— Теперь я понял…
— Что понял?
— Это вас Сёко попросила?
Тлеющий костёр в его душе разгорелся с новой силой. Теперь глаза у парня были расширены.
— Я всё понял! Вы нашли Сёко, но она вас попросила мне об этом не говорить. Так ведь? Она хочет со мной расстаться… Потому и попросила вас наплести небылиц. У неё другой мужчина? Верно? Я прав? Вот откуда все эти бредни…
Курисака вскочил и стал наседать на Хомму, нависая сверху. От такого напора стол зашатался, и с него, гремя, слетела пепельница. Изо рта парня летели брызги слюны.
— Ну же, отвечайте!
Компьютер затих, дверь из комнаты Сатору открылась. В гостиную просунулась детская мордашка, широко распахнутые глаза смотрели прямо на Хомму.
Стараясь не встречаться взглядом с сыном, Хомма спокойно поднялся и примирительно тронул Курисаку за руку:
— Ты это всерьёз?
Подобно обрушивающейся башне из детских кубиков, Кадзуя сполз на стул, уронил голову и обхватил её руками.
Сатору тихонько выскользнул за дверь и остановился посреди коридора. После недолгих раздумий он повернул направо к прихожей и выбежал вон.
Через некоторое время плечи Курисаки стали вздрагивать, — видно, парень плакал. Или нет? Наконец он поднял глаза на Хомму:
— С меня довольно! — Эти слова он бросил ему в лицо, будто плюнул. — Я зря обратился к вам, это была ошибка. Но есть же специалисты! Зачем-то сидел и смирно слушал всю эту чепуху, вот дурак…
Вскочив, он грубо сдёрнул с вешалки своё пальто и, не продевая руки в рукава, а только накинув его сверху, вышел вон. Хомма остался сидеть. Так просто Курисака не уйдёт, напоследок непременно скажет что-нибудь.
И верно, на пороге гостиной он замешкался. Судорожно поводя плечами, словно желая сбросить невидимые путы, он вытащил из кармана пиджака бумажник и демонстративно достал оттуда несколько банкнот:
— Это на возмещение понесённых вами расходов. Достаточно?
Глядя прямо на Хомму, он швырнул деньги. Веерок купюр достоинством в десять тысяч иен трепеща закружился и, завершив свой неграциозный танец, опустился на пол, — пожалуй, для сцены гнева слабовато.
«Ага, про деньги вспомнил!» — подумал Хомма. Он как раз ждал, в каких именно выражениях будет излит гнев на обидчика невесты, ведь за это, как ни брани, всё мало… Однако дело неожиданно кончилось деньгами. Банкир есть банкир!
Конечно, он чувствует себя оскорблённым. Какой-то полицейский, который даже по службе не сумел продвинуться, оговорил его избранницу. Разве можно такое простить?
— Послушай, а она тебе не показывала поляроидный снимок? — спросил Хомма у Курисаки, который стоял в той же воинственной позе и тяжело дышал. — На снимке дом. Такой шоколадно-коричневый, модерновый, в европейском духе. Ты его видел?
— Какой ещё дом?! — Голос парня звенел и вот-вот готов был сорваться. — При чём это здесь?
Это и была последняя реплика, после которой повернулся и вышел. Входная дверь резко хлопнула, Прошло ещё несколько мгновений, и в дом с громким топотом влетели Сатору и Исака.
— Всё нормально?
И у мальчика, и у старика глаза были совершенно круглые, вполлица.
— Всё нормально.
Хомма нагнулся и стал собирать разбросанный по полу гонорар.
— Это правда, что ничего страшного? Он вас не ранил? — Исака был белым от волнения. — Ужас какой! Сатору прибежал сказать, что отцу угрожают, вот я и поднялся с ним на лифте — а тут из дверей вылетел этот парень… Ой, что это? — Он уставился на купюры.
— Это мне так оплатили расходы.
— Неужели швырнул деньги? Это уж чересчур… — Тут старик заметил негодование Сатору и усмехнулся: — Однако, негусто! Нет чтоб швырнуть всё, что было в кошельке. Тут же всего тридцатник!
— Вы уж простите нас, пожалуйста, наделали вам хлопот. — Хомма тоже посмеялся вместе с Исакой. — И это-то взять страшно. Лучше приберу — а то ещё к суду потом привлекут…
— Вот он какой тип оказался! — Один Сатору всё ещё возмущался.
Хомма потрепал сына по голове:
— Не сердись на него! Он ведь и сам не понимает, что делает, у него шок. — Хомма чуть сдвинул брови. — А вот с тобой что? Прилип к компьютеру! У тебя на этой неделе сколько ещё осталось игрового времени?
Игрового времени в неделю полагалось семь часов. Превысишь его хотя бы на десять минут — не будешь играть на следующей неделе. Это было второе железное правило в их семье.
— У меня ещё два часа осталось! — надулся мальчик. — Ты что, даже сегодня за временем следил?
— Разумеется, следил.
Обиженный Сатору отправился выключать компьютер.
Когда они остались с Хоммой, Исака поинтересовался:
— Похоже, что дипломатические отношения разорваны. Что вы теперь будете делать?
— Расследовать, оставить это нельзя.
— Будете искать пропавшую женщину?
— Да.
Хомма выглянул в окно. Многоэтажные корпуса микрорайона окутала ночь. Под покровом этой ночи где-то прячется фальшивая Сёко Сэкинэ. В это самое мгновение тьму прорезает струйкой белого пара её дыхание, звучит её голос.
— Как же её искать? — недоумевал Исака, тоже вглядываясь в темноту за окном.
— Я хочу побольше узнать про настоящую Сёко Сэкинэ. Как она жила, что за люди её окружали? Думаю, случайно может всплыть и та женщина, которая присвоила её имя.
— Недаром ведь она потерпела банкротство. Наверное, жизнь у неё была бурная. Разве до конца всё узнаешь?
Хомма в ответ улыбнулся:
— Так-то оно так, и всё же надеюсь, что расследование личности первой женщины связано с поисками второй. Во всяком случае, пока мне больше ухватиться не за что.
«Что же именно в личности Сёко Сэкинэ привлекло ту, другую, которая нуждалась в новом имени?»
Исака нараспев пробормотал себе под нос:
— Колесница уже объята огнём…
— Какая колесница?
Повернувшись к Хомме, тот медленно и с выражением продекламировал:
Колесница уже объята огнём —
Нынче мимо моих ворот пронеслась.
О, куда же, куда? — подумать боюсь —
Непрестанно вращенье колёс.
Круглое лицо Исаки расплылось в улыбке.
— Мы вчера с Хисаэ говорили про банкротство, и мне вдруг вспомнились эти строки. Это очень старые
