начинается. Мы бросаемся на них, но взмах головы с налитыми кровью глазами заставляет нас попятиться. Рога угрожающе режут воздух, копыта роют землю. Один из нас бросается на хромого быка, но ему не хватает скорости. Удар копытом останавливает его короткий полет. Хруст сломанных костей – безжизненное тело нападавшего падает на землю.
Этот хромой не так уж и стар.
Мы меняем тактику и нападаем с боков. Быки крутятся на месте, защищаясь рогами, они устало ревут, с их толстых, обросших шерстью губ слетают хлопья пены. Им не выдержать нашего темпа, мы быстрее их.
Еще один из наших катится по земле с окровавленным боком от удара рогом.
Движения быков становятся все медленнее. Их реакция уже не так быстра, на их мощных телах красными пятнами расцветают раны от наших зубов. Им не протянуть долго. Мы кружим вокруг них в смертельном танце и ничто не может остановить нас.
Вкус крови хромого приятно освежает мой язык. Бык устало отворачивается от меня, отражая атаку моего сородича, и я решаюсь. Короткий, в три шага разбег, недолгий полет… и мои зубы впиваются в шею жертвы.
Яростный рев сотрясает холмы, но я едва обращаю на него внимание. Я вгрызаюсь в теплое мясо, мои когти полосуют шею быка. У него нет ни малейшего шанса. Толчки, сотрясающие его усталое тело, ясно говорят мне о том, что остальные также успешно атакуют быка.
Бык снова ревет, но в этом реве нет больше ярости, в нем только боль и тоска. Он шатается, пытаясь сбросить нас, но его силы вытекают вместе с горячей кровью. Его тело подается подо мной и он валится на землю, как дерево, пораженное молнией. Он падает, поджав ослабевшие ноги, и я уже не слышу ничего, кроме стука собственного сердца.
Когда я поднимаю голову от туши быка, я замечаю второго, лежащего на траве. У него вспорот живот.
Вожак сидит чуть поодаль, облизывая переднюю лапу. Все остальные продолжают есть.
Охота закончена.
…Вот так мы и жили, не боясь никого и ничего, до тех пор, пока наш мир перестал быть для нас таким безмятежным.
Однажды, когда только сошел снег и южный ветер шумел в ветвях высоких деревьев, мы услышали гром в небе. Это был гром без грозы, при ясном небе. Яркая молния полыхнула в небе и огненная звезда пронеслась по небу. Раздался глухой удар, и земля вздрогнула. Мы упали на землю, растерянные и оглушенные…
– Все будет не так, как в первый раз, – сказал Адам Фолз перед тем, как все начали готовиться к высадке.
– О чем ты говоришь, Фолз?
– Какой еще, к черту, «первый раз»?
На него со всех сторон сыпались вопросы и ему пришлось отвечать. Сложное это дело – говорить перед четырьмя тысячами мужчин и женщин, собравшихся на заброшенном сельском аэродроме вблизи Балтимора для того, чтобы начать новую жизнь на другой земле. Четыре тысячи мужчин и женщин – много бывших профессиональных военных, несколько десятков лесорубов из Канады, бородатых здоровяков, в подпитии пристающих к чужим женщинам, из-за чего было уже несколько драк. Среди них чужеродными выглядели очки профессора Бориса Мазаева – профессора-атомщика из России, эмигрировавшего в Штаты несколько лет назад. Трое его коллег: Николай Верховин – инженер-электрик, Сергей Дубинин – биолог, Владислав Сергеев – военный врач, хирург от Бога, успевший побывать во многих «горячих точках» – тоже эмигранты из стран СНГ. Они плотной группой стояли позади Адама Фолза, одетого в старую полевую форму без знаков различия. Адам Фолз – бывший полковник армии США, бывший «зеленый берет», недавно вышедший в отставку.
Адам Фолз стоял перед толпой людей, бросивших все свои дела, и вспоминал, как это все началось…
Началось все больше года назад, с голоса, возникшего в голове Фолза. Этот голос убаюкивал, шептал что-то непонятное, незнакомое. Фолз уже почти засыпал и ему показалось, что это голос мамы, такой далекий, приятный, почти забытый.
«Хочешь, я покажу тебе сон?» – прошептал голос.
Фолз ничего не имел против, и темнота, в которой прыгали разноцветные пятна, сменилась удивительной картиной.
У него не было тела, он не ощущал собственного веса, он летел высоко над землей. Восторг, охвативший Фолза, был сродни тому полузабытому восторгу из детства, когда летишь над землей, высоко- высоко, словно птица. Ты – легче ветра, ты – выше птиц, ветер поднимает тебя на своих крыльях и ты летишь, летишь…
Фолз посмотрел вниз. Под ним, насколько хватало взгляда, до самого горизонта тянулось темно-зеленое пространство, океан деревьев, по его неровной, колеблющейся поверхности ходят волны – деревья качает ветер. Далеко, впереди – горы, их вершины укрыты белыми шапками снегов и дымкой туманов. Полет замедляется, Фолз планирует вниз, медленно и плавно, как лист в безветрие падающий с дерева. Вот и верхушки деревьев, Фолз инстинктивно сжимается – неприятное воспоминание о том, как вертолет с его десантной группой сбили над Панамой – но сознание того, что все происходящее – сон, успокаивает его. Верхушки деревьев медленно уходят вверх и Фолз, впервые за весь сон, ощущает, как его босые ноги ступают по прохладной земле, укрытой ковром осенней травы. Он слышит журчание ручейка где-то близко, совсем рядом, он слышит шелест листьев над головой, чувствует, как ветерок приятно холодит его лицо. Деревья кажутся такими высокими, что ему кажется, будто они держат на своих ветвях небо. Он делает шаг и рукой касается шершавой на ощупь коры дуба-исполина. В первый раз за этот сон ему кажется, что все вокруг какое-то слишком уж реальное. В настоящих снах такого не бывает – в снах или много цвета или все черно-белое, звуки слишком громкие или наоборот – никаких звуков, а в этом сне слишком большой спектр ощущений – зрительных, слуховых, осязательных. Ноздри Фолза трепещут и он ощущает мощные запахи леса – подгнивающих листьев, ароматы трав, запахи древнего леса, незнакомого с топорами и бензопилами. Фолзу кажется, что все это – не сон, что все это происходит по-настоящему. Эта мысль приходит к нему, когда он прикасается к коре дуба, это слишком реально для сна – кора крошится под его пальцами, по стволу дерева на уровне глаз пробегает паук, шелест дубовых листьев до боли реален.
