кто звонил? – спросила ведьма, уставившись на Юльку, и та под ее взглядом призналась:
– Мансуров. Роман…
– И почему Роман Мансуров разговаривает с моей домработницей, а не со мной? Или… – Юлька явственно услышала сомнение, – неужели он хотел поговорить с тобой?
Девушка только кивнула.
– О чем же? О новом сеансе?
«Что за допрос?!» – возмутилась Юлька внутренне, но возмущение так и осталось сидеть где-то в глубине, а вслух она покорно сказала:
– Он не успел сказать, Марта Рудольфовна. Я случайно трубку повесила.
– Так перезвони и спроси. Я должна знать, в какое время не смогу на тебя рассчитывать.
«Значит, она не будет возражать?!» Недоверчивая радость захлестнула Юльку. В эту секунду телефон снова зазвонил, и, схватив трубку, она услышала неторопливый бархатный голос. Мансуров предлагал поужинать вместе.
– Сегодня? Около семи? – Юлька устремила умоляющий взгляд на старуху и не поверила своим глазам, когда та равнодушно пожала плечами. – Да, хорошо! Отлично! Я буду ждать.
Положив трубку, она сказала:
– Роман пригласил меня в ресторан сегодня вечером… Вы правда не против?
В приоткрытую дверь заглянула Валентина Захаровна, оглядела подругу и домработницу.
– Что у вас случилось, девочки мои?
– Ничего особенного. – Конецкая пожала плечами. – У Юли вечером кое-какие дела. Так что мы с тобой будем куковать вдвоем.
– И замечательно, Марточка! – обрадовалась Мурашова, протиснувшись внутрь. – Ты знаешь, я всегда этому рада!
Юлька обратила внимание, как сильно хромает Валентина Захаровна – припадая на правую ногу, морщась при каждом шаге. Бросившись к старухе, она помогла ей усесться в кресло и съежилась, заметив яростный взгляд Конецкой.
– Не ругай ее! – подняла руку в протестующем жесте Валентина Захаровна, и Юлька не сразу поняла, что это не о ней, а о Лии. – Может девушка отойти в уборную на пару минут?
– А ты не можешь эту пару минут посидеть в своей комнате и не напрягать свое раздавленное копыто? – грубовато осведомилась Марта. – Валя, ты невозможна! И, кстати, отдери свой ужасный цветок от стекла!
– Так куда все-таки собралась наша красавица? – Мурашова сделала вид, будто не услышала последних слов подруги.
– Меня… один знакомый пригласил, – с неловкостью сказала Юлька. Почему-то Валентине Захаровне она тоже не могла врать, хотя и по другой причине: обманывать старушку было то же самое, что обманывать ребенка.
– И кто же это? – Мурашову распирало любопытство, которое она и не пыталась скрывать. – Расскажите про него, Юленька!
Только Юля собралась сообщить, что это художник, у которого они были с Мартой Рудольфовной, как Конецкая перебила ее:
– По-моему, у нас есть дела интереснее, чем выслушивать скучные истории о чужих знакомствах. Валя, я хотела кое-что с тобой обсудить…
«Ну и пожалуйста! – обиделась Юлька. – Ну и не буду рассказывать о Мансурове!»
Она ушла к себе, достала из шкафа голубое платье, примерила и осталась довольна. «Интересно, куда мы поедем ужинать?»
Роман привез ее в ресторан на воде: теплоход белел в сумерках возле берега, издалека разноцветные фонарики иллюминации на его борту казались экзотическими рыбками, выпрыгнувшими из воды и застывшими в воздухе. Холодный ветер с реки задувал отчаянно, свирепо, словно хотел сдуть идущих по сходням, чтобы они свалились в неглубокую сизую воду и замерли, как заколдованные. Юлька ежилась, цеплялась за Мансурова и думала, что выглядит глупо в своем тонюсеньком платье, раздувающемся вокруг коленей.
Но внутри она отогрелась. Официант, узнав Мансурова, расплылся в радостной улыбке, и их посадили за столик, отгороженный от остальных подобием ширмы с китайскими фонариками. Роман тут же заказал что- то с длинным французским названием, официант, булькая и шепелявя, повторил заказ и исчез. Мансуров облокотился на столик, сплел вместе длинные пальцы, на одном из которых поблескивало обручальное кольцо, и улыбнулся Юльке.
– Расскажи о себе. Ты моя натурщица, а я ничего о тебе не знаю. Откуда ты взялась в моей жизни?
– Марта Рудольфовна привезла, – немного удивленно ответила Юлька.
