Маленький мельник лишь кивнул. Он принял этот совет без возражений, уважительно попрощался с христианским священником и решил, что, если на Тверию в самом деле свалилась такая беда, он обязан как можно скорее оказаться там. Но когда он попытался оставить город, его остановили солдаты.
– Отец Эйсебиус запретил тебе уезжать, – сказали они, забирая у него мула. И таким образом ребе Ашер понял, что теперь власть в Палестине, и гражданская и религиозная, находится в руках сдержанного и уверенного испанца.
Этой же ночью группа молодых евреев, воодушевившись известиями о восстаниях в Кефар-Нахуме и Тверии и обманувшись мнимым бессилием Эйсебиуса, который ничего не предпринял, когда они в последний раз устроили пожар, подожгла сарай, где хранился корм для скота. В ходе ночной стычки был убит солдат; но отец Эйсебиус, все еще надеясь избежать войны, продолжал сдерживать свои войска.
Именно в эти напряженные дни каменотесы Иоанн и Марк, став христианами, привыкали к своему новому существованию. Поведение отца можно было предугадать: он воспринял спасительный покой новой религии, как старый уставший зверь, который чувствует приближение своего конца и хочет только тепла и покоя. Когда отец Эйсебиус пришел осмотреть место будущей базилики, Иоанн следовал за ним по пятам. Он работал больше, чем обычно, исправно посещал мессы в маленькой убогой сирийской церкви и наглядно видел, как украсит базилику, когда поднимутся ее стены. Он убедился, что его жизнь неузнаваемо изменилась, но эти перемены не имели почти ничего общего с религией. Когда он работал в синагоге, его стремление привнести в нее красоту постоянно сталкивалось с сутью еврейской религии и пожеланиями ребе Ашера, а вот в христианской церкви он встретил желание выразить святые идеи средствами искусства, которое было неотъемлемой частью этой религии. И когда Иоанн предложил отцу Эйсебиусу ввести некоторые дополнительные усовершенствования, которые поспособствуют красоте базилики, у испанца загорелись глаза и, не думая о стоимости, он поддержал новообращенного христианина в его замыслах.
– Деньги мы как-нибудь найдем, – пообещал он, и Иоанн испытал незнакомое ему ранее чувство восторга, вызванного встречей с человеком, который любит красоту, считая, что она улучшает жизнь.
Но если Иоанн нашел надежное убежище в церкви, Марку это не удалось. Он сделал ряд неприятных открытий, поняв, что его новая религия – не только легкость обращения, которое он прошел. Хотя христиане выступали сомкнутым фронтом против евреев и язычников, в их среде существовал болезненный раскол, ибо они никак не могли договориться о сущности своей религии, и разрыв все углублялся. Те, кто верили так, готовы были перебить тех, кто веровал иначе. Братского единства всех христиан, которое провозглашал отец Эйсебиус, в Макоре не существовало.
Рабочие из Египта объясняли, что Иисус Христос является одновременно и человеком и божеством, и «таким образом Дева Мария – это Матерь Божья». Но выходцы из Константинополя доказывали, что Иисус, рожденный человеком, прожил такую безупречную жизнь, что стал Богом, «так что вы видите, что Дева Мария была матерью великого человека, но конечно же она никогда не была Матерью Божьей». Марк, слушая эти споры о природе Иисуса, думал: «Раздоры моих новых единоверцев-христиан из-за того, была ли Мария матерью Христа или Божьей Матерью, напоминают споры моих прежних раввинов, что такое вода после мытья посуды – часть готовки или полив земли».
И как-то вечером, когда Марк сидел в компании солдат, обсуждая пожар склада, один рабочий из Египта небрежно бросил:
– Я слышал, что в Птолемаиду пришел корабль, доставивший для нас статую Марии, Матери Божьей.
Солдат из Константинополя поправил его:
– Марии, матери Христа.
Египтянин, предки которого издавна поклонялись богине Изиде и который перенес любовь к ней на Марию, спокойно, не повышая голоса, повторил:
– Я говорю, что Марии, Матери Божьей.
