газа, а может быть, что-нибудь другое.
— Может быть, что-нибудь другое? Я не забуду эти слова… Не мне напоминать тебе гипотезу Дирака о природе абсолютного вакуума. Дирак говорит, что вакуум — это безграничный «океан», наполненный материальными частицами, которые обладают отрицательной массой и отрицательной энергией. Когда физики научились наносить по вакууму достаточно сильные удары, они начали «выбивать» из него все известные до сих пор античастицы: позитроны, антипротоны, антинейтроны и прочие. В этом ты согласен со мной?
Виктор не ответил, а лишь неопределенно кивнул головой.
— Значит, согласен!.. А теперь следует вопрос: почему мы должны думать, что вакуум неорганизован и неподвижен? Гораздо правильнее предположить, что это целая вселенная, подобная нашей, но состоящая из тел, обладающих отрицательной массой и энергией. Эта вселенная тоже находится в движении, в ней происходят различные процессы, совершаются превращения… Существует и такая гипотеза: вселенная, состоящая из тел с отрицательной массой и энергией, должна подчиняться тем же законам, что и наша вселенная, только время там идет в обратную сторону…
Ты понимаешь, Виктор, может быть, повсюду вокруг нас, может быть, и в нас самих существует другой, «потусторонний» мир, совершенно эквивалентный нашему. Эти два мира сосуществуют, не влияя друг на друга, ибо каждый относительно другого состоит из антивещества… Есть у тебя возражения, Виктор?
— Я знаю гипотезу, о которой говоришь, но ты ее толкуешь довольно свободно…
— Об оттенках поговорим после. Сейчас слушай дальше. Когда Кио начал опыт, ему удалось в несколько раз увеличить мощность ускорителя. Ты сам говорил мне об этом. Почему бы не допустить, что в камере образовалось большое количество античастиц? Что блестящий шар, разрушивший камеру, был облаком античастиц? Когда шар прикоснулся ко мне, я потерял сознание. Было ли бредом то, что затем последовало? Этот новый мир, открывшийся передо мной? Эти необычайные «люди» — такие похожие на нас и такие от нас отличные, которых я там видел?.. Нет, Виктор, это не было бредом! Гигантский отрицательный заряд шара выбросил меня в «потусторонний мир», во вселенную, наполняющую абсолютный вакуум… Вот и все.
— А ты не думал о том, как вернулся оттуда? И кто тебя перебросил «с той стороны»?
— Не знаю. Это должен объяснить ты.
— Не хочу объяснять! Прекратим этот разговор.
Виктор хотел встать, но Захарий не дал ему. Оба начали бороться на зеленой траве. Виктор был силен и ловок, но ничего не мог сделать против медвежьей хватки своего друга. Вскоре он снова лежал ничком на траве, а Захарий сидел на нем верхом и держал его крепко.
— Прежде чем я отпущу тебя, ты должен усвоить несколько истин, — заговорил Захарий. — Вы, профессионалы, — консерваторы. Новые, смелые, оригинальные и прочие гипотезы изобретаем только мы, дилетанты. Кроме того, я, может быть, действительно бредил, но во всем, что я тебе рассказал, слишком много логики, чтобы тебе так легко от этого отмахнуться. Поэтому я тебя отпущу, если ты обещаешь серьезно поразмыслить над тем, что я тебе говорил.
— Убирайся к чертям! — прорычал Виктор и вдруг каким-то неожиданным движением сумел вырваться.
Друзья снова закопошились на траве. Им было весело и радостно. Но вскоре, утомленные борьбой, они снова улеглись на полянке. «А может быть, те жители антимира — старик и молодые — меня и перебросили «оттуда», — подумал Захарий, — надо сказать об этом Виктору». Но ему уже не хотелось говорить. Стала ощущаться полуденная истома. От ближнего соснового леса ветер доносил запах смолы и тихий шум деревьев. Ни одного облачка не было в чистом небе, очерченном зубчатой линией горизонта. Захарий лежал на спине и смотрел вверх. «Хорошо, — подумал он, — все хорошо: и эта полянка, и близкий лес, и недоверчивый Виктор — все хорошо».
— Виктор…
— Да?
— Смотри, какое небо голубое… У меня от него голова кружится. Словно я стою над какой-то огромной пропастью.
— Две тысячи километров.
— Что такое?
— Над нами две тысячи километров воздуха.
«Фу, какая проза», — подумал Захарий и снова потерял желание разговаривать. Он повернулся в другую сторону и начал разглядывать божью коровку, ползавшую перед ним по земле. «Коровка, коровка, полети на небо, принеси мне хлеба…» Он подразнил ее травинкой. Маленькое насекомое развернуло крылышки, описало над ним круг и исчезло. И тогда взгляд Захария снова упал на Виктора. Чтото изменилось в его позе, не было и следов мягкого спокойствия отдыхающего человека. Он глубоко задумался. В чертах его лица, твердых и резких, все яснее отражалось сдерживаемое волнение.
Вскоре оно передалось и Захарию. И он не противился этому чувству. Почти машинально он раскрыл свой альбом, с которым никогда не расставался, и начал рисовать… Работа шла быстро и легко. Вскоре на белом листе начали оживать контуры знакомого лица.
Сколько времени это продолжалось — Захарий потом не мог вспомнить. Когда он опомнился от своего забытья, то с листа бумаги на него напряженно и сосредоточенно смотрел Виктор.
Захарий долго разглядывал рисунок и счастливо усмехался. Горячая радость заливала его бурными волнами.
Он нашел своего «Человека-искателя».
Через два месяца после описанных событий в газетах появилось короткое сообщение: «Новый ускоритель в Подбалканском институте. Мы будем штурмовать вакуум!
В Подбалканском институте экспериментальной физики пущен в ход новый сверхмощный ускоритель. После успешного проведения пробных испытаний огромное сооружение передано для рядовой экспериментальной работы.
На скромном торжестве открытия главный конструктор ускорителя профессор Виктор Ганчев говорил о предстоящих задачах научного коллектива.
— Нашей целью является получение неизвестных доныне античастиц, — заявил он. — После усовершенствования ускорителя и повышения его мощности мы начнем штурмовать вакуум, — мы направим свои исследования к выяснению его структуры и устройства…»
Д.КОЛЬЦОВ (СССР)
ЧЕРНЫЙ СВЕТ (Поощрительная премия)
В академию Евита шла парком, по набережной Москвы-реки. Теплый августовский вечер клонился к концу, в воздухе носились запахи меда, нагретой хвои и стаи голубей, позолоченных солнцем.
Встречные мужчины задерживали на ней взгляды, иногда оборачивались. Евита давно уже привыкла к этому «вниманию», так было, насколько она помнит, и сто и двести лет назад, а может, и больше. Наверное, так будет всегда. «Вот в этом отношении человек вряд ли изменится, — думала она, хотя нравственно люди преобразились неузнаваемо».
Когда она подошла к академии, в небе появились первые звезды. Евита увидела, как поворачивался купол главного демонстрационного зала, и поспешила к лифту. Ровно в 21.00 она заняла свое место у смотрового окна. Там, за толстым стеклом, посреди большого круглого зала с невидимыми стенами, находился «Сын звезд», как называли теперь ее Данта. Горькая улыбка чуть тронула ее губы. Ее Данта! Он давно уже принадлежал не ей, а науке. Его называли еще «первым человеком»: он весь был в прошлом, таком немыслимо далеком, что его трудно было представить даже им, людям с неумирающей памятью.
