Востока на пансион в конюшне при заведении и отправился дежурить возле черного хода, за что вскоре был вознагражден появившимся оттуда пухлым мальчонкой лет десяти, выносящим помойное ведро.
– Эй, пацан!
Малой замер и повернул разлохмаченную голову в мою сторону.
– Я?
– Заработать хочешь?
Пацаненок оказался сообразительный, опустил ведро на землю, осмотрелся и, не задавая лишних вопросов, подскочил ко мне.
– У вас сегодня обоз остановился, – кивнул я на пристроенный к гостинице двор, откуда доносилось фырканье и тянуло лошадиным потом.
– Да, – подтвердил малой, не вдаваясь задарма в подробности.
– Охрана с ними? – достал я серебряный кругляшок.
– Так кто ж их разберет? – пожал мальчуган плечами. – Нынче все при стволах. Охрана или нет, я почем знаю?
Пришлось присовокупить к первой монетке вторую и, для надежности, третью.
– Шесть рыл, – тут же оживился мелкий пройдоха, тянясь ручонкой к вожделенной мзде. – Точно говорю. Уж я-то барыг с наемниками не попутаю ни в жизнь. Чтоб мне пусто было!
– Убедил, – я добавил в призовой фонд еще две монеты. – Надолго они здесь?
– Те шестеро – до утра. Тетка Нюра как раз ворчала, мол, понаедут на ночь, только белье марать об них. А барыги вроде за двое суток расплатились. Видать, порожняком обратно пойдут. Не свезло тебе, дядь.
– Хе. Держи, для ровного счета, – я накинул еще пять монет и пересыпал в подставленную ладонь.
– О! – просиял малец.
– Присматривай за этими шестью и уши держи открытыми. Завтра, как только наемники ключи сдадут, лети в клоповник, там спросишь Тараса Камшу. Получишь еще столько же. Повтори.
– Как сдадут, лечу в клоповник, спрашиваю Тараса Камшу, получаю еще столько же.
– Молодец. И учти, – я схватил мальчонку за шиворот, – станешь трепаться – глаза вырву. Дуй.
Пацан отшатнулся и, левой рукой пряча деньги в карман, указательным пальцем правой начертил возле сердца крест.
– Никому. Могила.
– Петька! Где тебя черти носят?! – раздался за дверью бабий крик.
– Иду! – парнишка выплеснул из ведра помои и поспешил обратно, весьма довольный, несмотря на угрозу членовредительства.
Я же, пополнив запасы провианта в лавке за углом, направился к месту своего расквартирования.
Официального названия клоповник не имел. Хоть над входом и висела табличка, разобрать там можно было лишь то, что надпись когда-то включала девять букв, из которых сейчас читались только пятая «о» и седьмая «н». Совпало так, или какой-то умник подставил недостающие буквы – история умалчивает, но дарованное молвой имя полностью соответствовало сущности этого гостеприимного дома.
Под гостиничные нужды здесь были отведены два нижних этажа, а на третьем разместился бордель. Владимир – город строгих нравов. Строгости этой хватило на то, чтобы убрать шлюх с улиц и после клеймения засунуть сюда, дабы не развращали праведных богобоязненных горожан. Вышел этакий приют старых блядей. Контингент на любителя. На очень большого любителя. Впрочем, мизерные цены нет-нет да и привлекали в лагерь ценителей «зрелой красоты» новых адептов. Многие «жрицы» соглашались работать за еду. Арзамасская «Загнанная лошадь» на этом фоне выглядела райским садом.
– Мне нужна комната. На ночь, – обратился я к торчащей из-за стойки заднице в латаных портках.
– Койка? – прохрипело снизу.
– Ты рыло-то подними, слышнее будет.
Особь недовольно крякнула, разогнулась и, опершись о стойку, уставилась на меня мутными водянистыми зенками.
– Ну? – процедила она сквозь стиснувшие папироску зубы и поскребла щетину на вытянувшейся цыплячьей шее.
– Мне нужна комната на ночь, – повторил я.
– Комната, значит? Вся?
– Нет. Пять шестых.
Зенки сузились и забегали, выдавая неожиданную вспышку чудовищной мозговой активности.
– Эта… Как говоришь? Сколько?
– Избавлю тебя от мучений. Возьму комнату целиком.
– Все десять коек?! – зенки остановились, рыло озадаченно вытянулось.
– Ты делаешь успехи.
– Одна койка – три «пятерки». Берем также едой, коронками или по курсу.
– Второй этаж, окна на «Малину», – выложил я пять монет.
– Э-э… – Грязные пальцы быстро сгребли серебро. – С той стороны свободных комнат нету.
– Так найди, – добавил я еще две монеты.
– Как вас записать? – осклабилась особь.
– Тарас Камша.
– Эй, рвань помойная, ну-ка съеблись отсюда! – крикнул мой любезный провожатый в смрадную темноту «апартаментов».
На двух соломенных тюфяках, недовольно бурча и матюкаясь, заворочались тела.
– Живей, голытьба! Праздник у вас сегодня, – на липкий от грязи пол, сверкнув, шлепнулась одна из ранее отсчитанных монет.
Тела сразу оживились. Ближнее, не утруждая себя принятием вертикального положения, на карачках засеменило к источнику гипнотического серебряного блеска, но, не дойдя до цели считаных сантиметров, было остановлено вторым претендентом. Тот ухватил ползуна за волосы и, с силой отшвырнув, подобрал монетку.
– Ты че творишь? – заскулило тело, поднимаясь. – Это ж на двоих. Сергунь, погоди, – припустило оно за удаляющимся компаньоном. – Слышь, Сергунь…
– Отъебись.
– Ну че ты? Пошли к деду, а то с Нюшкиной бормоты до сих пор кишки горят.
– Отъебись, сказал.
Голоса под аккомпанемент скрипучих половиц спустились вниз и затихли.
– Ваш ключ, – передал мне смотритель здоровенную кованую железяку и, чиркнув спичкой, поджег фитиль висящей под низким потолком керосинки. – Замок крепкий, дверь тоже. Тут чистая параша. А эту, – поднял он стоящее в углу ведро, чем спровоцировал распространение по комнате резкой вонищи, – я заберу. Да, – смотритель остановился в дверном проеме, – парашу в окно не сливать. И, бога ради, не стреляйте тут, будут проблемы.
Я понимающе кивнул, получил в награду гнилозубую улыбку, после чего остался наедине со своим временным местом обитания.
В предыдущие два визита во Владимир судьба меня хранила от близкого знакомства с клоповником. По крайней мере, жить тут не приходилось. Но на третий раз, видно, милость Провидения подошла к концу.
При осмотре комнаты сразу возник вопрос – о каких таких койках шла речь? Из мебели в этом хлеву наличествовали только примостившийся у окна стол да скамьи вокруг него, а вдоль стен были разложены набитые соломой грязные тюфяки – каждый со своим неповторимым букетом, сотканным из ароматов пота, мочи и блевотины. Выбрать среди десятка этих сосудов смрада наименее вонючий оказалось делом весьма непростым. Отбраковав наиболее четко выраженные отдушки экскрементов и рвотной массы, я остановился на двух равноароматных подстилках. Так как половина набивки давно покинула свое вместилище через многочисленные прорехи, сложил оба тюфяка вместе и накрыл брезентом. Получилось относительно мягко и терпимо для носа. Если за ночь еще и никакая зараза не пристанет – будет вообще заебись.
К обычным-то болячкам я стоек. А вот вши для обитателей подобных заведений – зло почти неизбежное. Сами по себе они больших проблем не доставляют. Побрился, помылся – и нет паразитов. Но
