Странный набор вещей.
— А что на кассетах?
— Вроде бы музыка. Дочка слушала один раз, говорит, что, скорее всего, записано с приёмника.
Кроме вещей, были ещё какие-то бумажки. Вот, например, памятка посетителям районной поликлиники. Часы приёма врачей, план этажей и расположения кабинетов, инструкции пациентам: как записаться на приём, где получать лекарство… Сюда же вложен чек оплаты за медицинское обслуживание. В 1988 году, 7 июля, Сёко побывала у терапевта. Ладно, если бы только это, но на полях шариковой ручкой записан был какой-то телефонный номер.
— А это что? — спросил Хомма у Нобуко. — Вы пробовали звонить?
Нобуко кивнула:
— Да, позвонила. Я думала, что это может быть телефон её знакомых или друзей.
— Ну и как?
Нобуко постучала по коробке с розой:
— Сюда попала!
— Что?
— Это оказалась «Розовая линия». Их телефон — компании, которая торгует по каталогам. Видно, пока Сэкинэ-сан ждала приёма в поликлинике, она полистала журналы и обратила внимание на этот номер, вот и переписала его. А потом, наверное, позвонила туда, и ей прислали каталог.
Хомма снова стал разглядывать крышку коробки:
— Так это торговля по каталогам!
— Ну да, только это не для мужчин. Фирма специализируется на женском исподнем, на всяких там чулках…
— Исподнее — это что?
— Бельё! — Нобуко рассмеялась.
— Значит, эта коробка тоже была в её квартире?
— Да, вот я и сложила туда то, что не поднималась рука выбросить. Украшения эти не продать, а книги выбрасывать не хотелось.
Под больничной памяткой была другая бумажка. Это был рекламный листок кладбища с цветными фотографиями. Кладбище находится в Уцуномии, называется «Вечнозелёный сад».
— Уж не собиралась ли Сёко Сэкинэ купить место на кладбище, когда умерла мать?
— Наверное, хотела сделать матери могилку… — предположила и Нобуко.
— Так вы знали, что у неё мать умерла?
— Конечно знала! Ведь мать была её поручителем, когда она к нам вселялась. Сэкинэ-сан мне сразу сообщила, что мать умерла, когда это случилось.
— Говорят, несчастный случай?
Нобуко поморщилась:
— Вроде бы пьяная упала с лестницы где-то возле дома, ступени были каменные…
— Это случилось в Уцуномии?
— Да, её мать жила там, одна. Она работала, бодрая ещё была женщина…
— Сэкинэ-сан горевала, когда потеряла мать?
— Да это же для неё было настоящее потрясение! Они, видно, с матерью дружно жили.
«Видимо, так, — подумал Хомма, — ведь если бы настоящая Сёко Сэкинэ действительно не ладила с матерью и не хотела даже появляться в родном городе, то зачем бы ей селиться в Кавагути, откуда до Уцуномии рукой подать, прямая ветка. Если исходить из человеческой психологии…»
Кадзуя говорил, что его Сёко не хотела даже говорить о родном городе. Но ведь это была уже «подменная» Сёко. Нечего и сомневаться в том, что Сёко-двойник даже не помышляла о поездке в Уцуномию, и упоминаний об этом городе не выносила. Вполне понятно.
Укладывая на место содержимое коробки, Хомма попросил:
— Вас не затруднит ещё немного подержать это у себя?
— Хорошо. А если бы вы сообщили нам, когда отыщете госпожу Сэкинэ…
— Сообщу непременно.
— Всё оставляете? — решила уточнить Нобуко, указывая на коробку.
— Разве что кассеты возьму, можно?
— Как хотите. Можете их послушать.
Укладывая вещи в коробку и закрывая крышку с надписью «Розовая линия», Хомма поинтересовался, просто на всякий случай:
— А в квартире Сэкинэ-сан не было каких-нибудь старых фотографий, школьных альбомов?
Нобуко покачала головой:
— Если бы были, я бы сохранила, не сомневайтесь. Но ведь такое люди берут с собой, даже когда тайком переезжают в неизвестном направлении, ведь это память. Верно ведь?
— Да, верно.
С разрешения Нобуко Хомма переписал из жилищного контракта прижизненный адрес матери Сёко Сэкинэ, который значился в графе «поручитель».
— А фотографии госпожи Сэкинэ у вас нет?
— Нет, у меня с жильцами деловые отношения, ничего личного.
— А может быть, с кем-то из соседей она была дружна?
Нобуко задумалась:
— Ну, как бы там ни было, сейчас уже в доме никого из тех, кто жил при ней. У нас люди быстро меняются.
Да, это дело Нобуко — стараться, чтобы люди менялись быстро. Ведь от новеньких каждый раз поступает так называемый «взнос за получение ключа».
— А вы не пробовали после её исчезновения звонить ей на работу? В бар «Лахаина» в Синбаси?
Нобуко опустила глаза на свои папки и нехотя ответила:
— Да, я звонила. В баре тоже удивились. Как да почему… Неужели, мол, и у нас она больше не будет работать…
— И она действительно оставила работу…
— Да, они мне потом звонили, что она не пришла в понедельник. Она у них не получила часть зарплаты, так деньги и пропали…
Хомма опять почувствовал приступ тошноты. Теперь уже он не сомневался: настоящая Сёко Сэкинэ исчезла не по своей воле, ей помогли.
— У неё в доме бывали мужчины?
Впрочем, если бы был близкий человек, то он наверняка забил бы тревогу, когда она исчезла…
Нобуко отрицательно покачала головой:
— Если и был у неё кто-то, мы об этом не знали. Вам лучше спросить в баре, где она работала.
Нобуко первой поднялась и направилась к выходу из своей комнатушки. Она открыла дверь в зал и придержала её для Хоммы:
— Плохо вы ходите. Воспаление суставов?
— Да нет, попал в аварию.
— Ой беда! Разве можно в таком состоянии ходить через силу и всё самому расследовать? Не обратиться ли в полицию? Они ведь ищут пропавших людей…
Хомма горько усмехнулся:
— Сообщение о пропаже они зарегистрируют, а искать не будут.
— Какое равнодушие!
В зале хозяин варил за стойкой кофе, а Акэми протирала окна.
Здесь, в присутствии всех троих, Хомма задал свой последний вопрос. Он достал фотографию другой Сёко, невесты Курисаки:
— Когда Сэкинэ-сан ещё жила здесь, вам не приходилось видеть эту женщину?
Сначала Нобуко, потом Акэми и наконец сам Конно — все по очереди брали в руки фотографий и внимательно рассматривали. Потом все дружно затрясли головами. То, что все трое делали это совершенно