Разъярившись, житель Константинополя швырнул копье в спорщика, и драки удалось избежать лишь потому, что наконечник просвистел мимо головы египтянина и раскололся при ударе о каменную стену. Марк, ошеломленный, так и остался сидеть, когда противники приняли боевые стойки, но отступили, потому что на месте действия появился отец Эйсебиус, услышавший лязг металла. Он тут же обратил внимание на сломанное копье, на раскрасневшиеся лица и с мастерством настоящего патриция разрешил ситуацию, даже не уточняя, что стало источником такой враждебности.
Не понял этого и Марк. Он видел лишь, что разрыв между египтянами и византийцами непреодолим, и со временем убедился, какую жгучую ненависть они испытывают друг к другу. Как-то вечером к нему подошел житель Константинополя и прошептал:
– Ты должен верить, что Иисус Христос был обыкновенным человеком… такой же еврей, как ты.
– Я христианин, – сказал Марк.
– Но ты остаешься евреем. И Иисус Христос, который был точно таким же человеком, умер на кресте ради твоего спасения. А поскольку Он был обыкновенным человеком, весь смысл его распятия евреями отсутствует.
– Разве евреи убили Христа? – спросил Марк.
– Конечно. Человека Христа. Но поскольку Он принес Себя как высшую жертву, случились две вещи. Мы были спасены, а Он взошел в Царство Божье. – Это Марк мог понять, потому что Христос представал позднейшей копией пророка Илии, который тоже в своем телесном облике взошел на небо и часто выступал в защиту праведников. Вот эта готовность Христа принести Себя во искупление и привлекала Марка, потому что только Христос спас его. Полностью усвоив эту доктрину, он обсудил ее с отцом Эйсебиусом, обратившись к нему с вопросом:
– Прав ли я, считая, что Христос был сначала человеком, а потом стал Богом?
Испанец расплылся в мягкой улыбке, углубившей морщины на щеках, и сочувственно сказал:
– Сын мой, это сложные темы, которые не должны занимать простого человека.
– Но как вы сами считаете?
Отец Эйсебиус уже был готов оставить эту непростую тему, как увидел, что она действительно занимает Марка, и, приняв решение, которое сказалось на всей жизни юного неофита, начал с ним разговор о догмах христианства:
– И египтяне и византийцы – и те и другие не правы.
– Тогда во что я должен верить?
– Всегда соглашайся лишь с тем, что решила святая церковь, – сказал отец Эйсебиус. – Ее решения порой трудновато понять, но они всегда верны. – И, усевшись, он долго растолковывал ему тайну Троицы и объяснял двойственность природы Христа, который появился на земле как человек во плоти и в то же время всегда существовал в божественной ипостаси, равной Богу.
Но несколько вечеров спустя египтянин отвел Марка в сторону и прошептал:
– Ты новичок в нашей религии и не начинай с ошибок. Ты простой честный человек, и разум говорит тебе, что Христос не мог одновременно обладать двумя сущностями. Она у него была только одна, и человеческая и божественная. Он никогда не разделял их, да и не мог это сделать. Но поскольку Ему при рождении была свойственна божественность, Марию надо признать Матерью Божьей.
– Не могу уловить твою мысль, – сказал Марк.
– Христос обладал одной единой натурой. Он был и человеком, как ты, и Богом, – объяснил египтянин, но, когда они расстались, Марк впал в еще большую растерянность.
На следующий день он убедился в серьезности этих разногласий. Византиец, который метнул копье в египтянина, явно не удовлетворился тем, что едва не стал убийцей. Когда их компания работала, занимаясь сносом еврейских домов, этот громогласный богослов вопросил, не обращаясь ни к кому в отдельности:
– Мне бы хотелось, дабы египтяне, которые утверждают, что Христос при рождении уже имел божественную сущность, объяснили всего одну вещь: нравится ли им образ Бога, сосущего человеческую грудь?
Не успел он закончить эту богохульную фразу, как египтянин ударил его камнем. Тот рухнул, и прежде, чем отец Эйсебиус успел вмешаться, остальные защитники Марии тоже пустили в ход камни, так что, когда испанец добрался до упавшего, византиец уже был мертв, а торжествующие египтяне хором скандировали: «Мария, Матерь Божья! Мария, Матерь Божья!»
Отец Эйсебиус остановил работу на два дня, в течение которых старался положить конец богословской
