дверей домика показалась жена раввина в парике и окликнула их:
– Идите своим путем, дети мои. И Бог поведет вас, как Он вывел нас из Египта.
Сам ребе не слышал богохульственных слов жены, потому что он молился в воджерской синагоге вместе с двумя стариками – единственными, кто остался из всей его общины поддерживать своего ребе в противостоянии битве, которая вот-вот должна была начаться.
К восьми часам все отряды выдвинулись на свои исходные позиции. Ночь была темной, и Тедди Райх надеялся, что неожиданный рывок евреев к передовым линиям арабов застанет тех врасплох и они не успеют понять, что случилось. Но когда он уже был готов подать сигнал к атаке, случилось нечто ужасное. Упала первая капля дождя. Затем другая. Дождь в середине мая было невозможно себе представить. Это случалось исключительно редко, но это случилось – капля за каплей дождь набирал силу. Евреи стали лихорадочно озираться, пытаясь оценить это неожиданное развитие событий. Ребе Гедалиа шепотом напомнил Тедди Райху и Бар-Элю непререкаемые слова Господа, обращенные к Его евреям: «И вот простер я перед вами землю эту: идите и владейте ею, которую Господь завещал отцам вашим, Аврааму, Исааку и Иакову, – и вручил Он ее им и семени их». Райх свистнул, и атакующие рванулись вперед.
Подняться из еврейского квартала к полицейскому участку было нелегким делом даже в мирные времена – приходилось немало петлять по узким улочкам, чтобы добраться до верхней площадки, но, чтобы преодолеть этот опасный участок в дождливую ночь, под плотным обстрелом арабов, требовался настоящий героизм, и бойцы Райха проявили его. Когда было необходимо, они с холодной решимостью открывали огонь и, удивляя арабов, продолжали давить, пока наконец к девяти часам не оказались у серых бетонных стен полицейского участка. Багдади и его команда взрывников пристроили свой груз у крепкой стены, но, когда они отбежали, чтобы спастись от осколков, ничего не произошло. Этот неожиданный дождь затушил бикфордов шнур.
– Еще раз! – крикнул Багдади и повел своих раздосадованных ребят обратно к стене. Двое были убиты.
И снова дождь затушил запал. В третий раз Багдади крикнул: «Мы идем!» – и в его полной неуклюжей фигуре было то мужество, которое воодушевило остальных бойцов. На этот раз стрелкам Тедди Райха удалось подавить огонь арабов, и Багдади не потерял ни одного человека. Но и в третий раз упрямая взрывчатка не поддалась его усилиям. Вспомнив множество случаев, когда динамит взрывался как бы сам по себе, он выругался.
Райх отозвал свою группу и попытался взорвать динамитные шашки, расстреляв их, но ничего не получилось. Из развалин замка крестоносцев, нависавших прямо над полицейским участком, доносилась отчаянная стрельба.
– Как там наверху дела? – крикнул Тедди, не обращаясь ни к кому в отдельности.
– Похоже, что Илана выигрывает пари, – ответил Багдади.
– Что ты имеешь в виду?
– А то, что они выйдут на вершину раньше, чем мы возьмем участок, – пробурчал Багдади. Он в четвертый раз рванулся к стене – и снова безрезультатно. – Черт бы побрал этот дождь! – заорал он. Капли стекали у него по лицу, как слезы.
В четыре минуты одиннадцатого минометный расчет запустил «куль с картошкой» номер один в дальний конец развалин замка, и пронзительный визг в полете и последовавший взрыв были просто ужасны, потому что для надежности пальмахники пустили в ход восемнадцать фунтов черного орудийного пороха, хотя для обыкновенного орудия хватало двух.
– Запах кордита чувствуется даже здесь внизу, – изумленно сказал Багдади.
В десять двадцать пять заряд номер два свалился на курдский квартал. В полете он издавал тот же ужасающий звук, но большого эффекта не оказал, разве что майский дождь превратился в настоящий поток. Райх крикнул Багдади:
– Стоит ли еще пытаться взорвать наш динамит?
