— Как что? Счастливое воссоединение нашего семейства, разумеется. Теперь ведь все — как в старые добрые времена.
Роса зачесала волосы молодой хозяйки в высокую прическу. Энн надела длинное платье цвета увядшей розы, расшитое по глубокому вырезу крошечными розовыми жемчужинами. Фасон платья показался ей несколько вычурным, но по цвету оно было ей к лицу.
— Вы в нем настоящая принцесса! — восхитилась Роса.
Глядя на свое отражение в зеркале, Энн вовсе не чувствовала себя принцессой. На нее смотрела испуганная женщина с затравленным взглядом, нахмуренными бровями и губами, сжатыми так плотно, что по обе стороны рта образовались морщинки.
Энн должна была спуститься в столовую через полчаса, однако она специально оделась пораньше, чтобы увидеться с Рубеном наедине. Ей хотелось сделать последнюю попытку отговорить мужа от этого опасного ужина.
Когда она незваной явилась в его спальню, Рубен нахмурился, однако не стал ей выговаривать. Впрочем, стоило Энн заикнуться о том, что ей хотелось бы тихо поужинать с ним наедине, как лицо Рубена стало мрачнее тучи.
— Ты что-то имеешь против присутствия моей сестры? — сухо спросил он, застегивая ремень из змеиной кожи, и бросил на жену косой взгляд.
— Мне приятнее было бы побыть с тобой.
Господи, ну почему ей все время приходится говорить недомолвками? Пора, конечно, рассказать Рубену о том, что собой представляет его сестрица, но подходить к этому делу необходимо со всей деликатностью. И главное — надо, чтобы Рубен доверял ей, чтобы связь между ними стала более прочной.
— Но как ты себе это представляешь? — как и следовало ожидать, возразил Рубен. — Я уже объявил о том, что сегодня будет праздничный ужин. Как я могу оставить сестру одну в первый же вечер после ее приезда в родной дом? Это было бы не просто неприлично, это прямое оскорбление. Или у тебя есть серьезная причина, чтобы настаивать на своем? — Последовала долгая пауза. Энн лихорадочно искала хоть сколько-нибудь убедительные аргументы. — Что же ты молчишь?
— Мне что-то сегодня не хочется ни с кем общаться, — промямлила она.
— Но ты ведь оделась для праздничного ужина. И прекрасно выглядишь в этом наряде. — Это был комплимент, но в голосе Рубена прозвучали почти свирепые нотки. Он сейчас вовсе не походил на того мужчину, рядом с которым она проснулась сегодня утром. — Каролина уже наверняка направляется в столовую, — безжалостно продолжал Рубен. — Что мы ей скажем? Что передумали и хотим поужинать наедине?
— Но ведь ты же хозяин дома, — едва слышным шепотом возразила Энн.
— А Каролина — моя старшая сестра. Это и ее дом, она здесь выросла, провела почти всю свою сознательную жизнь. И, между прочим, вырастила меня, если ты забыла. Она не гостья в этом доме, а тоже хозяйка, и мы обязаны относиться к ней с уважением.
— Но давай хотя бы исключим Стива! Он ведь уже поужинал и вовсю зевает! Вот что, — поспешно продолжала Энн, заметив, что Рубен колеблется, — давай я уложу Стивена, вы пока поужинаете, а я присоединюсь к вам за десертом.
— Нет, — твердо ответил Рубен. — Согласен — Стивену нечего делать в гостиной так поздно. Но укладывать его будет Долорес, а ты пойдешь в столовую со мной. Кстати, нам тоже пора спускаться — мы уже опаздываем. Ты же знаешь, как Каролина строга в том, что касается приличий, не стоит давать ей повод придираться к тебе.
Они медленно вошли в гостиную. Там уже сидели в креслах с бокалами в руках Каролина и Марсело, который поднялся при их появлении. Рубен, подойдя к Каролине, тепло поцеловал сестру в щеку. От предложенного аперитива они с Энн отказались. Возникла неловкая пауза. Наконец Рубен слегка подтолкнул Энн локтем, и та спохватилась: именно ей как жене хозяина положено пригласить всех к столу. Запинаясь, она неловко пробормотала приличествующие случаю слова.
