И все ж ты выдаешь любым своим движеньем,
Что европеец ты, поляк происхожденьем.
А солнце Истины горит для всех равно,
Различия племен не ведает оно,
Всех одинаково своим ласкает светом,
Жар посылает всем, живущим в мире этом.
Кто хочет Истине святой в лицо взглянуть,
Тот должен знать: один к ее Познанью путь
Ум от влияния освободить чужого
И Человеком быть в высоком смысле слова.
К такой работе бог историков зовет,
Но многим ли она по силам? Нет, лишь тот,
Кому в удел дало благое провиденье
Сверх пары крепких рук и крылья вдохновенья.
Способен воспарить над торжищем страстей,
Над интересами, делящими людей,
Угадывать, где взрыв готовится на свете,
Иль погружаться в мрак умчавшихся столетий.
В их темной глубине копая, он на свет
Выносит не один бесценный самоцвет.
Лелевель, мы тобой гордимся, сознавая,
Что родила таким тебя земля родная.
Внимает истину из уст твоих народ
О том, что было, есть, что нас в грядущем ждет.
Людское общество впервые наблюдаем
На землях, занятых Двуречья древним краем.
Среди равнин, чья гладь не ведает препон,
В один большой народ сложился ряд племен.
Тираны в городах, стенами обнесенных,
Уселись на спине селян порабощенных.
Средь островов и бухт, прославленных навек,
Поздней республику построил бойкий грек;
Затем, что муравьем был схож своей природой.
Грек мирмидонскою считал себя породой.
Он, в городах чужих селясь, их украшал,
Чужие божества в свои преображал;
Кумирни Красоте воздвиг и милой Воле
Двум дочерям небес, непознанным дотоле.
Их духом вдохновлен, душой открыт и смел,
Он мыслил, воевал, любил, учил и пел.
Но вот мидиец меч свой поднял над землею,
Восточный идол в страх ввергает все живое.
Толпа невольников, гонимая бичом,
Из-за Кавказских гор несется напролом,
Все на своем пути топча, круша и руша;
Ксеркс море захватил, ордою залил сушу,
Но с тучки греческой сорвался гром, и вот
Рассеялась орда, на дне мидийский флот.
Уйдя от гибели, не покорясь невзгодам,
Грек к азиату в дом отправился походом.
И там он на коврах персидских опочил,
И меч заржавленный из рук он уронил,
И был в железо взят в своем бессилье сонном
Пастушьим племенем, волчицею вскормленным.
Привыкли Ромула драчливые сыны,
Отвагой воинской и хитростью сильны,
Соседей истреблять, в годину же покоя
Они крепили дух для нового разбоя
Иль меж собой дрались, пока их в общий бой
Не призывал расчет на выгодный разбой.
Но вот у забияк противников не стало,
И в праздных мышцах нет упругости бывалой.
Над миром Рим царит, над Римом же тиран,
Уже не воин Рим, а дряхлый великан.
Кто жизнь опять зажжет в его остывшем теле?
Вы, чада пылкие страны седых метелей!
Вот гордый сюзерен, верхом на скакуне,
С копьем и четками в руках и весь, в броне,
Небес и госпожи своей слуга, вассалов
Под кров готический созвал. Там звон бокалов,
В руках у дам венки, хор лютней с пеньем схож,
И копья яростно ломает молодежь.
Нежнее, чем у нас, у них сердца под сталью:
Впервые с горных круч они Любовь призвали
Сердечную, какой не ведали в свой век
Жрец духа иудей и в плоть влюбленный грек.
Когда грозила смерть законности основам,
Они их рыцарским своим крепили словом;
Чтоб кривды исправлять, в заморские края
Пускались, в памяти прелестный взор тая;
Из дальних стран они везли домой трофеи
Иль клали головы за веру в Иудее.
В их замках между тем засели чернецы,
Забрали в руки власть церковные отцы;
Под выстрелами булл заколебались троны,
Рим снова стал земле давать свои законы.
Позднее короли при помощи штыков
Смирили подданных и свергли чужаков.
В краях, где издавна в почете просвещенье,
Есть хартии свобод и прав у населенья.
Такую хартию мы в Англии найдем,
Такую даровал нам Ягеллонов дом.
В других-же странах власть – примеров тут немало
Дворян-мятежников с крестьянами сравняла.
Испанцу повезло: пустившись в океан,
Достиг он берега богатых новых стран,
Его сокровища растут, и с каждым годом
Он все наглей грозит оружием народам.
Его соперники дают ему отпор