– Давай подождем, – ответил тот, и, пока шел плотный дождь, полицейский участок продолжал оставаться в руках арабов.
Затем «давидка» выпустил заряды три, четыре и пять – по арабскому суку, то есть базару, дому мэра и по отсыревшему складу боеприпасов за женской школой, и, когда смолк звук последнего выстрела, Багдади заорал с восторженностью, не свойственной солдату:
– Тедди! Смотри!
Сквозь пелену дождя по склону холма крестоносцев спускались Исидор Готтесман и Илана Хакохен. Они бежали, как дети, и Илана кричала:
– Тедди, мы взяли весь холм! Он наш!
На мгновение Тедди закрыл рукой лицо, залитое мутными струями дождя. Затем он поцеловал Илану и спросил:
– А каменный дом?
– С ним большие трудности.
– Взять его! – приказал он, и, когда эта пара двинулась обратно к упрямому строению, он сказал Багдади: – Теперь мы снесем этот участок.
Взрывники, возбужденные пришедшими сверху известиями, еще раз кинулись под арабскими пулями, еще раз достигли стен бетонной крепости, но, как они ни старались, ничего не получилось. Они были охвачены горьким разочарованием. Сверху до них доносились победные песни Пальмаха, но если полицейский участок так и останется в руках арабов, то все будет потеряно. Понимая это, засевшие в нем арабы вели убийственный огонь, и евреям пришлось отступить.
Около трех часов утра Илана и Готтесман вернулись на плато.
– Каменный дом наш! – еще издали закричали они, и Тедди крикнул в ответ:
– Всем сюда!
Евреи, получив подкрепление, отчаянно рванулись на штурм неприступного бетонного строения – и снова безуспешно.
Дождь прекратился, и Багдади пообещал:
– Ну теперь-то мы его рванем, – но запал снова отказывался срабатывать, и его отчаянные усилия ничего не дали. От его отряда, который пошел на штурм, остался только он один, и Багдади не скрывал слез.
Минуло несколько минут пятого, и Тедди Райх был в отчаянии. С рассветом улицы окажутся на свету, и арабы, засевшие в полицейском участке – не говоря уж о тех, кто укрепился в той жуткой крепости на горе, – без труда перестреляют всех евреев.
– Я обращаюсь ко всем! – взмолился Тедди. – Давайте сделаем этот проклятый дом!
Исидор Готтесман чувствовал, что нервы у него на пределе, и Илана поняла – муж может больше не выдержать. Обоим хотелось вернуться в еврейский квартал, но никто этого себе не позволил.
– Ну, еще разок, – попросила она своего высокого немца, и он, который вел бой и на вершине холма, и за каменный дом, лишь закусил губу и приготовился к очередному броску к бетонной стене. Но и он ничего не дал, и Тедди отвел своих людей.
Уже наступил рассвет, и евреи в любой момент могли ждать яростной контратаки из арабского квартала. Тедди, который в отчаянии стоял наверху каменной лестницы, вдруг разразился истерическим смехом. Остальные подбежали к нему, но тоже стали хохотать, как идиоты, потому что на середине лестницы в первых лучах рассвета увидели пожилую еврейку с шалью на голове. Она вышла из арабского квартала, таща швейную машинку.
– Они все ушли! – хрипло сообщила старуха.
– Они… что? – вскрикнул Тедди.
– Их больше нет! – крикнула она в ответ, исчезая со своим сокровищем.
Четверо пальмахников скатились по лестнице, прыгая через пять или шесть ступенек. С винтовками на изготовку они вошли в арабский квартал. Скоро они начали стрелять – но палили они в воздух.
– Ты понимаешь, что произошло! – заорал Тедди. Но в объяснениях не было необходимости. Стоя у развалин замка, Бар-Эль крикнул вниз:
– Они отступили со всех позиций!
И со стороны каменного дома прибежали другие евреи с сообщением что курдский квартал,
