Джек остановился, посмотрел на миссис Поппер и произнес побелевшими от ярости губами:
— Браво, миссис Поппер. Вы своим умом додумались до того, что святая инквизиция практиковала в пятнадцатом веке. Это называлось аутодафе…
Он ворвался в класс и сразу увидел Эми, крошечный сжавшийся комочек в дурацком бумажном колпаке. Девочка закрывала лицо руками, а прямо перед ней стояло несколько раскрасневшихся и взбудораженных мальчиков и девочек, хором вопивших в совершенном упоении: «Эми — дура! Эми — психичка!». Джек шагнул вперед, одной рукой выхватил дочь из круга, другой сорвал с ее головки колпак, скомкал и швырнул под ноги миссис Поппер. Видимо, он был страшен в эту минуту, потому что учительница вскрикнула и отшатнулась, а дети дружно заревели. Джек прижал к себе Эми и пошел к двери. Уже у самого выхода он не удержался и рявкнул:
— Это тебя надо психиатру показать, швабра драная! И к детям не подпускать! Ч-черт…
Всю дорогу Эми всхлипывала на заднем сиденье, а Джек яростно скрипел зубами, потому что ругался про себя.
В прихожей Эми вытерла нос рукавом и вдруг вскинула на отца исполненные восхищения и обожания глаза.
— Па-ап?
— Чего тебе?
— Ты вообще… Самый смелый!
— Ну не самый…
— Самый-пресамый. У тебя та-акое лицо было… Джимми наверняка описался! Он трус.
— И давно ты там стояла?
— С после обеда.
— Два часа… В-выдра…
— А кто такая выдра?
— Это такая… крыса, только большая и мокрая.
— Ох… Пап?
— В ванную умываться марш.
— Иду-иду… Пап, а мы больше в школу не пойдем?
— В эту? Да ни за что на свете. Мы вообще уезжаем. Завтра.
— Ой! Нет!
— Как — нет? Мы же договорились?
— Да нет, просто завтра нельзя. Мы же должны столько дел сделать… К бабушке с дедушкой пойти, с мамой попрощаться, потом собрать всех кукол, все мои платья, мои драгоценности, мои рисунки, потом зайти к Глэдис, я ей обещала бусики отдать…
— Действительно, это я погорячился насчет завтра. Слушай, Эми, а как насчет того, чтобы завтра отправиться к дедушке с бабушкой, а я в это время соберу все твои вещи, все сложу в багажник, потом завезу Глэдис бусики…
— Нет, бусики я сама отдам, когда мы от бабушки поедем. Давай так. Я не против. Пап, а у нас есть еда?
— Ты голодная?
— Ну… понимаешь, она меня поставила в круг немножечко вместо обеда…
Джек издал глухое рычание и отправился на кухню — искать в доме хоть что-то из еды, пригодное пятилетней девочке…
Через неделю, за пару дней до Хеллоуина, все было готово к отъезду. Ничего из мебели Джек забирать не собирался, квартиру так и выставили на продажу вместе с обстановкой. Исключение составила комната Эми — детскую кроватку с балдахином, туалетный столик, трюмо, розовый пушистый ковер и все остальное великолепие Джек запаковал в контейнер для перевозок и отправил на почту. До Рождества все это доберется до Сайлент-Крик, а они с Эми поедут налегке.
Гай и Сюзанна Леруа на редкость тактично и мудро подготовили девочку к разлуке. Почти всю неделю они не расставались с внучкой, гуляли с ней, ходили в театр, а накануне отъезда втроем пошли на кладбище и положили на могилу Иветты букет белых лилий…
Джек пришел чуть позже и ждал в отдалении, почему-то стесняясь подойти к могиле своей юной жены. Старики Леруа и Эми стояли, склонив головы, и Сюзанна что-то негромко говорила внучке. Джек инстинктивно почувствовал себя в этот момент немного чужим…
Острая жалость к Иви пронзила его сердце — и ушла, оставив лишь легкий привкус грусти. Прощай, маленькая фея Иветта. Прости меня, Иви. Прости за то, что так и не смог дать тебе настоящую любовь…
Сухонькая ручка Сюзанны Леруа легла ему на плечо.
— Спасибо, Джек. Спасибо за все. За эту неделю. За ваше… молчание. Попрощайтесь с ней, мы будем ждать в машине.
Джек Браун проводил долгим взглядом эту троицу — сгорбившегося, постаревшего Гая, его всегда надменную, но сегодня удивительно тихую супругу и Эми, вцепившуюся тонкими пальчиками в руку деда и что-то торопливо ему рассказывающую на ходу…
Джек подошел к маленькой могиле, утопающей в цветах. Белый мраморный ангел сложил крылья, присел на самый угол мраморного надгробья… Хороший памятник. Простой, нежный, невесомый — как сама Иви.
Он коснулся пальцами щечки ангела.
— Прощай, девочка. Прости меня. Не волнуйся за Эми — я сделаю все, чтобы она была счастлива. Спи, Иви. Спи, маленькая…
Он торопливо достал из внутреннего кармана куртки слегка помятую, алую, как кровь, розу. Положил на середину мраморной плиты — и среди вороха белоснежных лилий и подвядших на морозе хризантем алое пятно показалось вспышкой пламени.
В этот момент облака на мгновение разошлись, в просвете плеснуло ослепительносиним, и на маленького белоснежного ангела упал один-единственный золотой луч солнца.
Джек вздохнул, чувствуя, как уходит из сердца тупая, ноющая боль, как расправляются плечи и становится легче дышать.
Иветта попрощалась с ним и отпустила.
Он повернулся и быстрыми шагами зашагал с холма. Сон закончен. Теперь надо прожить целую жизнь.
4
Снег шел всю ночь, а с утра выглянуло солнце, и теперь глазам было больно — так сверкало и горело все вокруг.
Рыжая лисица просквозила между деревьями, вдруг учуяла что-то, подняла голову, чутко замерла…
Нос лисицу обмануть не мог. Здесь совсем недавно прошли шесть лап. Две — человечьи, четыре — собачьи. Собачьи лапы видно, вот они — громадные, пахнут смертью, страхом, дымом и железом. Но человечьи… Загадка!
Во-первых, человечьих следов было НЕ ВИДНО, хотя они тут БЫЛИ. Во-вторых, они совершенно НЕ ПАХЛИ ЧЕЛОВЕКОМ, хотя и БЫЛИ ЧЕЛОВЕЧЬИ.
Лисица фыркнула и на всякий случай побежала совсем в другую сторону.
В В племени Черного Лося всегда рождались воины и охотники. В племени Бегущих Ручьёв — провидцы и колдуны. Когда молодой охотник из племени Черного Лося взял в жены девушку из Бегущих Ручьев, это никого не удивило — скоро родится еще один охотник, в крайнем случае — колдун. Девочка… ну, девочка тоже хорошо, девочки нужны в любом племени, ведь должен же кто-то рожать охотников, воинов,
