Жоан сел на краешек кровати, стараясь унять бешеное сердцебиение. Она казалась такой маленькой и хрупкой среди всех этих блестящих медицинских приборов, наставленных вокруг…
Он перевел дыхание. Потом наклонился, все еще дрожащей рукой убрал черную прядку со лба жены.
– Господи, Рейчи, как я волновался… Прости, что довел тебя до такого!
– Ты совершеннейший дикарь. Знаешь об этом?
– Да, есть у меня такой грех.
– Ты говоришь так, будто это не грех, а достоинство.
Жоан улыбнулся. Безумное напряжение понемногу начало оставлять его. Он взял руку жены. Рука была тоненькой, бледной, с проступившими голубыми жилками.
– Как же это случилось, дорогая?
– Я клеила оставшуюся часть обоев…
– Так ты опять взобралась на эту чертову лестницу? – Рейчел чуть заметно кивнула. – После того как я велел тебе…
– От давней привычки нелегко избавиться.
– Это уж точно. – Жоан ошеломленно глядел в голубые глаза жены. – И я не собираюсь тебя менять. Все равно не смогу.
– Не сможешь. – Рейчел слабо улыбнулась и провела кончиками пальцев по его щеке. – Но я люблю тебя, как могу. И надеюсь, что ты сможешь полюбить меня такой, какая я есть.
– Ты меня любишь?
– Конечно… Почему бы еще я вышла замуж за грубого зверя вроде тебя?
Губы его дрогнули.
– Потому что я тебя заставил.
– С каких это пор кто-то может заставить меня делать то, что мне не нравится? – возразила Рейчел.
Неожиданно ледяная корка, сковавшая его сердце, начала стремительно таять. Чувства неудержимо рвались наружу, Жоан любил ее, хотел ее, нуждался в ней.
– Рейчи… ты просто невыносима!
– Знаю. Впервые ты сказал это, когда мне было двенадцать.
Она выглядела хрупкой, ранимой, а между тем в груди у нее билось воистину сердце тигрицы. Жоан смотрел на жену с настоящим восхищением.
– Расскажи поподробнее, что говорит врач. С ребенком точно все в порядке?
– Мне надо полежать спокойно несколько дней, может быть, неделю. Ничего серьезного в любом случае не произошло. – Она опустила взгляд, и из-под длинных ресниц блеснули слезы. Голубые глаза приобрели яркий сапфировый оттенок. – Мне не надо было залезать на стремянку. Я знала, что это опасно, но так разозлилась на тебя, что иначе не могла…
– Это моя вина. – Жоан нежно приподнял ее, чтобы прижать к груди. Она приникла лицом к его сильному плечу и блаженно затихла, как ребенок на руках у отца. – Не плачь, – прошептал он, целуя ее шелковистый затылок. – Я не могу видеть, как ты плачешь. Боже мой, Рейчи, без тебя я самый несчастный человек на свете!
Она чуть вздрогнула, не веря своим ушам. Не может быть, чтобы Жоан это сказал! Она подняла заплаканные, расширившиеся от удивления глаза.
– Повтори это еще раз… Пожалуйста.
– Что повторить? Что без тебя я – ничто, самый несчастный человек на свете, что мне не нужен целый мир без тебя?
– Продолжай…
– Что твое здоровье и счастье для меня важнее всех в мире дурацких виноградников?
– Они не дурацкие…
– Хорошо, идиотские.
Рейчел смешно наморщила нос.
– Извини…
– Мне не за что тебя извинять. Я обращался с тобой по-свински. А на самом деле все, чего я хотел сегодня вечером, – так это быть с тобой… Вместе клеить обои. – Жоан состроил гримасу. – Никто из де Сакадуро-Кабрал никогда не клеил обои… Но по правде говоря, что может быть прекраснее, чем вместе готовить комнату для нашего ребенка?
– Тогда почему же ты не остался?
Жоан ответил не сразу, ему было тяжело признаться. Наконец он вздохнул и сказал правду:
– Из гордости.
– Я так и думала.
– Прости меня, Рейчи. Прости за эгоизм и деспотичность. Я был просто самовлюбленным дураком. Знаешь, когда мчался к тебе в больницу, я чуть с ума не сошел, волнуясь за тебя и ребенка. За нашего сына.
– Ты в самом деле беспокоился о нас?
– Беспокоился? Рейчи, да от волнения я едва не попал в аварию! Я боялся, что ты сломала позвоночник, умерла… решила бросить меня и навсегда уйти к Брайсу…
– Мне казалось, ты будешь только рад, если я исчезну.
– Значит, приз за притворство – мой.
– И за сообразительность тоже.
Губы Жоана неудержимо растягивались в улыбке.
– Ты, кажется, находишь это забавным?
– Еще как. Знаешь, как забавно ты выглядишь, когда самоуничижаешься! Тебе это идет, дорогой.
Жоан тихо рассмеялся. Когда он заговорил снова, голос его был чуть хрипловатым.
– Рейчи, что же мне с тобой делать?
– Любить меня, – прошептала она, запрокидывая голову, чтобы встретиться с ним губами.
Волна возбуждения зародилась внутри нее, и все горести ушли, будто их никогда и не было. Даже оказалось ненужным ничего прощать – обида исчезла сама собой.
– Может, я это не умел показать, но я люблю тебя, Рейчи… Так сильно, что мое сердце болит от любви.
– Это в самом деле сильно, – тихонько поддразнила она мужа, прижимаясь к нему. – И что же теперь?
– Теперь? Мы поедем домой, где я буду заботиться о тебе…
– Ты? Заботиться?
Он усмехнулся. Выражение его лица стало слегка мальчишеским.
– Хорошо, заботиться будет Патрисия. А я постараюсь держаться подальше, чтобы ей не помешать.
– Держаться подальше? Не смей даже говорить подобных ужасов, Жоан! Я больше без тебя не могу… Больше я ни одной ночи не намерена спать одна в двуспальной кровати.
– Тебе не придется мучиться. Отныне я собираюсь спать только там.
– Да, твоя кровать очень удобная, – согласилась Рейчел с нарочитой серьезностью.
– Возможно, но меня на этот раз больше интересует моя невыносимая жена. – Жоан поцеловал ее легко, с нежностью, стараясь не причинить ей неудобств. – Я люблю тебя, Рейчи… Я люблю тебя больше всего на свете. Не могу дождаться, когда наконец родится наш малыш. И тогда мы станем настоящей семьей.
– Ты в самом деле так думаешь?
– Клянусь моим дикарским сердцем! – Он поцеловал ее в губы, в глаза, в лоб. – И еще я думал, как бы нам назвать сына. Тебе нравится имя Теренс?
Сердце Рейчел дрогнуло, глаза опять наполнились слезами. В этот миг она поверила, что Жоан понимает ее лучше, чем кто-либо в целом свете.
Она улыбнулась сквозь поволоку слез, обвила руками его шею.