Каролина поднялась с кресла. На ней было простое, строгого покроя черное платье, единственным украшением служила нитка жемчуга. Волосы были уложены короной. В них мерцали серебряные пряди, но это ее нисколько не старило. Величественная осанка, гордо посаженная голова на точеной шее — перед ними стояла истинная наследница древнего аристократического рода. Энн сразу почувствовала себя рядом с ней простушкой, а собственное платье показалось ей аляповатым.
Господи, подумала она, тысячи женщин идут Бог знает на какие ухищрения, чтобы вот так контрастно выкрасить волосы, изнуряют себя шейпингом, чтобы выправить осанку. Этой же все дано от природы! Ну что ей не живется? При таких красоте, уме и богатстве наслаждалась бы тем, что у нее есть. Так нет же, ей обязательно надо отравлять жизнь другим!
Войдя в столовую, Энн, поглощенная своими мыслями, машинально направилась к стулу справа от Рубена, но ее остановил мягкий голос Каролины.
— Энн, дорогая, ты, похоже, совсем забыла правила этикета. Тебе как хозяйке дома следует сесть напротив мужа. Нет, положительно она неисправима, — обратилась Каролина к собравшимся и засмеялась снисходительным бархатным смехом. Рубен и Марсело присоединились к ней.
Энн была готова провалиться сквозь землю. Она побрела к своему месту, кляня на чем свет стоит зловредную золовку, которая снова одной фразой выставила ее на посмешище. Каролина всегда очень тонко умела дать Энн понять, что она человек не их круга. Поначалу та не понимала, что на самом деле происходит, и была даже благодарна за то, что к ее промахам относятся столь снисходительно. Но теперь! Она достаточно повзрослела и не позволит, чтобы с ней обращались, как с глупой девчонкой.
Глядя на смеющихся Рубена и Каролину, Энн твердо пообещала себе: сегодня ее унижают здесь в последний раз.
Глава девятая ДОЛГОЖДАННЫЕ СЛОВА
Ужин был завершен, подали десерт и кофе. Энн все это время просидела, безучастно слушая чужие разговоры. Каролина рассказывала о своей жизни на Ривьере, затем все стали оживленно делиться впечатлениями от своих поездок по Европе. Энн в беседе участия не принимала, она чувствовала себя одинокой и совершенно чужой. Все эти названия были для нее лишь географическими понятиями, ведь в Европе она не бывала. А уж когда собеседники небрежно переходили на французский язык, она и вовсе злилась. Твердят о приличиях, а сами говорят на иностранном языке в присутствии человека, который им не владеет!
Наконец Рубен расцеловался с сестрой и пожелал ей спокойной ночи. Энн, изо всех сил стараясь сохранить любезное выражение лица, попрощалась с золовкой и невольно содрогнулась, почувствовав на своей щеке холодное прикосновение ее губ. Марсело удалился раньше — откуда-то пришел важный факс. Вся кипя от негодования, Энн последовала за Рубеном в его спальню и там дала волю гневу.
— Что ж, твоя сестра может радоваться тому, как ты со мной обращаешься!
— О чем это ты? — удивился Рубен, снимая пиджак и небрежно бросая его в кресло.
— О том, как ты выставил меня дурой! Я весь вечер просидела, хлопая глазами…
— Минуточку, моя дорогая! Ты опять со мной пикируешься, а ведь обещала, что изменишься, что будешь подчиняться. Сегодняшний ужин был проверкой, я хотел посмотреть, как ты будешь вести себя с моей сестрой.
— Ну и как, я прошла испытание?
— Прошла, и весьма пристойно.
— В следующий раз предупреждай меня о своих намерениях. А то вдруг я ненароком не оправдаю ожиданий своего хозяина.
— Зачем же мне тебя предупреждать? Чтобы ты разыграла комедию, изображая покорность? Нет, мне
