– Мне же надо что-нибудь взять, Боже мой? Как же я проживу?
– Вы в полной безопасности, Ваше Высокопреосвященство.
– Ты хочешь сказать, что город не взят? Тогда что? Да в чем же тогда дело, скажи, ради Христа?
– Его Святейшество Папа Юлий скончался. Миг наступившего молчания поглотил в себе вечность.
Наконец Джованни де Медичи прошептал:
–
И его шепот был словно голос Господа, сотрясший первоначальную бездну.
– Папа умер, Ваше Высокопреосвященство. Вам необходимо срочно прибыть в Рим.
– Повтори…
– Папа умер. Вам необходимо…
– Нет, нет, хватит! Я и в первый раз понял…
И он упал в обморок.
Серапика и я сопровождали Его Высокопреосвященство в Рим в качестве его особо приближенных. Следует сказать, что со смертью Юлия закончился великий и могучий понтификат, и весь мир наверняка думал, есть ли вообще кто-то достойный занять место старого великана. Нет смысла говорить, что не было недостатка в кардиналах, считавших себя идеальной кандидатурой на то место.
К моменту смерти Юлия Священная Коллегия состояла из тридцати одного члена, примерно двадцать из которых уже находились в Риме. На Конклав приехали еще пятеро, так что в выборах участвовало двадцать пять кардиналов, включая яростного старого вояку Шиннера, который почти единолично со своей армией стойких швейцарцев решил военную судьбу Юлия. Высокомерный презрительный англичанин кардинал Бейнбридж тоже присутствовал. Кардиналы-схизматики, остававшиеся в Лионе со своим умирающим Собором, обратились к Максимилиану с просьбой вступиться за них перед Священной Коллегией, но тщетно; кардинал Карвахаль, в частности, изо всех сил пытался представить их дело в самом лучшем свете. Но вероятность того, что им позволят участвовать в выборах, была остановлена военными предупредительными мерами Испании.
Период sedia vacante был удивительно спокоен: когда мы прибыли в Рим, общая атмосфера напоминала затянувшийся послеобеденный сон. Я подозреваю, что это было не только из-за того, что Юлий правил железным кулаком, но также и из-за того, я уверен, что люди выражали уважение его кончине, ведь народ его очень любил. Кардинал де Медичи как раз тогда страдал от болезненного приступа своей «фистулы» (уже тогда свой недуг он предпочитал называть так), и нам пришлось нанять людей, чтобы они несли его в паланкине.
– Как символично, – пропищал Серапика.
– Что ты имеешь в виду? Ой! Триппер мне в жопу!
– Ну как же, милый, это же прямо как папская sedia gestatoria!
– Ой, замолчи! Мне так больно.
Серапика бросил на него очень нелестный взгляд.
Конклав проходил на третьем этаже Ватиканского дворца, клятва была дана в часовне Николая V, а главное действие проходило в Сикстинской капелле. Здесь соорудили тридцать одну (позаботились даже и об отсутствующих, но только не о кардиналах-схизматиках) крохотную темную комнату. Эти комнаты очень походили на тюремные камеры. Джованни де Медичи простонал.
– Не волнуйтесь, Ваше Высокопреосвященство, – успокоил его Парис де Грассис, – о вашем удобстве позаботились отдельно, по причине вашего «недуга».
Серапика бесстыдно захихикал.
Вообще-то помещение, предоставленное каждому кардиналу, было довольно симпатичным, и в нем стояла даже мягкая кровать. Кардинал Систо Тара делла Ровере был так болен, что его пришлось нести на Конклав. Когда кардинал Джованни де Медичи это увидел, то вздохнул и сказал мне:
– Я, конечно, не так болен, но, слава Богу, благодаря ему и обо мне позаботились. Эта комната мне вполне подойдет.
Нас с Серапикой поселили недалеко от Кантории, совсем рядом с кардиналом Содерини, который потом будет обвинен в заговоре, с целью отравить Льва X.
Церемонией руководили Парис де Грассис и Блазиус де Мартинеллис.
До официального открытия Конклава была проведена месса Святого Духа кардиналом Бакочем в часовне Святого Андрея: перед могилой князя апостолов провести ее не было возможности из-за реконструкции собора Святого Петра. Вступительное слово произнес епископ Петрус Флорес из Испании.
– Я призываю вас, – прокричал он пронзительным голосом, – следовать указанию Святого Духа при избрании приемника Юлия, человека, который принесет мир христианству, – мир! Мир, который предписывал своим ученикам Учитель! И кто как не наместник Христа на земле должен быть примером в мирных путях.
– Не думаю, что тени покойного горячо любимого Святейшества очень нравится эта трепотня, – прошептал мне на ухо Серапика. – Юлий даже слова такого не знал. Мир? Пересир!
– Несмотря на призывы Господа к миру, – продолжал Флорес, – последователь Юлия не должен прекращать войны с турками. Если сыны Пророка взялись за меч завоеваний, то возьмемся и мы! Христианство надо любой ценой защищать от неверных. Увы, святые места на Востоке, которые так дороги для нашей веры, оскверняются варварами и язычниками, презирающими Невесту Христову!
И в том же духе. И довольно долго. Через полчаса некоторые кардиналы начали ерзать на своих местах, и я увидел, что лицо кардинала де Медичи вдруг покраснело. Глаза его выкатились.
