Милиция была у дверей. Ори оттолкнулся и весь отдался движению, которое увлекло его в сделанную им прореху, прочь из комнаты, где тихо плакала самая знаменитая преступница эпохи и коченела правительница всего Нью-Кробюзона, и на миг, на очень долгий миг оказался в утробе времени, в складке вселенной, ослабев телом настолько, что со дна души мутной струей забил страх: а вдруг сил хватит лишь на то, чтобы пробить внешнюю оболочку реальности и скользнуть, подобно личинке, в раствор между мгновениями, между кирпичиками бытия, но вынырнуть обратно он не сможет и останется вечным пленником измерений, мелкой соринкой в изменчивом пространстве — времени? Что тогда?
Но движение продолжалось, и много, много времени спустя, через секунду после первого треска Ори услышал второй; оболочка универсума снова раздвинулась, теперь с другой стороны, и выплюнула его, точно щепку. Он упал на землю, мокрый от переливчатой крови мира, — его неумелый прорыв нанес травму реальности, — но влага тут же испарилась, сверкнув на мгновение радугой, и Ори, ошалевший от полета и снова сухой, оказался один в грязном переулке.
Некоторое время он лежал, тихо поскуливая, пока не унялась дурнота, похожая на приступ морской болезни, и силы вновь не вернулись к нему.
Он понятия не имел, где оказался. Голова кружилась. Шлем Торо превращал его в легкую мишень. «Скоро я отдохну», — думал он, как в тумане. Голова болела, особенно в том месте, где основания рогов касались лба. Ори прорвался, но не туда, куда хотел.
Ему было холодно, но не это беспокоило его сейчас. Бредя по лабиринту проулков, он споткнулся, поднял голову и увидел линию, пересекавшую его путь: черные, как ночь, арки, внутрь которых не мог заглянуть даже глаз Торо, кирпичные опоры и спинной хребет надземной дороги. А за ними, подсвеченные снизу софитами газовых фонарей, желтели Ребра. Значит, он в Костяном городе.
Несколько часов Ори спал, а проснувшись, увидел, что небо посерело. Он снял шлем и едва не потерял сознание, так что пришлось залезть в какое-то углубление внутри арки и там отдышаться. Тишина угнетала его. Издалека доносились отдельные звуки, так что казалось, будто город шепчет, но кирпичи, к которым прислонился Ори, молчали, не передавая вибраций. Поезда в Нью-Кробюзоне обычно ходят всю ночь, но сегодня не было ни одного.
Ори сделал из куртки мешок для шлема, пистолет сунул в карман и заковылял к Ребрам.
Воздух был душным и тугим, как проволока. «Что происходит?» Не могла весть о случившемся разлететься так быстро, он в это не верил. Воодушевление внезапно покинуло его и уступило место дурному предчувствию. «Что случилось?»
Улицы были пугающе безлюдны, редкие прохожие шли, опустив головы. Миновав крытые варом дома у Ребер, Ори двинулся на юг, оставляя кирпичные опоры надземки по левую руку, проковылял через Сантер и уже готовился свернуть на Ржавый мост, ведущий на Темную сторону, а оттуда податься в Сириак, как вдруг увидел огни и услышал барабанную дробь вместе со звуками рожков. Слишком громко для раннего утра.
Шум нарастал; Ори чувствовал приближение шока, его трясло, шлем давил своей тяжестью. На юге, у подножия холма Высокий Шипр, протянулась улица с цветочными и сувенирными лавками, над крышами которой должны были ходить поезда. Там была развилка: ветка от Правой линии уходила в сторону Паутинного дерева, а потом резко поворачивала на восток и шла через реку, в Собачье болото. У развилки дорога была перегорожена.
Ори моргал так долго, что слезы навернулись ему на глаза, пока в свете костров он разглядывал грубую преграду, пытаясь понять, что это такое. В теплых отблесках пламени казалось, будто посреди города внезапно выросла возвышенность. На ее вершине двигались люди.
— Стой! — раздался чей-то крик.
Ори продолжал идти, не понимая, что обращаются к нему.
Преграда оказалась баррикадой из плит и булыжников мостовой, телег, дымовых труб, старых дверей и перевернутых прилавков. Тонны городского сора пошли на сооружение небольшого горного кряжа, кордона из мусора футов десяти высотой, утыканного флагами. В одном месте из баррикады торчала мраморная рука.
— Стой, придурок! — (Раздался выстрел, отколов кусок бетона.) — Куда идешь, дружище?
Ори высоко поднял руки и подошел ближе, помахивая ими в знак приветствия.
— Что случилось? Что происходит? — прокричал он, и на баррикаде засвистели. «Что это, какой- нибудь козел из Мафатона возвращается из отпуска?»
— Парень, где ты был? Там что — ни газет, ни киосков, ни глашатаев? — крикнул в ответ часовой. Свет падал на него сзади, и потому Ори видел лишь черный человеческий силуэт. — Вали домой.
— Это мой дом. Я живу в Сириаке. Что случилось? Сколько же я был между… Это все из-за нее, да? Вы уже слышали? Про мэра?
Им снова овладело возбуждение. Причем с такой силой, что он не мог говорить. «Может, я несколько дней там плавал, — подумал он. — Что случилось, пока меня не было? Неужели у нас получилось? Это произошло. Они проснулись. Это мы разбудили их. Боги!».
— Гром вас разрази, хаверим, пустите меня! Расскажите же, что случилось? — Позабыв про холод и усталость, он выпрямился, и желтые отблески костра лизали его фигуру. — Это случилось… Как давно она умерла?
— Кто?
— Мэр, конечно.
Ори наморщил лоб. Вокруг снова закричали: «Померла? Сука сдохла? А это что за дурак, псих какой- то, нашли кому верить…»
— Не знаю, о чем ты, приятель. Но, по-моему, тебе пора идти.
И Ори услышал звук взводимого затвора.
— Но что…
— Слушай, друг, за тебя кто-нибудь может поручиться? Потому что без этого мы никого не впускаем и не выпускаем. Ты на ничейной земле, а это не самое безопасное место. Так что сваливай подобру-поздорову в Старый Город или называй имя. Назови свое имя, и мы выясним, кто ты.
Из-за баррикады высунулись еще головы; теперь часовой был уже не один. За его спиной возникла целая банда вооруженных людей и не только людей, между развевающимися флагами показались ружейные дула.
— Здесь ты на пороге, приятель, — продолжил тот, — так что выбирай, на чьей ты стороне. И мы сюда не вчера пришли. В городе уже давно две власти, парень. Так что у тебя было время подумать. Теперь ты либо с севером, — (бандиты гримасами выразили свое неодобрение), — где все по-старому, либо с нами, с Паутинным деревом, Эховой трясиной и драным Собачьим болотом, в будущем, то есть здесь. Иди сюда, только медленно, и руки не опускай. Дай-ка разглядеть тебя, дурень. — Это было сказано почти добродушно; пролетела и разбилась бутылка. — Подойди-ка поближе. Добро пожаловать на Свободные Территории, дружок. Добро пожаловать в нью-кробюзонский Коллектив.
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
пЯтНо
ГЛАВА 23
— Жаль только, что мы бежим от них.
— Ты же слышал. И знаешь, как обстоит дело. Нам надо соблюдать осторожность. Они вооружены и хотят нас извести.
— Но если мы должны от них убегать, то почему тогда в сторону города? Там ведь еще опаснее.
